<<<     ΛΛΛ     >>>   

Дадим характеристику объектов, предстающих пониманию:

а) формализуемый (математический, в первую очередь, вообще - теоретический);
в) неформализуемый (все прочие, включая простое описание).

а) локальная (по отношению к человеку) – внутренняя (понять себя личностно, ситуация-размышление);
в) общая (коллективная, социальная, субъективная) – внешняя (понять себя в мире, межличностных отношениях, ситуация-отношение, общение);
с) всеобщая (история);
d) универсальная (осознание себя во всех видах ситуаций, в истории, природе, социуме, общении, в духе).

а) культуры;
в) цивилизации;
с) природы.

Всё существующее, таким образом, способно предстать в сфере понимания, но не всё будет охвачено ею. Понимание, таким образом, не исчерпывает практику осознания.
Полное понимание претендует на исчерпанность содержания объекта. Следует подумать о том, что мы только что сказали, в таком аспекте: что есть содержание и в каком отношении оно находится к пониманию? Есть ли содержание само по себе или же оно является результатом гносеологического взаимодействия познающего субъекта и предмета знания? Не уяснив отчетливо сущность содержания, как возможно раскрытие феномена понимания?
Обыденное словоупотребление рассматривает содержание чего-либо попросту как содержимое, находящееся как бы внутри внешне воспринимаемой формы. Содержание феномена – это, как кажется, его «все», ибо о чем можно говорить, рассматривая данное явление, как не о его содержании?
Содержание есть форма, в которой объект раскрывается познающему субъекту. Объект подает себя, представляет в этой форме, которая удостоверяет его как таковой. Отсюда то внимание к форме, свойственное вообще глубокой философии. Самораскрывающаяся форма предмета предстает как его содержание.
Предмет, явление природы осмысливается с точки зрения его сущности, составляющей необходимое предмета, единственно значимое в нем с точки зрения познания. Значимое оказывается сущностным, необходимым аспектом в предмете. Сущность, однако, не несет в себе содержание объективированного природного бытия. Содержанием здесь является простое внешнее описание явления, составляющее операцию его именования. Сущность и содержание в природном существовании разобщены, содержание реализуется во внешних проявлениях, во внешней форме, которая может быть описана, а сущность представлена в объяснении, истолковании, она добавляется к внешнему описанию. Внешнее в природе не противостоит внутреннему аспекту, поскольку последний, хотя и находится вне данного явления, однако остается принадлежать природе. Природа объяснима из самой себя, она самодостаточна в семантическом отношении.
Несовпадение в природных объектах сущности и содержания дает основу для их причинно-следственного описания. Причинно-следственные отношения, доминирующие в научном исследовании, их структура есть результат метафизического вписывания в окружающий мир парадигмальной установки, задающей границы объектов, составляющих мир природного бытия.
Есть производная от слова «содержание» - это содержательность. Содержательность противоположна внешней и несущественной форме, но непосредственное отношение имеет только к текстам и рассуждениям, к остальному материалу – отношение косвенное, содержательность возникает при его трактовке.
Содержание объекта любого типа, прежде всего, фиксирует, «держит» этот объект в его границах, устанавливаемых при непосредственном участии познающего субъекта. Таким образом, содержание выступает не как «содержимое», находящееся где-то «внутри» внешней формы, а является самой этой внешне-фиксирующей формой, но не поверхностно-внешней и несущественной, а именно держащей в себе все бытие объекта.
В процессе понимания субъект начинает с содержания, но не останавливается на его уяснении, на фактически данном, а переходит к его интерпретации, осознанию. Собственно понимание улавливает именно содержание, здесь оно достигает всей полноты и законченности своего выражения. Однако содержание как самораскрывающаяся форма предмета есть всегда в буквальном смысле видимость.
Видимость образует собственную истину повседневности, но, поскольку она говорит о видимости, выдающей себя за иное, то эта истина постоянно принимается за не-истину. Обнаружив не-истину, субъект стремится уйти от нее к истине, но, как и следовало ожидать, действует ложным образом, и над ним, над его тщетными усилиями история смеется , своей иронией пытаясь изменить его сознание, настроить его более продуктивно. То, что она – в виде текущих обстоятельств - ему предлагает, является подсказкой, и надо изощрять свой слух, чтобы ее услышать. Созерцательное, далекое от «насущных» вопросов обустройства быта рассуждение, есть такая практика по утончению качеств сознания. В дальнейшем она скажется и на этом обустройстве, и на всем качестве жизни, сняв одни вопросы как мнимые, другие переформулировав более четко, поставив новые третьи. Мирское существование ориентирует субъекта на «понимание», и  только. «Ты меня понимаешь?» - сакраментальный вопрос бытовых отношений. Но понимание только выделяет предмет без учета фона, в то время как осознание усматривает и фон, начиная нивелировать предмет в него, вписывать все более полно, и видя, таким образом, предмет конкретно, в действительном богатстве всех его связей и отношений.

