<<<     ΛΛΛ     >>>   

  Лексический окказионализм черноречивое (молчание), созданный сложно-суффиксальным способом по образцу прилагательного “красноречивое”, то есть “2. перен. Выразительно передающее какое-либо чувство или настроение; 3. перен. Ясно о чем-либо свидетельствующее, убедительное” (МАС. Т. 2.  С.160) , семантически ориентирован на оба переносные лексико-семантические варианта и на сему “черного цвета”, которая контекстуально связана с такими семантическими комплексами, как “здоровье”, “щедрость”, “труд”. Как видим, лексический окказионализм ведет себя так, как это свойственно слову поэтического языка: не моносемантизируется, а реализует сразу несколько сложно переплетающихся значений, почерпнутых из внутренней формы, значения лексемы-образца, порождающего контекста. О. Мандельштам писал: “Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны... Поэзия тем и отличается от автоматической речи, что будит нас и встряхивает на середине слова. Тогда оно оказывается гораздо длиннее, чем мы думали...”.10 Сказанное поэтом может быть в полной мере отнесено к окказионализмам, прежде всего - к лексическим.
3. Грамматические (морфологические) окказионализмы представляют собой образования, в которых, с точки зрения узуса, в конфликте находятся лексическая семантика и грамматическая форма. Невозможное в системе языка оказывается возможным в авторском контексте благодаря творческому развитию лексического значения слова. Например, в стихотворении В. Брюсова окказиональный плюраль злы органичен, так как является номинацией не отвлеченного понятия, а конкретных его проявлений: общественных пороков, изъянов.

К великой цели двигались народы.
Век философии расцвел, отцвел;
Он разум обострил, вскрыл глуби зол
И людям вспыхнул маяком свободы.

                             Мучают бездарные люди, опозорив
Облик императора общим сходством с ним.
Чужды люди кесарю: Клавдий так лазорев,
Люди ж озабочены пошлым и земным.

В семантическом окказионализме  лазорев актуализированы смыслы, традиционно входящие в импликационал* узуального прилагательного “лазоревый”. Коннотацией саркастичности окрашен весь текст стихотворения, соответственно и семантический окказионализм лазорев характеризуется адгерентной* отрицательной экспрессией.

                                        ... Он - город часовых
в давнопрошедших позах,
подстриженной травы,
живых головок Греза,
ораторов в садах,
седеющих спортсменов
и стрелок, что всегда
дрожат на “переменно”...

