<<<     ΛΛΛ     >>>   

   В данном случае возможны две интерпретации окказионального глагола: “светится в сиянии луны” и “самосветится, что свойственно мрамору”.
Входят в анализируемое словообразовательное гнездо три производных, образованных сложением основ: луноструна, лунно-бликие и лунокудрая:

                                              На луноструне
Пою чаруний -
Стрекоз ажурных... Я - милый, белый, улыбный ландыш ...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

                    Лучше скользить лианно к солнечному Граалю.
Кроликов лунно-бликих ловко ловить в атлас
Платьев лиловых в блестках...

                    . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

                                     Зовусь Титанией, царицей фей,
Я, лунокудрая нимфея - ночь!

   В первом примере луноструна - это луч лунного света, уподобленный по тонкости, чарующей звучности струне музыкального инструмента. В этом примере тропеизация происходит посредством образования нового слова.
В стихотворении “Лунные блики”  блики луны названы кроликами лунно-бликими (ср.: “солнечные зайчики”). Таким образом новообразование  создается на базе узуального фразеологизма.
Авторская орфография прилагательного лунокудрая вынуждает нас считать мотивирующей основой не прилагательное “лунный”, как это свойственно языку (например, “темнокудрый”), а существительное “луна”, при этом окказионализм передает цветовую характеристику струящихся, как лунный свет, волос персонифицированного образа ночи.
Большой степенью своеобразия отличается прилагательное лунно-направленные, представляющее собой сращение, в котором первая часть - авторское наречие лунно:

                      Мы - извервенные с душой изустреченною,
Лунно-направленные у нас умы.
Тоны фиолетовые и тени сумеречные
Мечтой болезненной так любим мы.

                       Пускай упадочные, но мы - величественные,
Пусть неврастеники, но в свете тьмы
У нас задания, веку приличественные,
И соблюдаем их фанатично мы.

     Контекст стихотворения и словообразовательная структура окказионализма позволяют интерпретировать новообразование следующим образом: “умы, направленные на постижение высшего смысла, прочь от пошлой прозы обыденной жизни, к идеалу, хотя и неясному, может быть, призрачному, иллюзорному”. Интересно, что прилагательное лунно-направленные и северянинское же наречие лунно семантически довольно далеки друг от друга:

                       Ландыши воздушные, реющие ландыши
Вечером зимеющим льдяно зацвели...
Выйди на поляны ты, сумраком полян дыши,
Падающим ландышам таять повели!

                       Ландыши небесные, вы всегда бесстебельны,
Безуханно юные искорки луны...
Лунное сияние - это точно в небе льны...
Ленно лани льняные лунно влюблены...

Все стихотворение “Тундровая пастэль” представляет собой цепь метафор, вырастающих из начального сравнения снежинок с ландышами. Образное описание ночного северного зимнего пейзажа не обошлось без луны: с искорками луны сравниваются снежинки, лунное сияние по цвету и форме подобно льнам, льняным ланям - по подвижности. И, наконец, окказиональное наречие лунно при узуальной словоформе влюблены. Как же именно и возможно ли вообще истолковать наречие лунно в контексте его употребления? Очевидно, сделать это крайне затруднительно, так как лексическое значение новообразования размыто, неопределенно. В данном случае уместно вспомнить поэтическую декларацию самого И.Северянина : “Я так бессмысленно чудесен, что смысл склонился предо мной”. Важно также, что недоопределенность (ситуации, сюжета, образа, значения слова) - одна из важнейших черт поэзии начала ХХ века.23
Обращает на себя внимание нарочитая фонетическая инструментовка стихотворения, все более филигранная от строки к строке и максимально выразительная в последней строке: “Ленно лани льняные лунно влюблены”. Если воспользоваться данными А. П. Журавлева 24 о фоносемантике [л’], [н], [а], [‘э], [‘y], то выясняется, что [л’] - самый светлый из согласных;  [н] - нежный; [a] - светлый, [‘э] - самый светлый из гласных;  мелодия [‘y] - светла и мажорна.  К тому же  фоносемантические расчеты слов  ”лен” и “лань” дают следующую информацию: “лен” - “хороший, светлый, нежный, красивый”,  “лань” - “хороший, быстрый, красивый”. Таким образом,  в нашем примере налицо  семантизация звука, которая, по справедливому замечанию В. Шкловского,25 в крайней, предельной своей степени “неминуемо должна обернуться десемантизацией лексемы”, что мы и имеем в данном случае.   
Приведенный анализ окказиональных компонентов словообразовательных гнезд со стержневыми словами  “греза” и “луна” показывает, какое большое значение имеют окказиональные производные для формирования индивидуального лексикона И. Северянина и какими выразительными ресурсами обладает словообразовательная система современного русского литературного языка.

