Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

1.5. Пример интерпретации учения Хайдеггера о времени

Приведем пример нашей интерпретации учения Хайдеггера о времени. Это сокращенный вариант, полное содержание которого приведено в [121]. Напонимаем, что текст, взятый из предыдущей книги [121], выделен шрифтом Courier New.

Время понимается  Хайдеггером «как  возможный   горизонт  любой   понятности  бытия». В его истолковании видится предварительная цель труда «Бытие и время». Хайдеггеровская предварительная цель для нас оказывается основной.
Он выделяет в заданной теме времени историческую компоненту, что достаточно традиционно со времен Гегеля и, особенно, Маркса. Делается это, однако, путем определенного, реконструирующего возврата к истокам греческой мысли. Здесь таковым оказываются труды Аристотеля. Эти разработанные начала берутся как фундаментальные:

«При  этом затронутый  вопрос  все-таки не первый попавшийся.  Он не давал передышки исследованию Платона и Аристотеля, чтобы,  правда,  с  тех  пор  и   заглохнуть  --   как  тематический  вопрос действительного разыскания. То,  чего достигли  эти двое, продержалось среди разнообразных  подтасовок и  "подрисовок" вплоть до "Логики" Гегеля» [295, § 1]. И еще: «Все   позднейшие   разборы  понятия   времени   в   принципе   держатся аристотелевской дефиниции» [там же, § 2].

Хайдеггер точно проводит линию онтологического превосходства истока. Вопрос лишь в том, насколько сам Аристотель в него попадал. Ведь исток определяется далеко не по чисто хронологически-линейному принципу – то, что раньше, то и вернее. Не случайно он подчеркивает - в принципе держатся. Но эта оговорка пока что мало нам помогает понять действительное отношение позиций Аристотеля и последующих мыслителей, поскольку здесь Хайдеггер допускает определенное «выпрямление» трактовок темы времени, ее нивелировку – то, что он неоднократно подчеркивал как существеннейший недостаток расхожей позиции.
Дело исторического разыскания, по видимости, резко упрощается. Ведь, понятное дело, ни «подтасовки», ни «подрисовки» сами по себе не интересны. Но последовать этому упрощению с самого начала было бы серьезной ошибкой. Упрощение должно родиться в тексте естественным образом, его нельзя взять из своей собственной смысловой среды и насильно пересадить в текущий контекст без содержательной деформации, ломающей, фактически, все тонкие структуры достигнутого Хайдеггером понимания. По этой причине мы не последуем сразу в приветливо раскрытую дверь хайдеггеровского вывода, а сами рассмотрим искомые «подрисовки» - быть может, они окажутся небесполезными.
Хайдеггера интересует, прежде всего, смысл бытия, в котором для него заключен пресловутый основной вопрос философии. В контексте поисков этого смысла появляется временность:

«Смыслом  бытия  сущего,  которое  мы   именуем  присутствием,  окажется временность» [там же, § 5].

Временность характеризует бытие как присутствие. Хайдеггер отталкивается от человекоразмерной компоненты, от экзистенциального основания, что выглядит совершенно обоснованно в свете заявленной темы смысла бытия. Хайдеггер движется сразу в направлении раскрытия экзистенции этого бытия, это значимая для него цель.
У Хайдеггера исходная точка зрения характеризуется термином онтически-онтологическое, которое трактуется как «условие  возможности  всех  онтологий». Такое условие дает представление о «фундаментальной  онтологии,  из  которой  могут возникать  все другие» [там же, §4], и его «надо искать в экзистенциальной аналитике присутствия»[там же].
Онтология, следовательно, выступает как скрытое действительное бытие бытия, такое, которое само должно быть спрошено – и не из себя, а из некой до-основы. Спрашивать обычным образом о самой до-основе нельзя.
Чтобы достичь «определенность доонтологического понимания бытия», требуется выполнение условия:

