<<<     ΛΛΛ     >>>   

„Окультуривающая” роль эмоций столь значительна, что А.Н.Леонтьев назвал их результатом и „механизмом” движения деятельности, поскольку эмоции „выполняют функцию внутренних сигналов, внутренних в том смысле, что они не являются психическим отражением непосредственно самой предметной действительности. Особенность эмоций состоит в том, что они отражают отношения между мотивами (потребностями) и успехами или возможностью успешной реакции, отвечающей им деятельности субъекта”[15]. Рациональная оценка или способность суждения складывается из естественного сочетания возможностей рефлектирующего (основанного на данных впечатлений и эмоциональных состояний), то есть собственно эстетического и определяющего (познавательного) суждений; по Канту: чувственно-эмоциональных и рационально-интеллектуальных способностей. В этом двуединстве и состоит загадка и таинственность эстетического вкуса, оказывающего решающее влияние на поступки, поведения, действия и деятельность человека, собственно открывающего личности путь к эстетической деятельности и эстетическому творчеству.

Если развитая до эстетического уровня эмоциональность человека оказывает столь сильное влияние на процесс культурного развития личности и возвышения ее до эстетической культуры, то способность эстетического вкуса, естественно гармонически сочетающая в себе развитую чувственность и развитую рациональность, становится не механизмом движения деятельности и жизнедеятельности личности, а ее главным энергоблоком, раскручивающим творческие потенции личности. Раз в эстетический вкус включается и рациональное (определяюще-оценивающее) суждение, то уже на этом этапе эстетического развития личности присущее культуре культивирование, лелеяние, возделывание приобретает осмысленный характер, не говоря уже о том, что оно целенаправленно, целеустремленно и целесообразно подчиняет жизнетворчеству и творчеству личность, сформировав в ней предварительно потребность в постоянном самосовершенствовании как проявлении, по Канту, высшего долга перед собой и перед человечеством.

Непонятно, почему после Ф.Шиллера и И.Канта, даже при специальном внимании к проблемам эстетической культуры, никто серьезно и основательно не занимался вопросами целесообразности, целеполагания и цели, которые в культуре вообще, а в эстетической в особенности – как творческих способах деятельности и жизнедеятельности человека – занимают центральное, скажем, конституирующее место[16]. „Телеологическое суждение сравнивает понятие продукта природы по тому, каков он есть, с тем, чем он должен быть (именно с этого пункта и начинается длительный путь творчества, созидания, открытия нового – Н.К.). Здесь в основу рассмотрения его возможности кладется понятие (о цели), которое a priori предшествует ему. Нетрудно представить себе такого рода возможность в произведениях искусства”[17].

Достижения современного естественнонаучного знания, как бы наложившего теорию эволюции не только на физический природный, но и на духовный мир (в виде теории коэволюции); исследование физическими методами психофизиологических возможностей не только головного мозга, но и биодинамических тканей, интересно и основательно поставившие вопрос о соединении в сознании человека биодинамического его слоя, чувственного и рационального[18] (автор уже имел возможность писать об этом)[19] позволяют современной эстетике настаивать и на природности чувства стремления к красоте, и на определяющей роли эстетического творчества и эстетической культуры во всей жизнедеятельности и деятельности личности. Сколь основательно (как показал своими исследованиями Илья Пригожин) целесообразность господствует в природе, проявляясь в неумолимости движения всех природных процессов от хаоса к порядку, затем к хаосу и опять к порядку более высокого уровня и так до бесконечности, столь же неумолимо родовое качество человека – стремление к красоте – направлено к целеполаганию и к осуществляющейся в деятельности, особенно в творческой, цели. Идеальный план любого действия (неважно осознан он или нет), тем более деятельности – это и есть целеполагание, которое через сознание, знания, навыки, умения реализуется в продукте как цели.

Если при этом все составляющие способностей человека: сознание, знания, науки, умения, окультурены, то есть выросли не на пустом месте жизни индивида, основаны не только на его собственном опыте, но, вырастая на основе природных задатков индивида, и впитали в себя и спрессованный опыт предшествующих поколений, т.е. окультурены, получается творец, который в результате творчества может добиться эстетического уровня материализации поставленной перед собой цели. Вряд ли нужно доказывать, что в эстетически реализованной цели личность как раз и выполняет свой высший долг – самосовершенствует себя через совершенствование окружающего мира. А через самосовершенствование и совершенствование она естественно достигает гармонизации своих взаимодействий с миром.