Характерная черта современного человека – его рациональность. Не определяя пока саму рациональность, тем не менее, можно утверждать, принимая это положение в качестве постулата: современный человек рационален. Что значит – современный? Пояснив это, мы определеннее и конкретнее отнесемся и к его искомой характеристике. Обе они, таким образом, взаимосвязаны и в перспективе их предполагаемое единство, усиленное до прямой тождественности, выглядит началом философской темы связи времени человека и его мышления.
Наш вопрос звучит о современности, таково начало понимания времени человека.
Утверждение простого совпадения с календарным временем, безлично и равномерно текущей хронологией для понимания современности как специфически особенного содержания нам, по-видимому, мало что дает. Это буквальное прочтение слишком формально, оно не выделяет в общем содержании переживаемого настоящего, длящейся эпохи собственно «современное», не отличает его от «несовременного» или «несвоевременного». Одного пребывания в настоящем мало, термин «современность» излишен, если бы все сводилось к налично данному: все реально существующее и было бы современным.
Современный, по своей точной сути, – отвечающий на вызов времени, не прячущийся в прошлом, в воспоминаниях и не ускользающий в мечтаниях в будущее. Современное выражает существенное времени, оно – уместное, ко времени, следовательно, и зависящее, на первый взгляд, от него, т.е., в конечном итоге, суть врeменное. Но как сугубо временное оно нас не могло бы заинтересовать, ничего, кроме случайности и произвола там бы не оказалось. Однако современное не есть случайное, оно, как сказано, существенно. Существенное времени находится за его пределами, оно вечно и универсально-неизменно: во времени нет времени (временности). Современность, следовательно, также универсальна, она вне текущей хронологии.
Вызов времени определяется не внешними преходящими и изменчивыми факторами, он несет в себе постоянное ядро фактически одних и тех же требований к субъекту, оказывая на него, тем самым, постоянное экзистенциальное «давление». Коль скоро субъект воспринимает нечто как вызов, от которого он не вправе уклониться без потери своей основательности, мы характеризуем это нечто как собственную природу субъекта, которая хочет в нем открыться и реализоваться. Экзистенция времени (экзистенциальное время) выражает человечность, для субъекта пока скрытую.
Современность может быть понята как достижение полноты времени в каждое переживаемое и проживаемое мгновение, это удерживаемая и сосредоточенная бытийность.
Современное, таким образом, есть то, что преодолевает разорванность физического времени, его абстрактность, мнимость и беспредметность, преобразует отвлеченную физическую хронологию во время экзистенциальное и конкретное. Полнота времени (бытия) понимается как состояние субъекта, удерживающего свою цель в «сейчас». Полнота бытия обеспечивается постоянным присутствием цели как уже достигнутой, осознанием того, что все выполнено и совершено, поскольку нет иного времени, кроме момента настоящего. Цель и «сейчас» необходимо совпадают, так рождается реальное экзистенциальное время. Оно  никуда не торопит субъекта, но требует от него полного осознания, которое само является самым действенным побудительным мотивом и стимулом.
Выпасть из своего времени – значит увлечься внешней, природной, вещной стороной бытия, стать частичным. Частичность восполняет принципиальную абстрактность обращением к другим частностям и так без конца – суммированием и увеличением себя она хочет достичь цельности существования.
Укорененность цели в «сейчас» означает отсутствие «расстояния» до нее, которое в физическом времени образует пустоту и дискретность пребывающего: ожидание достижения обусловливает неполноту имеющегося. Пока индивид ждет, он находится в нетерпении и не воспринимает должным образом окружающее, он в какой-то степени лихорадочен и, следовательно, до конца не объективен. То, что есть – для него недостаточно, цель еще не достигнута и бытие не обрело своего завершения.
Имея в виду это сущностное содержание термина «современный», следует так рассмотреть рациональное мышление, чтобы в нем также можно было выделить продуктивно-универсальную компоненту, отделив ее как от узко понятой рациональности, от исторически конкретной и частной формы ее воплощения, так и от своей внешней видимости, которая универсальна, но непродуктивна.
Если современное представлено универсальной вневременной совокупностью требований (их основная черта – требование к индивиду быть), то эта ситуация должна быть человеком осознана. Вне осознанности бытие человека не присутствует для него. Речь идет о человеке не вообще, а относящемся к европейской культуре (или культуре европейского типа). Он не может просто действовать, опираясь исключительно на традицию. Ему необходимо осмыслить свое положение в социуме и принять самостоятельное и ответственное решение по поводу мотивов, целей, условий предпринимаемой деятельности, сделать выбор. Выбор предполагает сомнение и колебание, субъект не уверен с самого начала, что ему стoит предпочесть.