        Опорный компонент словосочетания - существительное “поза”, денотат которого  может быть охарактеризован с точки зрения пластики, комфортности, но не может иметь временной характеристики. В контексте стихотворения “давнопрошедшие” означает “традиционные, остававшиеся неизменными в течение веков, свойственные старинным временам, неосовремененные, архаичные”. Семы “архаичности” и “традиционности” доминируют в контексте стихотворения и делают приемлемым сочетание слов “позы” и “давнопрошедшие”.
Среди окказиональных словосочетаний выделяются особой группой те, которые мотивированы устойчивым сочетанием слов и построены на обыгрывании соотношения фразеологической производящей основы и производного окказионального словосочетания. Э. Ханпира12 называет их  фразеологическими окказионализмами. К таким необычным словосочетаниям относятся, например, окказионализмы : “Жизнь спустя, горячо приветствую такое умолчание матери” (М. Цветаева) - ср. “спустя годы”;  “Поживем - услышим” (Л. Ленч) - ср. “Поживем - увидим”. На базе фразеологизма “тоска зеленая” (“о томительной, невыносимой скуке”- МАС. Т.1. С.832) Т. Толстая создает окказионализм “серая тоска”, в котором сема “неограниченной длительности” состояния тоски, сема “монотонности” настроения подчеркнуты цветовым прилагательным (“трезвой краской” называет серую И. Бродский); В. Набоков в повести “Машенька”  характеризует состояние героя словосочетанием “бесцветная тоска”. В этом состоянии эмоционального застоя Ганин - жертва его - не в силах ни длить, ни прервать тусклый роман (опять-таки окказиональное словосочетание) с нелюбимой женщиной.
Э. Ханпира выделяет и так называемые синтаксические окказионализмы, относя к этому типу новообразований конструкции с окказиональным управлением (“Иду, и холодеют росы и серебрятся о тебе” - А. Блок), окказиональный порядок слов (“Рабочего громады класса враг” - В. Маяковский). Имеющая место некоторая необычность приведенных примеров все-таки не делает их  стилистически доминирующими, текстообразующими единицами.
Е. Г. Ковалевская считает целесообразным выделять так называемые стилистические окказионализмы, понимая под ними “чужеродные языковые единицы в однородном стилистическом тексте, в одноплановой по отбору языковых единиц речи”.13 Например: “В королевстве, где все тихо и складно, Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, Появился дикий вепрь огромадный, То ли буйвол, то ли бык, то ли Тур” (В.Высоцкий). На наш взгляд, учет и семантическое описание стилистических окказионализмов нереальны, так как сопряжение стилистически разнородных средств возможно на различных языковых уровнях вплоть до синтаксического. К тому же методика описания стилистических окказионализмов не разработана.
Итак, следует выделять следующие типы окказионализмов: фонетические, лексические, семантические, грамматические, окказиональные сочетания слов.
1.9.  Окказионализм возникает в контексте, формируется им и в то же время сам зачастую является текстообразующей единицей. Поэтому анализировать окказиональное образование любого типа следует только в его контекстной позиции*, с учетом его    контекстных связей.
Условимся различать следующие типы контекста, которые выделяются с учетом того, что художественный текст является одновременно и целостным, и дискретным, что делает возможным в интересах исследования вычленение  каких-либо его частей, “дробей”:
а) нулевой контекст - это такой контекст, в котором  окказионализм проявляет, эксплицирует свою семантику полностью через внутреннюю форму, контекст как бы избыточен при семантической интерпретации новообразования. Таким качеством самодостаточности характеризуются потенциальные слова, созданные по высокопродуктивным словообразовательным моделям. Например, мы легко можем сформулировать значение лексического окказионализма  клененочек  без привлечения контекста употребления (то есть в нулевом контексте): клененочек - это “клен-детка, клен-ребеночек”. Контекст стихотворения С. Есенина подтверждает правильность нашего истолкования:

                                    Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Клененочек маленький матки
Зеленое вымя сосет.

б) контекст ближайшего окружения, или миниконтекст, - это контекст строки или строфы, предложения или абзаца, достаточный для выявления семантики новообразования;