Здесь следует если не развести, то четко отграничить процесс общего окультуривания и эстетического окультуривания всех природных задатков и дарований личности, особенно когда они развиваются в талант. Дело в том, что общепринятая точка зрения отождествляет культуру со всем не природным человеческим миром, говоря словами Маркса, со всеми результатами распредмечивающей и опредмечивающей деятельности человека. Я полагаю, что это не совсем отвечает самому смыслу термина „культура”, но здесь не буду обращаться к обоснованию своей точки зрения на культуру. Говоря же об эстетической культуре и об эстетически значимых результатах любой деятельности человека, укажу на ее естественную выделенность из устоявшегося представления о культуре по ее субстанциональному признаку: красота изначально рассматривалась и рассматривается человечеством неотторжимой от добра, хотя в своей распредмечивающей и опредмечивающей деятельности человек очень часто поступает в пику и добру, и красоте. Трудно представить, как представитель рода человеческого, несущий в себе глубинное природное качество – стремление к красоте, человек сколь-нибудь осознанно культивирует, лелеет, возделывает в себе, для себя и для людей то, что несет зло, разрушение, варварство, злодейство. Недаром в древнем мире (не только в Древней Греции) главным термином, обозначавшим культурную деятельность человека, был термин „калокагатия” (от греч. calos – прекрасный и agatos – добрый, хороший, нравственно совершенный), немного иначе звучавший в Древнем Египте, в Шумере, Древнем Китае и т.д. Значит, по существу своему, эстетическая культура никогда не распространяла свое влияние на искусность любого рода, а сосредоточивала в себе лишь искусность человекотворящую и жизнесозидающую. Хотя термины „искусство”, „искусность” и до сих пор употребляются при оценке деятельности и ее результатов не только жизнестроительного, жизнетворческого, но и жизнеразрушительного характера, например „военное искусство”, „воровская искусность” (вспомним, как Ж.Габен в фильмах мастерски готовил и осуществлял ограбление банков, магазинов или как искусно Жан-Поль Бельмондо, Сталоне, Рэдфорд, Шварцнегер „совершают” кровавые расправы), „бандитское мастерство” и пр. Может быть, кто-то и это относит к культуре? С эстетической культурой это не имеет ничего общего: и сегодня она зиждется на том же нерасторжимом единстве в человеке „добра и красоты”, прорастающем все из того же стремления к красоте.

Н.Баумгартен, выражая свое убеждение именно в таком, отрешенном от зла, развитии природных задатков до культуры, называемой им эстетической дисциплиной, писал: „Будучи наделено ею, дарование, прекрасное от природы, подогреваемое ежедневными упражнениями, ею движимое и ею поощряемое, вместе с честным, искренним, по выражению Персия, эстетическим сердцем, легче может склоняться к тому, чтобы прекрасно мыслить о данной теме”[20]. Значит, уже в то время некоторые народы интересовала и занимала эстетическая культура как важная и необходимая сторона развития личности и общественного организма, ибо она уясняет „нам Бога, вселенную, человека (особенно в его моральном облике), повествования (не исключая мифических) и древности, а также дух символов (signorum denium)”[21]. Может, и мы, стряхнув в себя наваждение политических и экономических, сугубо личностных (точнее индивидуалистических, даже не разумно эгоистических), предшествовавших насильственно навязывавшихся господствующей идеологией), стереотипов, отречения от бесконечных шараханий из стороны в сторону, от погони за другими народами и государствами, в поисках средств существования с протянутой рукой, сумеем понять, наконец, что и Бога, и вселенную, и искомого человека мы сможем найти прежде всего в нашей богатейшей истории (которой мы и сегодня не знаем, а то и чураемся), в наших повествованиях, мифах, символах, вековых обрядах и обычаях, в народной культуре, устоявшемся укладе жизни и образе бытия российского? Знай серьезно и глубоко нашу историю, мы бы не искали сегодня нашу самоидентичность в том, в чем ее никогда не было и быть не может, не шарахались бы ни в русофильство, ни в русофобство, понимая, что любая форма национализма неизбежно ведет к фашизму, а значит, и приглушению, удушению в душах людей пробужденного в россиянах их духовной культурой и воистину искусным, мастерским отношением к созидательному труду российских мужиков, их природного стремления к красоте. Может, тогда появятся правители России – не через обездоленность и политически-правовое невежество, не через равнодушие людей к тем, кого они как бы свободно избирают – все равно они их не знают и считают: кого не избери, будут хапать, доводить народ до ручки, будут клясться в радении о народе и, как Жириновский, брызгать обещаниями во все стороны, столь же неисполнимыми, сколь были таковыми насытившие народ коммунистические обещания? Может, тогда появятся деятели парламента, которые не будут считать политику грязным делом, а грязь начнет отлипать от политики? Но это наступит уже при новых поколениях россиян, которые будут становиться, формироваться, воспитываться в иной, очищенной и нравственно-эстетически насыщенной атмосфере бытия: хозяйственно-экономической, общественно-политической, нравственной, культурной деятельности и жизнедеятельности.