Современность присуща западной традиции, именно европеец может быть или не быть современным. Но вот что характерно: современность есть, в конечном итоге, определенная выключенность из времени. Но восточные традиционные общества также осуществляют такую выключенность и, следовательно, вырабатывают собственную трактовку того, что значит быть.

3.2. Какого рода рациональность характеризует современную эпоху?

Рациональность есть мышление в своей стихии. Когда мышление происходит, оно рационально. Это свободное и определяемое только собой, т.е. самостоятельно выработанным (или принятым) основанием, которое в своей свободе оказывается не чем иным как пониманием. Насколько адекватно мышление определяет свою самостоятельность, настолько оно последовательно и основательно в формулировке и развертывании своих положений, в проясненности и отчетливости используемых понятий с непрерывно прослеживаемой логикой рассуждений, становящейся логикой разумных вопросов и ясных, по крайней мере, для автора, ответов.
Вся история рациональности, вся философия есть поиск человеком несомненной реальности, которая обладала бы качеством безусловной очевидности. Поскольку искомая очевидность должна быть пропущена через сознание, то последнее работает над собой, становясь самосознанием и открывая для себя все более  глубокую и новую очевидность. Но достоверность (реальность) может быть дана и внешним образом, без всяких поисков и ей остается, в таком случае, только соответствовать. Последний случай мы не берем в рассмотрение, он – вне самостоятельной осознанности, он остается в чувственности.