в) контекст произведения, или макроконтекст, привлекается для анализа  окказиональных новообразований, семантика которых эксплицируется только в пределах всего художественного текста;
г)  контекст творчества учитывается при исследовании эволюции в использовании автором окказионализмов;
д)  историко-культурный контекст, или вертикальный контекст,  может существенно  помочь при анализе семантики окказионализмов. Например, пушкинское  предикативное наречие кюхельбекерно, употребленное в строке “и кюхельбекерно, и тошно”, не может быть истолковано, если читатель не владеет затекстовой информацией о меланхоличности, мнительности натуры друга А.С. Пушкина.
е) словообразовательный контекст - это сопровождающий окказионализм авторский комментарий, в котором не опосредованно, а прямо содержится информация о механизме образования и/или семантике новообразования. Например, у Б. Окуджавы есть строки: “Арбатство, растворенное в крови, неистребимо, как сама природа”. Сам поэт так прокомментировал их:  “Мне очень нравится слово арбатство, которое придумал не я, а старшеклассники одной московской школы. Для них это символ любви к Москве, ее традициям, символ товарищества” (“Литературная газета”, 1984, 28 июля).
Интереснейший пример словообразовательного контекста находим в повести Д. Гранина “Зубр”: “Я еще не рассказал толком про Дрозсоор - главную душевную страсть всех участников... Дрозсоор расшифровывался как совместное орание о дрозофиле... Ор, орание имело для них и второй смысл - пахать, вкалывать, ишачить, словом, работать”. Приведенная цитата демонстрирует, как Д. Гранин раскрывает перед читателем смысл окказионализма (кстати, вошедшего в официальную историю мировой генетики в качестве термина). Автор создает ретроспективный словообразовательный контекст, который не только проясняет внутреннюю форму загадочной лексемы, указывает на способ ее образования, но и дает понять, почувствовать коннотативный план лексического значения новообразования.
1.10.      Следует различать разные степени окказиональности новообразований:
а) окказионализмы  первой степени - это стандартные, потенциальные образования, созданные в полном соответствии с деривационными нормами современного русского литературного языка.
б) окказионализмы второй степени -  частично нестандартные образования, причем отступления от деривационной нормы, произошедшие при образовании окказионализма, не порождают трудностей семантической интерпретации. Например, прилагательное “эхоголосые” в строке С. Кирсанова “мхи диалектов эхоголосых” несколько не соответствует узуальной деривационной модели “основа прилагательного + основа существительного + нулевой частеречный суффикс имени прилагательного” (по этой продуктивной модели образованы прилагательные типа “звонкоголосый”, “большеглазый”,  “темноволосый”), поскольку первая основа окказионального композита* - основа имени существительного (“эхо”), а не прилагательного. Но выявленное отступление от нормы не затрудняет дешифровку новообразования:     “эхоголосые”, то есть “доносящиеся до нас из глубины веков, как эхо доносится издалека”.
в) окказионализмы третьей степени - это сугубо окказиональные, полностью нестандартные образования, семантическая интерпретация которых достаточно трудна, а отступление  от деривационной нормы существенно. Такие образования часто не имеют аналогов даже среди окказионализмов. Например, окказионализм А. Вознесенского тюрьмым-тюрьма в строке “в душе - тюрьмым-тюрьма” деривационно не соответствует отчасти структурно подобным “темным-темно”, “белым-бело” и др., так как мотивирован не прилагательным, а сушествительным, которое от лексем-образцов наследует аффикс -ым, чуждый существительному. Только исследование семантики существительного “тюрьма”, круга устойчивых ассоциаций, рождаемых этим словом, при учете “накала” состояния, подчеркиваемого повтором мотивирующей основы, и семантики лексем-образцов типа “темным-темно”, “черным-черно” позволяет прийти к истолкованию названного окказионализмом состояния души как “тягостного, мрачного, безнадежного одиночества”, как “мучительного чувства внутренней несвободы”.
Выделенные степени окказиональности находят соответствие в классификации новых слов, предложенной Р.Ю. Намитоковой:14