Все это возможно только при условии, если общество жизненно заинтересовано в развитии науки и культуры, всей системы общественного образования и воспитания, нацеленных не только на пробуждение стремления к красоте, но и на воспитание личности, фундированной на „святой Троице” – истине, добре и красоте. Опыт России XX века со всей очевидностью показал пагубность общественной и государственной невостребованности такой малости, как даровитая, талантливая, эстетически творящая личность. В результате весь общественный организм приходит в болезненное, расстроенное, хаотическое состояние, не получая от каждого даровитого, талантливого человека того, что он мог бы дать обществу, реализуясь в предназначенной ему судьбой деятельности, обеспеченной благоприятными материальными, духовными и социальными условиями.

В этой части разговора об эстетической культуре на первый план выступает одна ее самая сильная и действенная социальная особенность: развитая эстетическая культура обеспечивает личности, ею обладающей, свободу проявления всех задатков и развитых на их основе способностей и талантов в свободной деятельности и жизнедеятельности. Прежде всего она обеспечивает внутреннюю свободу, которая проявляется даже в самых неблагоприятных социальных, материальных и духовных условиях. Ведь внутренняя свобода побеждает, преодолевает внешнюю несвободу, ибо она торжествует в результатах прежде всего эстетически значимого для творящей личности творчества, ценность которых в конечном итоге неизбежно раскрывается и перед обществом. Хотя, конечно, невозможность сделать общим достоянием результаты своего творчества сказывается на состоянии, самочувствии, духовном, да и телесном здоровье личности. Может быть, внешняя несвобода в какой-то мере снижает эффективность, внутренняя свобода – даже если личность и добывает средства материального существования в другой, вынужденной нетворческой деятельности – во всех отношениях ставит творящую личность в более благоприятные условия осуществления своего жизненного призвания. Ярчайший тому пример А.С.Пушкина – гений земли российской, почти всю свою творческую жизнь находившийся в самых неблагоприятных условиях, с блеском раскрывший свой гений и навечно обогативший не только Россию, но и все человечество.

Разумеется, это происходит с личностью, в которой с самого рождения выявлен природный дар, разбужено стремление к красоте и сформированы потребности и способности к творчеству, которые, сформировавшись, неуклонно ведут личность далее по жизненному пути. Общество, особенно государство, свою сковывающую и губительную роль „хорошо” и успешно выполняют на стадии эмбрионального развития и раннего младенчества, да и младшего дошкольного и школьного возраста ребенка, то есть в тот период жизни индивида, когда в нем еще не проснулся его Божий дар и не начала „работать” в нем великая Божественная сила, которая прежде всего преодолевает „страх, древний и изначальный” (Н.Бердяев), и пока в нем еще не пробудилось „желание быть самим собой” (С.Кьеркегор). Такое желание, освобождающее личность не только от страха, но и превращающее ее в свободно чувствующего себя субъекта, оказывает решающее влияние на выработку воли, нравственной силы для творчества вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам.

Не вдаваясь здесь в существо эстетического творчества (в самом общем виде это мною уже было сделано в книге: Киященко Н.И., Лейзеров Н.Л. Эстетическое творчество в социалистическом обществе. М., 1984), обращу внимание лишь на освобождающую его силу в процессе становления, формирования, воспитания и развития личности.

Прежде всего, творчество в любом виде деятельности человека основывается на знании и познании. Оно и начинается и раскрывает свою созидательную мощь лишь тогда, когда для его начала и проявления накоплены достаточные знания, когда выработаны необходимые для любого конкретного вида творчества навыки и умения, то есть обеспечена база для свободного проявления творческих сил и человеческого духа. В этом наращивании духовных сил и мастерства происходит, на первый взгляд, парадоксальный процесс внутри человека: с одной стороны, накапливаемый культурный опыт делает очевидной ограничивающую силу культурных норм, канонов, традиций и т.п., как бы естественно ведущих к несвободе проявления личности в деятельности, а с другой – тот же опыт подводит личность к подлинному внутреннему освобождению, сопровождаемому осознанием личной ответственности в творчестве и в его результатах, превращая состояние ответственности в естественное, нормальное состояние личности творца.