Исторически рацио формируется с возникновением расчета. Однако не каждый расчет может быть вполне  (т.е. осознанно) рационален. Например, первобытные охотники, загоняющие животное в заготовленную ловушку, действуют, несомненно, с расчетом, но эта расчетливость еще целиком из природного мира – стая волков также ведет преследование в оптимальном режиме, адаптируя общую программу преследования к условиям местности, времени года, характеру загоняемого животного. Все это не может быть записано в биокоде.
Для человека рациональность уходит, мало-помалу, с внешнего уровня упорядоченно-практических действий (это еще уровень своего рода природной рациональности) и начинает формироваться в области непредметной и не связанной прямо с вопросами непосредственного биологического выживания. Человеческая рациональность становится опосредованной и внешне может казаться не всегда понятной. Но это только потому, что она перестала быть только внешней и поэтому может выглядеть не рационально.
Подлинная рациональность аналитична (в смысле Лейбница). Начало человеческой рациональности лежит в уясняемой справедливости распределения – продуктов, деятельности, привилегий etc. Распределение вообще есть область рацио, в материальном мире его основой является, как сказано, справедливость, а в идеальном, когда происходит распределение знаков и символов, основой является логичность.
Логичность выступает своего рода формой справедливости. Это провозвестие того, что справедливым будет утверждение о подчиненности физического времени экзистенциальному как абстрактного конкретному. Справедливость здесь  становится синонимом истинности. Она есть такой изначальный и непререкаемый фактор, апелляция к которому способна поколебать любое человеческое установление. Нечто может быть истинным, правильным, необходимым – но представляться несправедливым и это заставит усомниться в его декларируемой истинности и необходимости. Справедливость в высшей степени тавтологична, адекватна и соответственна: за заслуги или нарушения установленных норм следует соответственное воздаяние (во всяком случае, должно следовать).
Земным, посюсторонним носителем справедливости, как она понимается самим существующим индивидом, исходя из его собственных представлений, и которой он способен дать самостоятельную оценку, является торговля. Именно торговле, процессу эквивалентного обмена товаров и услуг присущ тот плодотворный тип расчетливости, на базе которого возникнет и будет функционировать самоопределяющееся мышление. Эквивалентный обмен рождает понятие равного, равенство (совпадение, единство) и есть собственная мера (условие) мышления. Субъект остается при этом в рамках тавтологии, перераспределения наличного материала и это является кардинальным условием его устойчивости и силы.

Почему так? В перераспределении субъект способен стать созерцающим и отстраненным, самодостаточным, по отношению к которому творчески-деятельное отношение выглядит, в целом, подчиненным, рождая ощущение недостаточности имеющегося. Созерцающий индивид уподобляется всей бесконечной Природе, ни в чем внешнем не нуждающейся для своего функционирования .

У патриархального человека, живущего в устоявшемся укладе, расчет отсутствует. Он живет циклично, по традиционной схеме, повторяя принятые устойчивые модели поведения и реакции на внешние обстоятельства, которые также повторяются. Такой человек не рационален, он еще не субъект деятельности, но он и не иррационален. Он вообще пока не входит в пространство мысли. Он находится вне собственно мышления как процесса незавершаемого понимания, живя по привитым социальным и традиционалистским инстинктам. Заботы его повседневны и обыденны, он – в круге фиксированных обязанностей и полностью ими определен. Рациональность его (мышление) проявляется в акте тотального самоустранения , веры и необсуждаемого принятия собственной обусловленности кругом хозяйственно-воспитательных забот. Ему все известно и понятно, его рациональность завершена и пройдена, мир его полностью предсказуем и объясним.
Именно к такой абсолютной ясности стремится рациональное познание, конструируя замкнутые объяснительные циклы. Одновременно и сама рациональность есть такая непрерывная понимающая замкнутость.
Какого рода рациональность характеризует нынешнюю эпоху? Исчисляющая, рассчитывающая, техническая, программирующая. Что в ней общего с любой формой рацио? Стремление к эффективности, к достижению цели наиболее коротким путем. Стремление действовать эффективно, с минимальными затратами достигая максимальный результат, мы оцениваем как рациональность действия, выступающая здесь как экономность усилий. Где человек хочет строить свою деятельность результативно (на охоте, в процессе труда, в общении с богами etc) -  он утверждает рациональность.
Но… она же его и подводит! Желание достичь цели непременно, осознание, что цель находится вне его обладания, влечет забвение самого себя, беспокойство и неустойчивость, внутреннюю неудовлетворенность и раздвоенность, укорененность в эмпирическом времени с постоянно ускользающим основанием.
Замкнутость понимающего мышления обусловливает уяснение некоторой целостности объясняемого содержания, которую само же и производит. Здесь может быть проведена аналогия с замкнутой линией на плоскости, очерчивающей контуры фигуры и создающей, тем самым, целостный геометрический объект.
Целостность предполагает самодостаточность данного содержания, не нуждающегося для своего объяснения и существования ни в чем ином, а это и есть самозамкнутость. Такой подход изначально тяготеет к универсальному охвату всего сущего, для чего требуется задать общие условия вообще любого понимания.

