<<<     ΛΛΛ     >>>   

Суит („New English Grammar“, § 1) пишет : From the theoretical point of view grammar is the science of languag e. By „language“ we understand languages in general, as opposed to one or more special languages. Инте­ресно сопоставить данный способ выражения со способом выражения таких же двух понятий во французском языке, где употребляются два различных слова: Le langage et les langues (например, Vendrye s, Le langage, 273).

Норв., цит. у Вестерна ( Wester n, Norsk Riksmеls-grammatikk, Kristiania, 1921, 451): En blir lei hverandre, naar en gaar to mennesker og ser ikke andre dag ut og dag ind.

См . Cun y, Le nombre duel en grec, Paris, 1906; Brugman n, Grundri? der vergleichenden Grammatik, изд . 2- е , Stra?burg, 1897, II, 2. 449 и сл .; М eille t, Apercu d'une histoire de la langue grecque, Paris, 1913, 189. 226. 303; Wackernage l, Vorlesungen uber Syntax, Basel, 1920, I, 73 и сл . Очень инте­ресная статья Готио в Festschrift Vilh. Thomsen, стр. 127 и сл.; он сравнивает двойственное число в индоевропейских и угро-финских языках.

Другим примером расширения сферы двойственного числа является упо­требление его в сочетании с такими числами, как 52; ср. „Одиссею“, 8. 35: kouro de duo kai pente konta „Сыновей же пятьдесят два“ (также в стихе 48 той же песни; аттракция).

В эсперанто одна и та же форма глагола употребляется независимо от числа подлежащего (mi amas, ni amas), а прилагательные имеют особые формы (la bona amiko, la bonai amikoj), в то время как артикль (в этом непоследова­тельность) остается неизменным. В этом отношении идо, напротив, строго ло­гичен (la bona amiki).

В них понятие субъекта (как это часто бывает в индоевропейских язы­ках) остается невыраженным, кроме как в форме глагола; указание на субъект формой множественного числа глагола, конечно, не является таким излишним, как в случае раздельного обозначения субъекта и действия: ср., например, лат. amamus Lњliam, amant Lњliam „любим Л.“, „любят Л.“. Случаем особого рода является ит. Furono soli con la ragazza „Он был один с девушкой“ (= Egli е lа ragazza furono soli, Egli fu solo con la ragazza). Примеры из французского, немецкого, славянских, албанского и др. языков см. у Meyer-Lьbk е, Einfьhrung, 88; Delbrьc k, Syntax, 3. 255. Встречается также аналогичное упо­требление формы множественного числа в предикативе: англ. Come, Joseph, be friends with Miss Sharp, дат . Ham er jeg gode venner med.

Сюда относится и глагол quarrel „ссориться“, так как понятие ссоры предполагает, по крайней мере, два лица; и если в этом случае мы находим форму единственного числа, например в предложении I quarrel with him „Я ссорюсь с ним“, этот случай надо рассматривать вместе с примерами, при­веденными на стр. 100, 221, 242.

См. характеристику имперфекта, стр. 323.

В Оксфордском словаре дается следующее определение „лица“ в грамматическом смысле: „Каждый из трех разрядов личных местоимений и каждое из соответствующих различий у глагола, обозначающее или указывающее соответственно на лицо говорящее (первое лицо), на лицо, к которому обращена речь (второе лицо), и на лицо, о котором говорят (третье лицо)...“ Однако, хотя это определение встречается в других хороших словарях и в большинстве грамматик, оно явно ошибочно. Ведь когда я говорю „Я болен“ или „Вы должны идти“, лица, о которых я говорю, несомненно — „я“ и „вы“. Таким образом, подлинное противопоставление будет следующее: (1) лицо говорящее, (2) лицо, к которому обращена речь, и (3) лицо, которое не является ни говорящим, ни адресатом речи. В первом лице говорят о себе, во втором — о лице, к которому обращена речь, а в третьем — о том, кто не является ни тем, ни другим.

