|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Я останавливаюсь более подробно на сельской Франции оттого, что
уверен: если не произойдет каких-либо непредвиденных происшествий,
например нефтяного кризиса, она долгое время будет оставаться такой,
какой стала сегодня, пребывать в том равновесии, какого достигла.
И это сегодняшнее равновесие нуждается в истолковании, сформулиро-
вать которое чрезвычайно трудно. Тем не менее, если сформулировать
его верно и точно, оно объяснит - не полностью, но удовлетворитель-
но - и другие перемены в жизни Франции.
Я не один раз писал о том, что старинная крестьянская Франция,
Франция городков, деревень, деревушек, хуторов, не менялась до 1914,
а может быть, и до 1945 года. После 1945 года она сделалась жертвой
«славного тридцатилетия», того не имеющего себе равных подъема,
которому суждено было продлиться до семидесятых годов и который,
когда он начнется вновь, окажется, без сомнения, еще более созидатель-
ным и разрушительным, чем прежде.
Конечно, нельзя сказать, что до 1945 и даже до 1914 года француз-
ские деревни вовсе не развивались. Крестьяне осваивали новые земли,
увеличивали объем производимой продукции, использовали новые мето-
ды, связанные, например, с употреблением удобрений, о постепенном
вторжении которых в сельское хозяйство я уже писал; по меньшей мере
с 1822 года совершенствовалась конструкция плугов, а позже появился
целый ряд очень полезных машин: керосиновые молотилки, косилки,
жнейки-сноповязалки.
Больше того - деталь еще более знаменательная - в начале XX
века начинает исчезать такая категория, как обнищавшие крестьяне,
нередко превращающиеся в бродят и представляющие немалую опас-
ность. Именно в эту пору притяжение, исходящее от городов, постепенно
освобождает деревни от недуга, который прежде считался неизлечи-
мым,- «кочевого» населения. Разумеется, области менее развитые оз-
доровляются позже других. В 1907 году ' генеральный совет департамен-
та Ньевр обличал «бродяг, которые скитаются по дорогам, живут
грабежом, терроризируют население деревень, а зачастую становятся
причиной скандалов и в городах», а также являются переносчиками
422
заразных болезней. Сходным образом материалы судебных процессов,
проходивших в такой нищей местности, как Жеводан, сообщают со
всеми подробностями о многочисленных случаях воровства и насилия,
в которых постоянно уличали бродяг «до тех пор, пока они не покинули
окончательно департамент [Лозер] и не поселились в городе, а это
произошло в 1910-х годах» *.
В список перемен следует включить также умножение числа круп-
ных собственников, которые появились во Франции еще до 1789 года -
например, в окрестностях Парижа,- и олицетворяли вторжение в наши
деревни активного капитализма.
Все эти потрясения постепенно привели старинную крестьянскую
экономику к катастрофе. Я полагаю, что решающим (потому что оно
произошло последним, а также и по многим другим причинам) стало
появление трактора- подвижного механизма, способного тащить за
собою самый сложный плут, огромный комбайн (целый передвижной
завод), телеги, груженные снопами или предварительно утрамбован-
ными кубами сена или соломы. Укрупнение земельного хозяйства,
увеличение площади, которую может обработать одна крестьянская
семья,- все это стало возможным благодаря трактору. В противном
случае, каким образом можно было бы хотя бы вспахать те бескрайние
поля, какими богаты многие сельские местности? Конечно, еще в 1913
году французские колонисты в Алжире пахали с помощью множества
плугов и упряжек разом. Однако очень скоро и в Алжире в ход пошли
тракторы, работавшие не только днем, но и ночью, при включенных
фарах. Крестьянской Франции такая стремительность была еще чужда.
Она усвоила эту скорость лишь после 1945 года. Упряжки - лошадей
или быков - во многих местах исчезли полностью. Когда я в последний
раз был в моей родной деревне на берегу Мааса, там оставалась всего
одна лошадь, жившая у одного из моих пожилых кузенов как бы на
пенсии. Ускорение обменов между областями способствовало расцвету
одних, уже и прежде находившихся на подъеме, и погрузило других,
и без того более бедных, в полное запустение. Обезлюдевшая, покинутая
Франция разрослась сама собой, отдав себя во власть кустарников
и кабанов...
Не стану больше рассуждать о том, как резко переворотилась
крестьянская жизнь после 1945 года. Крестьянство, испокон веков раз-
нообразное, изменялось, как нетрудно убедиться, также по-разному.
Меня интересует, мне поистине не дает покоя другая сторона этой
проблемы, этих проблем. Почему переворот совершился так поздно?