Формирующееся древнегреческое мышление начинает с утверждения понятия субстанции как первоосновы всего наблюдаемого и мыслимого многообразия, обладающей и функциями управления, и регуляции всего мирового круговорота. Вместе с тем, наличие субстанциального начала есть условие самог? последовательного мышления. Мировое движение происходит циклично, все сущее вовлечено в этот повторяющейся процесс и в силу утверждаемой связности становится рационально, само из себя, понятым. Эта философская рациональность совпадает с философской теологией, представлением о внеличностном Боге (у Аристотеля трактуемом как Ум) . Мышление обнаруживает условия своей реализации, своей действенности – оно должно быть связным и последовательным, хотя эти связность и последовательность не всегда могут лежать на легко видимой поверхности. Таким образом, самоопределяющееся мышление очерчивает плоскость своего развертывания в бесконечных пространствах Универсума, фиксируя границы человеческого бытия.
Но рациональность стремится не только к исчерпывающе ясному пониманию для себя, но и требует точной выговариваемости этого понимания. Данный принцип (требование доведения понимания до фиксации его в адекватном тексте) является аналогом естественнонаучного методологического принципа, связывающего продуктивность любого концептуально-теоретического построения с возможностью изложения (трактовки) его результатов на языке наблюдений, т.е. с их описанием в эмпирически фиксируемой действительности. Понятое и ясно высказанное (ясность не тождественна очевидности и внешне может быть сколь угодно сложной) определяет мир человеческого присутствия, а поскольку этот процесс реализуется в соответствующем языке, то язык, в конечном счете, формирует онтологию нашего мира, само бытие.

По известному определению М. Хайдеггера «язык есть дом бытия». За его пределами, в невообразимой безбрежности истинствует не-сущее, которое не поддается ни объяснению, ни пониманию или представлению. Все эти способы уяснения существуют в сфере бытия, они просто существуют. Не существующее ускользает из всех ловушек бытия, не-сущее бесформенно, оно – никакое. Не-сущее присутствует, но не достигается пониманием. Оно невыразимо, поскольку присутствует вне языка. Не-сущее есть то, что ускользает от охвата существующими способами познания. Не-сущее, таким образом, в своей бесформенности, текучести и неопределенности свободно и наоборот – то, что поистине свободно, становится не-сущим.

Эффективность в широком смысле (экономность, минимум энергетических затрат) существует и на уровне физической формы движения. В теоретической механике и оптике (прослеживается оптико-механическая аналогия) сформулирован принцип наименьшего действия. Согласно ему, реальное движение системы между двумя ее состояниями отличается тем, что действие (определенный физический параметр) при этом экстремально (минимально).

В греческом неоплатонизме мы встречаем разработанную иерархию космических состояний Ума, высшую ступень в которой занимает именно созерцающий Ум.

Самоустранение здесь выполняется стихийно и неосознанно, индивид традиционной культуры еще не открыл себя и, по большому счету, ему не от чего отстраняться. Но внешне его поведение выглядит именно как устранение своей личности.

Спиноза говорит: «Бог…- первая причина всех вещей, а также причина самого себя – познается из самого себя». Предположить нечто, а потом удостовериться в этом, есть, во-первых, акт веры, а  во-вторых, действие рационализма: в своем существе вера и разум оказываются тождественны.

3.3. Необходимость не-сущего. Объективация. Схоластичность. Вопрос из Ничто: теневая диалектика. Диалектика. Свобода. Повседневность

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Возникает при ограничении понимания только уяснением генезиса явления
Помимо этих отношений человека нет


Слову можно поставить в соответствие некоторую функцию значений