Далее необходимо помнить, что при таком употреблении слово „лицо“, определяемое одним из первых трех порядковых числительных, означает нечто совсем иное, чем лицо в обычном смысле: „человек, разумное существо“. В предложениях „Лошадь бежит“, „Солнце светит“ мы имеем дело с третьим лицом, а если в басне лошадь говорит „я бегу“ или солнце говорит „я свечу“, то в обоих предложениях мы находим первое лицо. Такое употребление термина „лицо“ восходит еще к латинской грамматике и далее к греческой (prosopon) и является одним из тех больших неудобств традиционной грамматической терминологии, которые слишком прочно укоренились, чтобы их можно было изменить, каким бы странным ни представлялось неискушенному человеку положение о том, что „безличные глаголы“ всегда имеют форму „третьего лица“: pluit, it rains и т. п. Некоторые авторы возражали против включения местоимения it в систему личных местоимений, однако это включение оправдано, если вкладывать в термин „личное местоимение“ значение „местоимение, обозначающее лицо“, в том смысле, о котором шла речь выше. Но когда мы говорим о различии между двумя вопросительными местоимениями кто и что, из которых первое обозначает лицо, а второе все, что не есть лицо, мы склонны назвать местоимение кто личным местоимением, что было бы, безусловно, очень неудобно.

Из определения первого лица, естественно, вытекает следствие, что первое лицо, строго говоря, встречается только в единственном числе .

В одной из предшествующих глав (стр. 220 и сл.)уже указывалось, что так называемое первое лицо множественного числа „мы“ в действительности представляет собой „я + одно или несколько других лиц“; в некоторых работах, посвященных языкам американских индейцев, для обозначения „мы“ очень удачно употребляются знаки 1/2 и 1/3, которые показывают, что в этой форме к „я“ добавляется второе или третье лицо.

В качестве курьеза, имеющего отношение к рассматриваемой проблеме, можно привести следующее предложение, иллюстрирующее эмоциональную окраску трех лиц: «У Раскина народ всегда „вы“; у Карлейля он отодвигается еще дальше и становится „они“, но у Морриса народ всегда „мы“» (в книге Bruce Glacier, „William Morris“).

Во многих языках различие между тремя лицами проявляется не только у местоимений, но и у глаголов, например, в латыни (amo, amas, amat), в итальянском, древнееврейском, финском и др. языках. В этих языках во многих предложениях нет особого указания на подлежащее; вначале предложения типа ego amo, tu amas ограничивались лишь такими случаями, где было необходимо или желательно особо выделить „я“ или „ты“. С течением времени, однако, стало все более и более обычным добавлять местоимения даже тогда, когда не имелось в виду особо подчеркнуть их, а это, в свою очередь, создало условия для постепенного ослабления звуков в личных окончаниях глаголов и поэтому личные окончания для правильного понимания предложения становились все более и более излишними. Так, во французском языке j'aime, tu aimes, il aime, je veux, tu veux, il veut, je vis, tu vis, il vit звучат одинаково. В английском языке мы находим одну и ту же форму в случаях I can, you can, he can, I saw, you saw, he saw и даже во множественном числе: we can, you can, they can, we saw, you saw, they saw — фонетические изменения и замена по аналогии шли рука об руку и привели к ликвидации прежних различий. Эти различия, однако, полностью не исчезли: их остатки проявляются во франц. j'ai, tu as, il a, nous avons, vous avez, ils ont и в англ. I go, he goes и у других глаголов в форме 3-го лица единственного числа настоящего времени. В датском языке исчезли и эти различия: jeg ser, du ser, han ser, vi ser, I ser, de ser; и так у всех глаголов во всех временах — совсем как в китайском и в некоторых других языках. Подобное состояние языка следует рассматривать как идеальное или логичное, поскольку различия по праву принадлежат первичному понятию, и нет никакой необходимости повторять их во вторичных словах.

В английском языке возникло новое различие между лицами во вспомогательных глаголах, которые употребляются для выражения будущности (I shall go, you will go, he will go) и для выражения обусловленной нереальности (I should go, you would go, he would go).