  2.4. Окказионализмы-носители концептуальной информации являются мощным средством  текстопостроения, поскольку обеспечивают внутритекстовые связи “и по линии лексической семантики, с одной стороны, и по линии более обобщенного деривационного значения - с другой. При этом актуализируются различного вида связи между производными (антонимические, синонимические, градуальные)”.26 Е.А.Земская приводит в пример того, как префикс выступает в качестве скрепы-выразителя “единого значения, усиливающего единство текстового ряда и подчеркивающего звуковую организацию стиха”, стихотворение В. Ходасевича:

                                      Перешагни, перескочи,
Перелети, пере - что хочешь -
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи...
Сам потерял - теперь ищи.

     Еще более выразительным примером использования изоструктурных лексических окказионализмов является стихотворение М. Цветаевой “Взгляд”:

                              Так - только Елена глядит над кровлями
Троянскими! В столбняке зрачков
Четыре провинции обескровлено
И обезнадежено сто веков.

                              Так - только Елена над брачною бойнею,
В сознании: наготой моей
Четыре Аравии обеззноено
И обезжемчужено пять морей.

                               Так только Елена  - не жди заломленных
Рук! - диву дается на этот рой
Престолонаследников обездомленных
И родоначальников, мчащих в бой.

   Узуальные причастия “обескровлено”, “обезнадежено” явились образцом для создания окказиональных причастий обеззноено, обезжемчужено, обездомленные и в отношении грамматической оформленности, и в деривационном отношении:  от основы имени существительного с помощью префикса обез- со значением “лишить того, что названо мотивирующим существительным”, и суффикса страдательного причастия прошедшего времени (то есть чересступенчато, без посредства инфинитива) созданы окказионализмы, образующие вкупе с узуальными причастиями смысловой синонимический ряд с общей  ведущей семой “тотального опустошения, уничтожения”. Избранная поэтом грамматическая форма страдательного причастия способствует интенсификации выражения идеи стихотворения, поскольку пассив подчеркивает фатальность описываемого бедствия, страдательную роль неисчислимых жертв.
2.5. В словообразовательной системе современного русского литературного языка имеются ячейки, которые способны заполнить только окказиональные дериваты, созданные совершенно уникальным способом. Приведем некоторые примеры.

  “Склонив голову к плечу, он (Лютов) подмигнул левым глазом и прошептал:
- Жизнь для лжи-зни нам дана. Заметь, что этот каламбуришко достигается приставкой  к слову жизнь буквы люди. Штучка?
- Плохой каламбур. - сухо сказал Клим.
- Отвратителен, - согласился Лютов.”
(М. Горький)

   Лжизнь - так называемое “гибридное слово” (продукт контаминации), составленное из двух узуальных  разнородных семантически, но имеющих некоторую  созвучность слов “ложь” и “жизнь”. В результате получается “жизнь-ложь”, “ложная жизнь”. В слове-гибриде скрещены не только материальные оболочки слов, но и их значения. При этом изменяется не  только импликационал, но и интенсионал мотивирующих слов (прежде всего опорного в смысловом отношении).
Контаминация - излюбленный прием образования окказионализмов С. Кирсанова. Так, в стихотворении “Боль болей” контаминация слова “боль” с лексемами различной частеречной принадлежности позволяет создать смысловой ряд, каждый из компонентов которого имеет в структуре лексического значения семантический комплекс “боль”:
 Боль болей - бог богов.
(Боль простит.)
(Боль подаст.)
(Боль - судья.)
Боль - божество божеств.
Ему, качаясь, болишься,
держась за болову,
шепча болитвы:
                                           Боже боли!
Или, или лама савахфани?
(на кого ты оставил мя,
 Госпиталь?)
Да свершится боля Твоя.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Основную смысловую нагрузку в стихотворении
Тем более он приблизится к пониманию самовитого слова поэта
При этом включился механизм поэтической этимологии новообразование стало соотноситься по звучанию