НОВЫЕ СЛОВА

             неологизмы                                                новообразования

авторские                                 неавторские

                художественные   научные             разговорные   детские

   стандартные            нестандартные

                             частично             полностью
нестандартные     нестандартные

     1.12. Чрезвычайно актуален вопрос лексикографического описания художественных новообразований. Окказионализмы, как уже отмечалось выше, не фиксируются в словарях русского языка, в том числе в словарях-справочниках “Новые слова и значения”, в информационных лексикографических бюллетенях “Новое в русской лексике” (за исключением тех слов, которые   представлены “строчным полужирным шрифтом и в угловых скобках” - так отмечены слова одноразового употребления). Некоторая часть лексических окказионализмов отражена в “Русском словаре языкового расширения” А. И. Солженицына, но авторские образования  приведены в этом издании без контекста употребления, не сопровождаются какими-либо словообразовательными или семантическими комментариями. Например, в словаре зарегистрированы окказионализмы ахтительный , дерзец Е. Замятина, бездомовье, дикорост В. Астафьева, измоленье, истайна Распутина, красносокий , медынь С. Есенина.
Вопрос о создании словаря окказионализмов был поставлен Н.И. Фельдман 16 еще в 1957 году, но до сих пор такой специализированный словарь так и не издан, что имеет свои объективные причины. Чрезвычайно интересные разработки в этом направлении принадлежат О.  И. .Александровой.17 Так, ею сформулированы следующие  принципы создания словаря окказионализмов:
1. Словарь должен быть не только толковым, но и словообразовательным;
2. В словаре в первую очередь должны найти отражение наиболее продуктивные типы индивидуального словообразования.
3. В словаре должен быть выяснен вопрос о месте окказионализмов в языковой системе.
4. В словаре по возможности должны быть отражены общие принципы функционирования окказионализмов в художественной речи.
5. Словарь должен отражать историю окказионализма (авторство, время создания, случаи его заимствования и пр.).
В соответствии с этими принципами О.А.Александровой лексикографически обработан большой фактический материал, извлеченный из поэтических текстов начала ХХ века. Приведем несколько наиболее содержательных, на наш взгляд, словарных статей:
“БЕЗДАРЬ -    бездарный. Модель 2.1. В значении сказуемого: о ком или о чем-либо бездарном. То же, что бездарность (“бездарный человек”).
Не все ли мне равно - я гений Иль заурядная бездарь... Северянин. Монументальные пустяки, 1914. Сб.”Викториа региа”).
Рифмуется с окказиональным же словом: бездарь - светозарь. Звуковой повтор ЗауРЯДная - беЗДАРЬ. Одно из немногочисленных окказиональных образований, вошедших во всеобщий обиход. Приводится в АН-4 (имеется в виду МАС - Н.Б.) с пометой прост. и с примером из Федина. По сравнению с общеупотребительным словообразовательным синонимом ярче и энергичнее выражает экспрессию неодобрения”.18
“БЕРЕЗЬ - береза. Модель3.3. Отвлеч.-собират. - Все то, что свойственно березам, березы как нечто единое, общее (ср. собират. Березник, березняк).
Только видели березь да цветь, Да ракитник кривой и безлистый... (Есенин. Низкий дом с голубыми ставнями, 1924).
Россия - Страшный, чудный звон. В деревьях березь, в цветь - подснежник... (Он же. Ленин, отрывок из поэмы “Гуляй-поле”, 1924).
Окказиональное слово создано на базе важного для С.Есенина образа “березовой Руси”. Безаффиксное существительное, в силу своей собирательности, приобретает большую обобщающую силу и в то же время лишено той предметности, которая содержится в общеупотребительных собирательных существительных того же корня”.19
Как видим, словарные статьи информативны, действительно содержат  словообразовательный комментарий (уточним: с точки зрения современной словообразовательной теории окказионализмы бездарь и березь - не безаффиксные производные, а дериваты*, созданные нулевой суффиксацией, причем нулевые суффиксы в этих словах омонимичны),  указание на соотношение с системой языка (см. о существительном бездарь),  краткий анализ художественной функции новообразований и “биографические данные” окказионализмов.
К сожалению, не все словарные описания так удачны. Например, возражения вызывает следующая словарная статья:
“БИРЮЗОВЬ - бирюзовый. Модель 2.2. Отвлеч.-собират. - То, чему свойственно быть бирюзовым, бирюзовое.
Ю - невеста, мечта, бирюзовь... Ю - извечная зовь (Каменский. Соловей, 1912).
Зовью зовной, Перезовной, Изумрудью в изумрудь, Бирюзовью бирюзовной Раскрыляем свою грудь. (Он же. Солнцачи. Сб. “Избранные стихи”, 1934).
В обоих случаях рифмуется с другим окказиональным словом: бирюзовь - зовь. Звуковой повтор, типичный для Каменского: З-ЗВ-ЗОВ-ЗОВ”.20 Вряд ли можно согласиться с истолкованием окказионализма, данным в этой словарной статье:  бирюзовь - “не нечто бирюзовое, то есть цвета бирюзы”, а “нечто романтическое, юное, прекрасное, это чарующая зовь Ю”, не поддающаяся истолкованию через мотивирующую основу, очень опосредованно связанная с импликационалом цветового прилагательного. И данный пример несостоявшегося анализа не единичен. Из сказанного следует вывод: исследователю необходимо постоянно проверять соответствие формального, деривационно детерминированного определения лексического значения новообразования контекстуальному смыслу окказионализма, учитывать, что актуализация смысла новообразования происходит чаще  на базе не интенсионала, а импликационала лексического значения мотивирующего узуального слова.

Глава 2. ЛЕКСИЧЕСКИЕ ОККАЗИОНАЛИЗМЫ

2.1. Принципы анализа лексических окказионализмов могут быть сведены к следующим:

а) поиск узуальной мотивирующей основы (или мотивирующих основ);
б) выявление и семантическая характеристика деривационного средства (или деривационных средств);
в) определение способа словообразования,  продуктом которого является окказионализм;
г) построение деривационной модели, по которой создан окказионализм;
д) поиск узуального деривата-аналога, установление узуальности или окказиональности деривационной модели, по которой создан окказионализм;
е) определение степени окказиональности данного новообразования.

