|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Разнообразие и единичность. Да, Франция разнообразна. Причем
разнообразие ее явно, продолжительно, структурно. Вобан говорил
даже о «разнообразии почвы во всех провинциях королевства» '. Миш-
ле, Люсьен Февр и многие другие говорили о том же - о разнообразии,
которое раздробляет, разделяет, противопоставляет. Откуда же, однако,
берется эта гетерогенность, эта пестрота, которую французы охотно
объявляют главной характеристикой своей страны, но которую, пожа-
луй, напрасно считают единственной и неповторимой? В 1982 году,
выступая в Геттингенском университете, я с чистой совестью говорил об
этом ни на что не похожем разнообразии, доказывая тем самым, что
всякому случается бестрепетно повторять общие места и уступать при-
тязаниям - пусть невинным - своих соотечественников. После моей
лекции завязалась дискуссия, и слушатели мои настойчиво и даже
насмешливо указали мне, не поскупившись на примеры, на то, что
и Германия также весьма разнообразна. Впрочем, я это знал, как знал
и то, что разнообразны также Италия, Испания, Польша, Англия.
Следовательно, в поисках объяснения нужно было выйти за пределы
французского шестиугольника, пусть даже разнообразие не везде прояв-
ляется с одинаковой силой.
Возможно, и во Франции и вне ее дело происходило следующим
образом: очень маленькие человеческие сообщества, узкие доисторичес-
кие общины захватывали то или иное пространство - разнообразное
или нет, но желательно разнообразное, поскольку разнообразие ум-
418
ножало открывавшиеся возможности. Затем это пространство индивиду-
ализировалось, приспособлялось к численности, орудиям труда, умени-
ям, способам передвижения группы, которая, начав заниматься земледе-
лием, отказывалась от кочевой жизни и обосновывалась на одном месте,
однако постоянно покидала свои дома и отправлялась работать в садах
и полях, а затем возвращалась назад. Это укоренение, эта адаптация
определяют на века условия существования, которые всегда более или
менее соответствуют этому первоначальному наброску. Итак, дерево
пускает корни надолго.
Если принять это вполне правдоподобное объяснение, тогда полу-
чится, что решающим было влияние экономики и, больше того, что
пространство с самого начала разделялось согласно правилам, изложен-
ным фон Тюненом.
Существенно и другое: эти первоначальные группы и пространства
не замкнуты. Испокон веков всякий узкий клочок земли имеет связи
с внешним миром. В конечном свете внешнее пространство улавливает
пространство внутреннее, которое, даже если его связи с соседями не
слишком тесны, принуждено сохранять открытость, пусть даже самую
незначительную. Такая трактовка избавляет от необходимости объяс-
нять разнообразие одной лишь природой, которой отводится в этом
случае роль чисто декоративная. Тут в дело снова вмешивается эконо-
мика: ведь никакая группа не может существовать замкнуто, ведь
разнообразие притягивает к себе разнообразие, как положительный
электрический заряд - отрицательный. Это можно наблюдать в чистом
виде на примерах тех регионов, где обмен еще плохо налажен, где еще не
установилась, не развернулась в полную силу связь деревни - город-
ки- юрода: на западе Бурбоннэ или, еще лучше, в Вело, где в XIX
веке связи завязываются, за неимением лучшего, на ярмарках, чаще
всего «негородских» и представляющих собою «шумные массы людей,
которые собираются на несколько дней под открытым небом, в местах,
специально не оборудованных», как это происходило на «самых арха-
ических ярмарках [...] в отдаленных районах Центрального Массива
(Руэрг, Жеводан, Верхнее Виварэ) в эпоху традиционного крестьян-
ства» '. Имею ли я право принять эти очевидные факты прошлого за
некое доказательство? Группы, мало связанные между собой, восполня-
ют этот недостаток связей неким компенсационным взрывом - ярмар-
кой. Экономика утверждает таким образом свои права.
Однако хотя экономика и имеет решающее значение, много значат
и другие факторы: способность жить в обществе (sociabilite), потребность
в общении. Выезжая в городок или в город, крестьянин получает
419
возможность вырваться из привычного крута существования, совершить
путешествие, покинуть мир, где он чаще всего остается наедине с собой.
В городе его ждут шум, разговоры, новости, кабачок, где можно выпить
со случайными собутыльниками. Трудность заключается в том, что все
связанное с общением, поддается анализу гораздо хуже, чем все, что
касается экономики. Формы общения проявляются не так явно. Мне
кажется, что легче изучать их на материале отдельно стоящих жилищ,
чем на примерах больших деревень, или, по крайней мере, что между
деревушками, между хуторами, расположенными на солидном расстоя-
нии один от другого, общение происходит более живо, а потребность
в нем у жителей этих поселений более настоятельна. Единичность
Франции рождается на уровне этих элементарных связей, в которых
человек утверждает себя в качестве животного общественного. Однако
здесь нет ничего похожего на пчелиный улей или муравейник. Человек
останавливается, не доходя до этих тоталитарных вариантов.