Очевидно, что для ответа на этот вопрос следует рассмотреть всю
423
экономику в целом. Однако нельзя ли сразу сказать, что одной из
причин было то простое обстоятельство, что крестьянская жизнь долгое
время придавала жизни населения, безусловно чересчур многочислен-
ного, некое равновесие? Возле Сере, в одичавшем Аспре, где бесплодные
пустоши заросли колючим кустарником, неприхотливым дроком и дре-
вовидным вереском, «равновесие,- пишет мне 20 января 1985 года
Адриенна Казей,- основанное на почти полном самообеспечении
и чрезвычайно незначительном вмешательстве рынка, больше похожем
на меновую торговлю, чем на отношения импорта-экспорта, окончатель-
но нарушилось около 1950 года». Население сдалось, оставив родные
места, подобно тому, как оставляют во время войны позицию, которую
уже невозможно защищать. Раньше, однако, позиция защищала себя
сама. Крестьяне в Аспре жили бедно, трудно - но не нищенствовали,
вовсе нет. Как говорил в шутку, но очень точно, один мой друг, выходец
из крестьянской семьи, родившийся в 1899 году: «У нас всего было
вдоволь, кроме денег...»
Я полагаю, что историки слишком охотно принимали на веру
крестьянские жалобы. Быть может, они добровольно, сознательно стали
жертвой некоего мизерабилизма *.
Надежные свидетельства об этом сносном равновесии, где бы оно ни
наблюдалось, весьма редки. Я расспрашивал многих моих ровесников,
которые, по крайней мере в детстве, застали эту Францию, столь
отличную от нынешней. Конечно, если бы вы оказались в крестьянском
доме времен Раймона Пуанкаре, вас охватили бы горькие раздумья.
Сельский труд был тяжек, бесконечен, несмотря на мнимую свободу:
выбор у людей имелся, однако то был выбор между обязанностями
равно утомительными... И все-таки в своем кругу крестьяне ни на что не
жаловались. Ни на необходимость ходить за водой к собственному
колодцу или к общему роднику, ни на скверное освещение по вечерам
(электричества в деревнях не было), ни на изношенность редко обновля-
емой одежды, ни на отсутствие городских удобств и развлечений. Еды
у всех было вдоволь благодаря умело взращенному саду и полям, где
прижилась картошка, благодаря домашнему консервированию овощей
и фруктов, мясу от мясника по воскресеньям и кормилице-свинье, чье
мясо шло не на продажу, а на обед ее же хозяевам. Можно ли верить
моей детской памяти? Или воспоминаниям Жана Пти о его родной
горной Бургундии до 1914 года? Или тому, что помнит Мишель Сажело-
ли, бывший мэр Сере и бывший председатель генерального совета
* Отражение в искусстве самых отталкивающих сторон жизни (примеч. ред.).
424
департамента Восточные Пиренеи? Или рассказам того преподавателя
философии, который, как и я, вырос в Лотаришии?
Оставим вопрос открытым. До тех пор, пока у меня не появится
более обширной информации, я буду считать, что старинная крестьян-
ская Франция выжила благодаря своему трудолюбию, своей мудрости
и относительному достатку, каким пользовались ее жители в стране
в общем процветающей. Я мог бы, пожалуй, упрекнуть себя в том, что
размышляю об этой Франции не без грусти: ведь поддержание старин-
ного равновесия ретроспективно, с точки зрения логики и здравого
смысла, не может не казаться решением, для той поры весьма разум-
ным. Я не убежден, что сегодняшнее сельское хозяйство, развивающееся
в том направлении, в каком влекут его техника и эволюция нравов, везде
может быть названо устроенным разумно. Пусть сегодня крестьяне
обрабатывают наилучшие земли, покидая другие, не столь замечатель-
ные, производительность их труда все равно, как и прежде, зависит от
выпавшего им на долю пространства. Я получил большое удовольствие,
когда читал некоторые романы - естественно, не слишком точные - из
крестьянской жизни («Суп с дикими травами» Эмилии Карль, перенося-
щий нас в Морьенские Альпы; «Возвращение в Малавей» Клода Кур-
ше), стремясь отыскать в них беспристрастные свидетельства о крес-
тьянской Франции вчера и сегодня. И вот, признаюсь, внимание мое
привлекли некоторые фразы, растрогавшие меня именно своей точнос-
тью: «Прежде ты мог свести концы с концами, работая на самого себя.
Теперь каждый месяц приходится что-то выплачивать. Стоит раз на-
чать - уже не остановишься. Как кончишь выплачивать за трактор,
ему уже место на свалке. В конце концов выходит, что ты работаешь на
«Сельскохозяйственный кредит». Я могу продолжить: давным-давно ты
работал на сеньора. Потом - на хозяина. Вчера и сегодня ты работал
и работаешь на государство и банки. «Те, что в банке,- продолжает
Клод Курше,- они в порядке. Они открывают конторы повсюду...
Перемен много, а по сути все одно и то же. Пашут землю одни, а доход
идет другим». Быть может, нынешняя, новая Франция не так уж и нова.
Большая временная протяженность. Я надеюсь, что читатель, до-
шедший до этого места, уже привык к тому языку, каким пишется
история большой протяженности. Постичь с помощью этого языка
глубинный смысл истории, по воле которой одна Франция сменяла
другую,- прекрасная цель, и в следующих книгах моего труда я про-
должу эти попытки докопаться до подземных вод; речь там пойдет
425
о государстве, о культуре, об обществе, о Франции в ее отношениях
с внешним миром...
<<< ΛΛΛ >>>
Лошади как правило вероятно времени
Но вые инциденты на рынках
Бродель Ф. Что такое Франция истории Европы 2 деревья
Виноградники укрупняются
Лаваль чисто французский город
|
|