а) анализ словарной дефиниции узуального мотивирующего слова с целью выявления сем, перешедших в интенсионал окказионального деривата;
б) выявление сем, возникших  в результате окказионального “скрещения координат” мотивирующей основы и деривационного средства;
в) выявление сем новообразования, которые являются контекстуально детерминированными;
г) характеристика окказионализма с точки зрения степени экспликации / импликации его семантики;
д) характеристика импликационала новообразования;
е) формулирование лексического значения новообразования.
ж) характеристика функциональной значимости окказионализма в тексте художественного произведения.
Студентам рекомендуется последовательно “проходить” все перечисленные этапы с целью приобретения прочных навыков анализа. Квалифицированный лингвист чаще эксплицирует не все “пошаговые операции”, а только те из них, которые актуальны для конкретного аспекта исследования.
Истолкование окказионализма возможно  посредством словообразовательной перифразы*,  синонима или синонимического ряда,  описательного оборота или даже семантического очерка, что требуется для окказионализмов особо сложных структурно и семантически, а также для новообразований, являющихся концептуальными текстообразующими средствами.
2.2.  В высшей степени специфичны лексические окказионализмы, мотивированные именами собственными - топонимами и антропонимами, так как их истолкование непременным условием имеет обращение к культурно-историческому контексту, к разнообразным затекстовым данным.  Анализ затекстовой информации должен иметь целью выявление того признака (или тех признаков), которые выделены автором новообразования как доминантные в названном именем собственным лице или предмете. Желая быть понятым, автор ориентируется на общепризнанные доминантные черты референта имени*. По этому поводу справедливо высказывается О. И. Александрова: “Наиболее типичной оказывается ситуация, когда процесс приобретения именем собственным предикативно-характеризующих свойств остается как бы за кадром и налицо только готовый продукт этого процесса - производное слово. Это предполагает устойчивость и достаточную общепринятость индивидуальных коннотаций имени”.21 Естественно, уровень владения индивидуальными коннотациями имен прямо зависит от личной культурно-исторической информированности читателя-исследователя.
Наиболее продуктивно в поэтическом языке окказиональное словообразование от имен собственных - антропонимов. Проанализируем некоторые примеры:

                                       Усадьба ночью, чингисхань!
Шумите, синие березы.
Заря ночная, заратустрь!
А небо синее, моцарть!
И, сумрак облака, будь Гойя!
Ты ночью, облако, роопсь!