При этом в личности реализуется господство не абстрактной, анархической свободы, а свободы, естественно преодолевающей ограничения, реализующей призвание и божественное начало в личности. В работе „О назначении человека” Н.А.Бердяев придавал эту раскрепощающую силу этическому познанию и этическому творчеству (добротворчеству), называя этическое познание «„наиболее бесстрашным и горьким” из всех родов познания”», ибо в нем раскрывается ценность и смысл жизни и в нем же разверзается грех и зло”[22]. Раскрывая же смысл творчества, он, естественно, пришел к выводу, что художественный элемент (читай эстетический) есть во всяком творческом проявлении духа, а „в художестве есть творческая победа над тяжестью „мира сего” – никогда не приспособление к этому „миру”. Акт художества прямо противоположен всякому отяжелению, в нем есть освобождение”[23].

Я здесь не вижу противоречия, поскольку исхожу в рассмотрении творчества (акта торжества культуры) из неразрывности триединства истины, добра и красоты: творчество не только покоится на познании и знании, оно есть не только утверждение добра и достижение красоты, но и особое состояние духа человеческого, при котором достигается гармонизация личности с миром, наслаждение своим собственным миром и достигнутой гармонией с миром внешним, хотя бы и на краткое мгновение.

Если бы художественное, а шире и эстетическое, творчество рассматривалось мною вне единства с истиной и добром, то можно было бы добротворчество считать высшим проявлением человеческого духа, наиболее полной реализацией божественного начала человека-творца. Тем более, что этическое творчество и познание, при сосредоточенности на них всех духовных и душевных сил человека, представляется многим самым важным средством выработки, воспитания воли, обеспечивающей духу настоящую действенность и боевитость. Но вся история культурного развития человечества убедительно демонстрирует наивысшее торжество человеческого духа в актах художественного и эстетического творчества. И на всех исторических этапах, во всех условиях социального бытия всех народов, стран и континентов высшие победы человеческого творческого духа воплощены в художественных эстетических ценностях, составляющих арсенал человеческой культуры.

Не последнюю роль в создании этих ценностей играет факт освобождения человеческого духа от тяжести необходимости, вернее, осознание неизбежности некоторой необходимости (уже отмеченной культурной и нравственной необходимости) в процессе творчества как совершенствования и гармонизации мира и человека. „Сущность художественного творчества, – писал Н.А.Бердяев, – в победе над тяжестью необходимости. В художестве человек живет вне себя, вне своей тяжести, тяжести жизни. Всякий творческий художественный акт есть частичное преображение жизни. В художественном восприятии мир дан нам уже просветленным и освобожденным, в нем прорывается человек через тяготу мира. В творчески-художественном отношении к миру уже приоткрывается мир иной. Восприятие мира в красоте есть прорыв через уродство „мира сего” к миру иному. Мир, принудительно данный, „мир сей” – уродлив, он не космичен, в нем нет красоты. Восприятие красоты в мире есть всегда творчество – в свободе, а не в принуждении постигается красота в мире”[24].

Именно установление факта гармонизации в личности всех ее духовных, душевных и телесных состояний и дает основание говорить о том, что эстетически развитые в индивиде чувства, ум и воля в наибольшей мере обеспечивают свободу самопроявления личности, поскольку для такой личности любая форма деятельности и способ жизнедеятельности неизбежно будут творческими. Естественной предполагается активность и действенность чувств, мысли и воли, в отличие от тех требований, которые предъявлял Ф.Шиллер к различным ипостасям культурно развитой личности: он полагал, что в чувствах человек, чтобы достичь культуру, должен развивать, культивировать „наибольшую пассивность” чувств, „наибольшую независимость от восприимчивости и развить возможно более активность разума”. Эта боязнь экспансии чувств и их замутняющего действия на разум сохранялась в течение веков, пока не была установлена „умность” эмоций искусства (Л.С.Выготским), вернее, эстетических эмоций, подтвержденных открытием в высших отделах головного мозга функциональных центров эмоций. Противореча себе при рассмотрении отдельных составляющих личности, Шиллер не мог обойти гармонии при соединении этих составляющих в целостную личность, поскольку в культуре человек всегда предстает целостным существом. „Человек лишь тогда достигнет высшей полноты бытия в соединении с высшей самостоятельностью и свободой, когда оба качества соединятся, и вместо того чтобы потеряться в мире, он впитает в себя мир со всей бесконечностью явлений и подчинит единству своего разума”[25]. А единый разум, подкрепленный волей, и переведет человека из сферы существования в сферу бытия. „Человек поймет тем большую часть мира, тем больше форм создаст он вне себя (разрядка моя – Н.К.), чем большей силой и глубиной будет обладать его личность, чем большую свободу приобретет его разум”[26].