Повелительное наклонение (и, можно добавить, звательный падеж) всегда, по существу, стоит во 2-м лице, даже в таких предложениях, как Oh, please, someone go in and tell her или Go one and call the lew into the court (Шекспир), и особенно в предложениях типа And bring out my hat, somebody, will you (Диккенс), где 2-е лицо специально выражено в добавленном предложении. В английском языке форма глагола не указывает на то, какое лицо имеется в виду, но в других языках существует 3-е лицо повелительного наклонения. Здесь наблюдается конфликт между грамматическим 3-м лицом и понятийным 2-м лицом. Иногда, однако, последнее преобладает даже формально, например, в гр. sigan nun hapas ekhe sigan, где ekhe (2-е лицо), по мнению Вакернагеля ( Wackernage l, Vorlesungen ьber Syntax, Basel, 1920, 106), употреблено вместо ekheto (3-го лица): „Каждый пусть хранит молчание“. Там, где в повелительном наклонении мы находим 1-е лицо множественного числа, как ит. diamo, франц. donnons, это 1-е лицо по существу имеет значение „дай ты, и я тоже дам“, так что повелительное наклонение здесь, как и везде, относится ко 2-му лицу. В английском языке прежнее give we было заменено оборотом let us give (как в датском и в некоторой степени также в немецком); здесь let, конечно, и с грамматической и с понятийной точек зрения представляет собой 2-е лицо, а 1-е лицо множественного числа проявляется лишь в зависимом нексусе — us give.

Наречием места, соответствующим 1-му лицу, является here „здесь“. Если же для обозначения „не-здесь“ есть два наречия, как в северных английских диалектах — there и yonder (yon, yond), то в таком случае можно сказать, что there „там“ соответствует 2-му лицу, a yonder „за пределами“ — 3-му лицу ; однако нередко находим только одно наречие, выражающее оба понятия — в частности, в литературном английском языке, где yonder является устаревшим. Связь между первым лицом и „здесь“ можно обнаружить в итальянском языке, где наречие ci „здесь“ широко употребляется в качестве местоимения 1-го лица множественного числа в косвенных падежах вместо ni „нас“. В немецком языке мы находим два наречия движения: hin для обозначения направления от говорящего и her — направления к говорящему.

Банг в своей брошюре „Урало-алтайские языки“ (W. Ban g, Les langues ouralo-altaпques, Bruxelles, 1893) считает неоспоримым, что человеческий разум имел представление о „здесь“ и „там“ раньше, чем он выработал понятия „я“ и „ты“. Поэтому он устанавливает два разряда местоименных элементов: первый — для понятий „здесь“, „я“, „сейчас“ (элементы, начинающиеся с m-, n-), второй — для понятий „не-я“, „там“ (элементы, начинающиеся с t-, d-, s-, n-). Последний разряд в свою очередь подразделяется на два подразряда:

„a) la personne la plus rapprochee, la, toi, naguere, tout a l'heure,
b) la personne la plus eloignee, la-has, lui, autrefois, plus tard“.

Это любопытная точка зрения, почему я и упомянул о ней, но вообще в данной книге я воздерживаюсь от рассуждений о первоначальном состоянии грамматического строя и о происхождении грамматических элементов.

ОБЩЕЕ И РОДОВОЕ ЛИЦО

Выше мы уже пришли к тому выводу (см. стр. 228), что в некоторых случаях было бы очень удобно иметь специальную форму для „общего числа“; точно таким же образом ощущается необходимость и в форме „общего лица“. Как уже указывалось, именно таким случаем является местоимение „мы“, поскольку оно означает „я и ты“ или „я и кто-то другой“, а также местоимение множественного числа „вы“, означающее „ты и кто-то другой“, благодаря чему происходит объединение 2-го и 3-го лица. Однако это не покрывает тех случаев, когда два лица не соединяются союзом „и“, а разъединяются, например при помощи „разделительного союза“. В таких случаях в языках, которые различают лица в глаголе, возникают значительные трудности: ср. Either you or I are (или am или is?) wrong „Или ты или я неправ“; см. также примеры, приведенные в моей книге „Language“, стр. 335 и сл. Обратите внимание и на употребление местоимения our „наш“ в предложении Clive and I went each to our habitation. ( Теккере й, Ньюкомы, 297), где можно было бы сказать „...each to his home“ и где в датском языке, безусловно, было бы употреблено возвратное местоимение 3-го лица: С. og jeg gik hver til sit hjem (cp. vi tog hver sin hat); в подобном случае форма общего лица была бы более логичной.

Вакернагель („Vorlesungen ьber Syntax“, Basel, 1920, 107) упоминает любопытный случай, где трудность была бы разрешена, если бы была употреблена форма общего лица: Uter meruistis culpam? „Кто из вас двоих заслужил порицания?“ (Плавт); uter требует 3-го лица единственного числа, но глагол ставится во 2-м лице множественного числа, поскольку речь обращена к двум лицам.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Предложения
В3 воспринимается как противоположное по отношению к b1
Система построения таких грамматик
Называемые обычно подчиненными предложениями