  Приведенный отрывок из стихотворения В. Хлебникова изобилует окказиональными глаголами в форме императива, мотивированными антропонимами Чингисхан, Заратустра, Моцарт, Гойя, Роопс. Причем все выделенные индивидуально-авторские новообразования составляют смысловой ряд, определяющий всю образную структуру стихотворения. Общая модальная тональность данного поэтического текста - метафорически-условный призыв-воззвание, адресованный персонифицированным явлениям природы - заре, небу, облаку. В анализируемом примере императивы выражают требование не конкретного действия, а обретения определенных личностных качеств, свойств.      Адекватное в доступной степени понимание самовитых слов В. Хлебникова, которыми поэт пытался поднять “глухонемые пласты языка”, обеспечивается прежде всего “ключами” к “шифру”, содержащимися в контексте произведения.      Восприятие стихотворения определяется познанием синтаксиса текста (как модальной среды   функционирования окказионализмов) в формальном и коммуникативном аспектах. Однозначному формальному истолкованию синтаксических структур с окказиональными императивами служит строка “Шумите, синие березы”, являющаяся образцом узуального наполнения структурного типа простого побудительного предложения, осложненного обращением. Ключом к дешифровке текста в коммуникативном аспекте является предложение-строка “И, сумрак облака, будь Гойя!”, предикативный минимум которого представляет собой реализацию узуальной синтаксической схемы Cop imp N1, где Cop imp - служебный глагол быть в форме 2-го л. ед. ч. повелительного наклонения, N1 - имя собственное в именительном падеже, называющее объект уподобления. Необходимо отметить ограниченность применения, даже некоторую архаичность схемы Cop imp N1 для современного состояния русского литературного языка. Ведь уже в Х111-ХУ веках появились первые единичные случаи употребления в данной конструкции творительного предикативного вместо именительного предикативного (то есть Cop imp N5). Современные грамматики, описывая предложения с творительным предикативным (типа “Поэт, будь гражданином!”), не упоминают о побудительных конструкциях с именительным предикативным, тем самым констатируя их неактуальность для современного русского языка. В. Хлебников предпочитает устаревшую конструкцию Cop imp N1, исходя из необходимости сохранить в исходной форме именительного падежа наименование объекта подобия. Очевидно, “будь Гойя!” значит “будь как Гойя” в чем-то главном, наиболее ценном, определяющем, а не “будь Гойей” (второй Гойя невозможен). К тому же важно было сохранить фонетический облик мотивирующей основы, не исказив его. Заметим, что и М. Цветаева также использовала энергичную, небанальную конструкцию с именительным предикативныи: “Срок, исполнься! Герой будь!”.
Воспользовавшись строкой-ключом “И, сумрак облака, будь Гойя!”, которая в модальном аспекте синонимична окказиональным императивам моцарть, заратустрь, роопсь, можно в порядке речевого эксперимента трансформировать строки с побудительными новообразованиями следующим образом: “Заря     ночная, будь Заратустра!”, “А небо синее, будь Моцарт!”, “Ты ночью, облако, будь Роопс”. Инвариантное значение всех полученных конструкций можно определить так: “будь подобен названному лицу в наиболее ценных, ведущих проявлениях его духа, гения”. Можно попытаться назвать, выявить эти ведущие качества, ориентируясь на данные культурно-исторического контекста. При необходимости следует обращаться за необходимой информацией к различным источникам. Например, социально осознанные восприятие и оценка жизнедеятельности известных личностей отражаются (правда, в самом общем виде) в энциклопедических изданиях. Так, из энциклопедического словаря можно почерпнуть информацию о том, что Роопс - бельгийский живописец реалистического, сатирического направления. Больше может сообщить специализированная энциклопедия. Например, энциклопедическое издание “Мифы народов мира” содержит достаточно пространные сведения о Заратустре, герое восточной мифологии, пророке, страстном проповеднике духовной свободы, активной борьбы за добро, непреклонном в своих убеждениях и преследуемом за них (ср. у В. Маяковского: “Слушайте! Проповедует, мечась и стеня, Сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!”). Как уже было сказано выше, чем глубже читательское знание о референте имени, тем реальнее возможность адекватного восприятия смысла окказионализмов, мотивированных антропонимами.
Очевидно, что во всех экспериментально полученных конструкциях (и в соответствующих им окказиональных императивах) назван такой комплекс свойств, как “вдохновенность”, “раскрепощенность”, “духовность”, “полетность”. Призывом к обретению таких свойств личности, таких духовных достоинств исполнено стихотворение.
Вернемся теперь к первой строке стихотворения: “Усадьба ночью, чингисхань!”. Экспериментальная трансформация императива чингисхань  в конструкцию “будь Чингисхан” представляется неприемлемой, так как исходный императив содержательно не ориентирован на общепринятое восприятие личности референта имени, согласно которому Чингисхан - олицетворение агрессивности, варварской жестокости. Условия контекста употребления, а именно соположение этого имени собственного с другими, положительно оцениваемыми антропонимами, приводит к актуализации в императиве чингисхань призыва к обретению таких качеств, как “мощь”, “мятежность”, “безудержность”. Именно эти смыслы реализуются во всех без исключения императивах в анализируемом стихотворении В. Хлебникова.
Целый “букет” окказионализмов, мотивированных антропонимами, находим в стихотворении Л. Мартынова “Натура живописца”:

             Мне
Крикнула натура живописца:
- Томятся жилка каждая и мышца!
В косых лучах признания людского порозовела я
боровиково,
Любуюсь на невянущий репейник, коровники,
поленницы, малявы.
Но почему же никакой затейник вновь не затеет
никакой забавы?
Высоковыразительного Спаса и передвижниц в
суриковых шалях.
Кто затуманивает? Нет, не Палех, но лаки на
шкатулочных эмалях.
И ты пойми, что, сверстница Пикассо, я не стремлюсь
блуждать в сальвадордалях,
Но опостылел и гробокопалех и всякие легенды на
медалях.
И, гордая наследница Рублева, я, ученица Феофана Грека,
Очаровательница человека, его мечта, насущная потреба,
Стараясь быть как можно чище, проще,
Хочу и нынче не отстать от века, и, досыта вкусив земного
хлеба,
Отведать галактического млека,
И, леонардоввинчиваясь в небо,
Достичь сверхмикеланджеловой мощи!

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Имплицитные компоненты значения скрытые компоненты значения
      следует различать разные степени окказиональности новообразований а
Бабенко Н. Окказиональное в художественном тексте лингвистики 7 значения