Вот почему подведение под всю систему народного образования и общественного воспитания эстетических начал сегодня означает обеспечение России ее завтра, сил и способностей для духовного и материального возрождения и крайне необходимого нравственного очищения, чтобы проснувшееся в каждом россиянине стремление к красоте подвигло его на создание возможно большего количества форм вне себя, воплощающих в себе истину, добро, красоту. Тогда и прорастет в каждом „ответственная свобода”, а не безответственный эгоизм, втягивающий человека в апокалиптическое состояние. Сейчас, кажется, уже время понять, что это не утопия, а жизнеспасительное для нас направление движения, один из важнейших способов выживания, провозглашавшегося многими философами – основным средством преодоления глубинного страха, сохранения и движения жизни.

Если культуру в самом общем суммирующем плане можно определить как способность и умение на сугубо человеческих (выходящих за пределы биологического приспособления) началах построить, организовать и реализовать отношения с миром (включая природу, других людей, самого себя), то эстетическая культура может быть истолкована как способность и умение прочувствовать свою связанность с миром, содержательно пережить, человечески ценностно выразить полноту, глубину и многообразие этих отношений. При этом специфику эстетического отношения составляют прежде всего два момента, касающиеся как своеобразия содержания этих отношений, характера их развертывания, так и механизма их существования, обусловливающего самую их специфичность. Это, во-первых, целостность, комплексность, всеохватывающий характер данного отношения, которое не может быть реализовано в частичной форме – например, только рационально или только чувственно. И, во-вторых, это отношение, где принципиальное значение, значение конституирующее, имеет качество не только той стороны, что традиционно именуется объектом отношения, но и стороны субъективной: качество отношения здесь не только определяется субъектом, его собственным „качеством”, идет от него и через него, но это отношение становится как таковое, в своей качественно-бытийной определенности, именно благодаря ему.

Разворачивание феномена эстетической культуры происходит как бы на внутреннем плане мотиваций к деятельности (которая понимается очень широко – от внутренней идеально-предметной до воплощенной во внешней предметной деятельности) или же в сфере качественно-оценочной составляющей в том совокупном отношении, которое определено как эстетическое. Актуальная „становимость” эстетической реальности[27] в зависимости от активности эстетического субъекта определяет и эстетическую культуру как реальность в известном смысле условную – условно выделимую грань или, точнее, – модус отношения к миру, образующий уровень, качество, окрашенность отношения. Безусловное существование этой условной реальности позволяет не только охарактеризовать ее, но и выделить ее структуру, отчетливо проступающую при всякой попытке анализа эстетических феноменов. Так, явления эстетической культуры можно анализировать и характеризовать как в определенном смысле онтологические образования, как деятельностные или психологические феномены, оценивать их с точки зрения аксиологической и т.п. При этом возникает картина не только совокупности эстетических объектов, имеющих определенную ценность, но и иерархическая система представлений, определяемая особой способностью восприятия.

Можно сказать, что для эстетической культуры характерны и актуальны те же проблемы, те же коллизии, что и для культуры в целом, например, проблема культурных универсалий, вопрос о правомерности самой постановки этой проблемы и т.д. Одна из основополагающих проблем культурологии – соотношение культуры и природы – в области эстетической культуры предстает как проблема общего конститутивного содержания и характера этой культуры и как частная проблема специфики разрешения противоречия культурного и природного в западной и восточной системах эстетики или, в еще более специальном контексте, как проблема расхождения методов в конфуцианской и даосской системах художественного воспитания, и т.д. Столь же важна и актуальна в плане анализа эстетической культуры общая проблема психологических оснований культурной деятельности.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

культуры Киященко Н. Эстетическая культура 8 культуры
Полиаспектности самого предмета исследования
Видят подлежащую всем культурам
культуры Киященко Н. Эстетическая культура 3 творчества
Можно развить личность человека