Внешний мир - затруднение, постоянно напоминающее о себе. Я за-
кончил главу «Франция - дитя географии?» рассказом о взятии Тулона
в 1707 году. Неужели мне больше нечего было сказать? Франция имеет
выход к морю и центральным областям континентальной Европы.
Я остановился на границах, чтобы подчеркнуть их важность. Они
имеют решающее значение для внутренней истории Франции. Однако
они смотрят не только внутрь, но и наружу.
Я поторопился повторить, вслед за многими другими, что Франция
упустила свой морской шанс, что она не овладела Sea Power, иначе
говоря, скипетром мирового господства. В самом конце моего труда мне
придется остановиться на этом подробнее. Но я бы мог, я бы должен был
сразу сказать о том, какое огромное влияние оказывает на нас Европа,
как она давит на нас, лепит нашу судьбу, подобно тому, как скульптор
мнет пальцами гончарную глину. Европа присутствует в наших гра-
ницах, как присутствует в них и весь мир.
Со времен Цезаря, если не раньше, вплоть до варварских нашествий
V века, история Франции всегда была частью средиземноморской ис-
тории. То, что происходит на просторах Внутреннего моря, пусть даже
очень далеко от берегов Франции, влияет на ее жизнь. Но после того как
эпоха великих нашествий закончилась, гораздо большее значение при-
обрели связи Франции с Центральной и Восточной Европой. Призна-
юсь, что под воздействием моих путешествий и рождаемых ими ил-
люзий, я много думал о Европе, что начинается у берегов Соммы, Мааса
или Рейна и простирается до Сибири и далекой Азии... Я думал о ней
420
тем более напряженно, что от Рейна до Польши часто видел пейзажи,
напоминавшие пейзажи Лотаритии, где я провел свое детство. Те
же группы деревень. Те же открытые поля. Те же зерновые культуры.
Тот же трехпольный севооборот, та же конфигурация пашен. Если
взглянуть на польские поля с самолета, можно увидеть, как они,
длинные и узкие, врезаются в лесные массивы, рассекают их, словно
удар хлыста. Они преследуют меня, как навязчивое воспоминание.
Если бы мне нужно было изобразить графически включенность
Франции в мировую экономику, я нарисовал бы круг. В центре
оказался бы Париж- что, безусловно, противоречит геометрии, ибо
настоящим центром является Бурж, игравший главную роль в истории
Франции лишь однажды, при Карле VII, да и очень недолго. На
окружности я поместил бы крупные порты: Марсель, Бордо, Ла-
Рошель, Нант, Сен-Мало, Руан, Дюнкерк, а внутри круга пограничные
города: Лилль, Страсбург и, главное, Лион. Все эти города наполовину
связаны с внутренними районами Франции, наполовину же зависят
от соседних стран. Эта противоположность внешнего и внутреннего
общеизвестна. Уже давно писали о существовании Испании пери-
ферической и Испании внутренней. Но, быть может, справедливее
было бы говорить о некоем маятнике: преимущество отдается то внеш-
нему, то внутреннему? Внутреннему, которое представляется нам рас-
цветом XVIII века, а маркизу д'Аржансоиу казалось столь пустым,-
быть может, оттого, что в ту пору французская жизнь слишком
быстро смещается от центра к периферии.
Как бы там ни было, такая схема немедленно опровергает те схемы
мирм-экономик, где периферии располагаются под знаком отставания,
бедности, угнетенности. Экономистам и историкам придется напрячь
воображение, чтобы примирить подобные противоречия. Разве всякое
разумно организованное сообщество не обречено действовать на соб-
ственных границах, дабы завоевать себе место в мировой экономике?
Именно периферия связывает национальное с интернациональным.
Я вернусь к этим пугающе обширным проблемам в последней книге
своего труда, которая будет называться «Франция вне Франции». Без
сомнения, с моей стороны весьма предусмотрительно отложить это
путешествие по земному шару на потом, а прежде покончить с ис-
следованием столь же пугающей своими масштабами истории Фран-
ции - Франции внутри ее границ.
Но полезно уже теперь напомнить, что границы эти замкнуты
отнюдь не наглухо. Будь они непроницаемы, Франция процветала бы -
а впрочем, и страдала бы - куда меньше.
421
<<< ΛΛΛ >>>
Таким землям везет на них выливают больше удобрений
Мец представляет собой голов ную крепость
Бродель Ф. Что такое Франция истории Европы 3 качество
Лучшая пора лионских ярмарок франция возможно
Виноградник
|
|