  «Только когда философски-исследующее  вопрошание само экзистентно взято  на себя как бытийная   возможность   конкретно  экзистирующего  присутствия,  существует возможность  размыкания экзистенциальности  экзистенции  и с ней возможность подступить   вплотную  к   удовлетворительно   фундированной  онтологической проблематике вообще» [там же, § 4].   Хайдеггер видит возможность «размыкания экзистенциальности экзистенции» и тогда вопрошание выходит на уяснение связности мира. Связная целостность осуществляется в преодоленной экзистенции и при этом начинает происходить само выявление мира. Мир при этом выявляется впервые как мир, а не простая повседневность. Таким образом, мир дан двояко: как повседневность и это его неподлинная форма, и как собственно мир, не поддающийся окончательному описанию. Различные ли это миры в том смысле, что между ними существует граница, требующая преодоления? Перехода от одного к другому? Ответ зависит от уяснения того, как происходит указанное размыкание экзистенции – соответственно этому рождается сознание мира, по сути монадное, либо  сознание повседневности с квази-монадной формой реализации. Размыкание возможно как кажущееся и действительное, этот аспект должен состояться:     «Временная  интерпретация  повседневного присутствия  будет  начинать со структур, в которых конституируется разомкнутость» [там же, § 67].   Как повседневность мир движется в привычной слепоте и инерции начального толчка, это мир чистой механики и однозначных детерминаций, школьного внешнего усвоения и окончательных, но временных истин – это мир пустой временности. Мир как мир всегда нов, он существует каждый раз впервые, на нем печать расцветающей юности и внутренней доброты,  разумности и доверия. Дальнейшее развертывание экзистенции человеческого мира мы пока остановим, дождавшись достижения необходимой устойчивости, требуемой для этой работы. Такая устойчивость дается продумыванием такого основания, которое здесь, собственно, до-основно, доонтологично.  Соответственно ответу по поводу размыкания происходит фиксация двух типов времени – мирового и повседневного: «…к самой временности принадлежит нечто такое как мировое время в строгом смысле экзистенциально-временной концепции мира. Как  это  возможно  и  почему  необходимо,  должно  быть доведено  до понятности. Тем самым общеизвестное "время",  "в котором" случается сущее, и заодно с тем внутривременность этого сущего получат прояснение. Обыденное,  располагающее   временем  присутствие  обнаруживает   время ближайшим образом при внутримирно встречающей подручности  и наличности. Так "постигаемое" время понимается им в  горизонте ближайшей  понятности  бытия, т.е.  тоже как  неким  образом  подручное.  Как  и  почему  дело  доходит до формирования  расхожей концепции  времени,  требует прояснения  из  временно фундированного  бытийного  устройства  озаботившегося временем  присутствия. Расхожее  понятие времени обязано своим происхождением нивелировке исходного времени» [там же, § 78].   Расхожее понятие времени есть время повседневности. Оно располагается в «горизонте ближайшей понятности», самом простом, говорящем о налично данном бытии как совокупности подручных средств. Нивелировка исходного времени мира до его расхожего толкования означает его сугубо абстрактное представление. Какое же? Абстрактно-количественное, прежде всего. Время есть сама процедура счета в таком понимании и ничего более. В такой нивелировке оно теряется как время мира и рождает соответствующего субъекта, сущность которого ему самому неизвестна. Расхожее толкование находит свое выражение не только в обыденных представлениях, но и в философском ракурсе мысли. Хайдеггер требует отграничения понятия времени как говорящего о понятности бытия от повседневной трактовки:  

«…потребна  исходная экспликация времени как горизонта понятности  бытия из временности как бытия понимающего бытие присутствия. В целости этой задачи лежит вместе требование отграничить добытое  так   понятие   времени   от   расхожего  понимания   времени, эксплицированного в толковании  времени,  как оно сложилось в традиционной   концепции  времени,  которая  сохраняется  от  Аристотеля  до Бергсона  и далее»[ там же, § 5].

  Философская мысль о времени оказывается, по Хайдеггеру, буквально пораженной повседневной формой (представления) бытия, так, что она длится, фактически, на протяжении всей западной традиции философствования – от Аристотеля до Бергсона и далее. Но отсюда не следует, что традиция толкования времени фатально развивала ошибочные представления и теперь должна быть исправлена.  Такой подход, держащийся в стороне от тенденции всякого рода «исправлений» , остается в ситуации действительного размыкания экзистенции и в нем возможно увидеть действительность, в том числе, и повседневной интерпретации:

«Тем самым  расхожей концепции  времени  возвращается  ее  самобытная  правота против   тезиса  Бергсона,   что   подразумеваемое  ею  время   есть   якобы пространство»  [там же, § 5].

Что из рассмотренного должно быть определенно и без колебаний увидено?
Что расхожее толкование времени не есть что-то неполноценное, но имеет собственную природу и основу, самобытную правоту  и как таковое совпадает с мировым временем. Но между ними лежит и тонкое различие. Его особенность в том, что оно, это различие, подвижно, возникает и исчезает, оно само временит. Такая временность принадлежит магическому процессу размыкания экзистенции и легко ускользает от научного анализа и инструментального использования.
Далее Хайдеггер ясно утверждает приоритетное значение темы времени для уяснения проблемы бытия:

«В верно увиденном и верно эксплицированном феномене времени укоренена центральная проблематика всей онтологии» [там же, § 5].

Дело с этих позиций определяется попаданием в это «верное» видение. Всякого рода правильность имеет онтологическую, подлинную укорененность и может быть отслежена, а не просто считаться тем или иным мнением. Правильность ведет свое начало от нулевой позиции сознания, где речь как раз становится самопонятной, но максимально удаленной от «здравого смысла».
Время обладает онтообразующей функцией, причем, отмечает Хайдеггер,

«"Время", а  именно  в горизонте расхожей понятности  времени, как бы "само собой" попало в эту  "само  собой разумеющуюся"  онтологическую функцию и до сего дня в ней продержалось» [там же, § 5].

Но удивления здесь быть не должно, поскольку естественность самого собой попадания вытекает из полной до-основности времени и является способом реализации  естественности в мире. Через время естественность присутствует в мире и служит синонимом его подлинности.
Зафиксируем положение об онтообразующем характере мирового времени:

«Это греческое  толкование бытия  ведется однако без всякого отчетливого знания о служащей ему при  этом путеводной нити, без принятия к сведению или тем  более понимания  фундаментальной  онтологической  функции  времени, без вглядывания  в  основание возможности  этой  функции.  Наоборот:  время само берется  как сущее среди другого  сущего, и делается попытка  его  же  в его бытийной   структуре   уловить    из    горизонта    бытийного    понимания, невыраженно-наивно ориентированного на время» [там же, § 6].

Здесь важно подчеркивание того, что путеводной нитью в толковании бытия служит принятие и раскрытие онтологической функции времени, имеющей фундаментальный характер. Разумеется, всякого рода абстрактно-количественные трактовки времени (и пространства) никоим образом не выражают суть этого положения и не в состоянии выполнять эту функцию. Точнее, они ее, все же, выполняют, но реализуют при этом именно кажущееся экзистенциальное размыкание, рождая квази-монадное сознание индивида.
Особое внимание Хайдеггер уделяет Аристотелю, чей вклад оказывается исключительным – в соответствии с приведенным выше, в начале, тезиса Хайдеггера о самопонятности и исходности бытийного устройства:

    «Трактат   Аристотеля   о   времени   есть  первая   дошедшая  до   нас, прорабатывающая  интерпретация этого феномена.  Ею сущностно определено  все последующее  осмысление  времени  -  до Бергсона  включительно.  Из  анализа аристотелевского  понятия  времени  становится  вместе  с тем ретроспективно ясно, что  осмысление  времени у  Канта  движется  в выявленных  Аристотелем структурах, и этим  сказано, что онтологическая основоориентация Канта – при всех отличиях нового спрашивания - остается греческой» [там же, § 6].

Здесь имеется в виду трактат «Физика».  Но вот Хайдеггер заявляет, что «можно показать,  что понятие времени у Гегеля  даже  прямо почерпнуто  из "Физики" Аристотеля»[там же, §82]. Однако так считать нельзя даже при самых мягких вариациях смысла слов «понятие» и «прямо». Здесь точнее было бы сказать, что Гегель завершает рациональную прорисовку горизонта времени, делая его максимально конкретным, настолько конкретным, чтобы в его границах феномен был определен без размывания его смысла и с надежным удержанием собственного значения. Гегель ведь никоим образом не переписывает Аристотеля, он не может просто почерпнуть некое содержание и на этом успокоиться. Гегель берет начальную точку и основательно дорабатывает ее в соответствии со своим диалектическим методом. Правда, Хайдеггер-то не диалектик! Он феноменолог, - на период написания «Бытия и времени», движется «к самим вещам» . Отсюда возможно и некоторое размежевание между ними.
Что берет Хайдеггер из Гегеля в отношении времени? Нас ведь сейчас интересует именно его позиция.

«Точка "раздвигается" в  отношении всех других точек. Это отрицание отрицания как точечности есть по Гегелю время. Адекватнейшее  выражение  гегелевской концепции  времени  лежит  поэтому  в  определении   времени  как  отрицания отрицания (т.е. точечности). Здесь последовательность теперь в предельнейшем смысле   формализована   и   беспримерно  нивелирована.   Только   из   этой формально-диалектической     концепции     времени     Гегель    может    вывести взаимосвязь между временем и духом. Из приоритета нивелированного теперь делается  ясно, что и  гегелевское концептуальное  определение  времени тоже следует линии расхожей  понятности времени  и,  значит,  вместе с  тем традиционной  концепции  времени» [там же, § 82].

Хайдеггер берет у Гегеля ту сторону, которая отвечает тематике экзистенциальной аналитики временности. С этих позиций время суть отрицание отрицания – преодолевающее и неостановимое движение в сфере духа. Конечно, в таком ракурсе на первый план выходит момент нивелировки, который следует из завершения рациональности у Гегеля и он становится препятствием для включения времени в экзистенцию. Гегель делает и новый, все же, шаг:

     «В формировании расхожей концепции  времени  кажет  себя  примечательное колебание, следует ли  усваивать  времени "субъективный"  или  "объективный" характер…  В интерпретации времени Гегелем обе возможности  приведены  к  известному  снятию.  Гегель  пытается  определить взаимосвязь  между  временем" и  "духом",  чтобы сделать  отсюда  понятным, почему дух как история  "проваливается во  время"[ там же, § 78].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

М образом
Это философско-умозрительное мышление или
Пример интерпретации учения хайдеггера о времениприведем пример нашей интерпретации учения хайдеггера о времени

  есть  ближайший  феноменальный  аспект временности

сайт копирайтеров Евгений