<<<     ΛΛΛ     >>>   

Функционирование эстетических категорий в качестве критериев оценки научного творчества выходит за пределы косвенного воздействия искусства, т.к. речь идет уже о его влиянии не на личность ученого, а на само научное творчество. И влияние это, т.е. непосредственное влияние искусства на науку (которое, конечно, не отделено китайской стеной от рассмотренных аспектов косвенного влияния), не ограничивается отмеченными моментами: искусство поставляет не только критерии оценки результатов научного творчества, но и специфические средства их оформления – специфические художественные средства, значительно обогащающие сам язык науки, способствующие его гуманизации и демократизации, использование которых освобождает науку от излишней схематизации и чрезмерной формализации, делают добытые ею данные более выразительными и доступными.

Воздействие эстетического фактора сказывается не только на оформлении плодов научного творчества, но и – более того – в определенной мере на самом процессе и формах их добывания. Такие, в частности, приемы художественной композиции как совмещение временных планов, ценностные критерии отбора, умышленные смещения смысловых акцентов и т.п., способствующие своего рода реставрации и целостному восприятию данного феномена, несмотря на отсутствие отдельных составляющих, а также моделирование и выбор вариантов, играют немаловажную роль в современной науке.

„Все здание научной истины можно возвести из камня и извести ее же собственных учений, расположенных в логическом порядке. Но чтобы осуществить такое построение и понять его, необходимы творческие способности художника”, – свидетельствует А.Эйнштейн[78].

Все это обусловливает особую роль воображения, фантазии, интуиции, выступающих уже в качестве инструментов добывания истины, средств познания, которые столь характерны для искусства, что их нередко квалифицируют как исконно художественные начала.

Воображение помогает ученому домыслить, восстановить отсутствующие звенья в цепи исследуемого, компенсируя имеющиеся проблемы и однонаправленность мышления, трансформирующуюся порой в его ограниченность, как бы дорисовывая или реставрируя картину и представляя ее в целостности.

Воспаряя на крыльях фантазии, ученый как-бы возвышается над реальностью, в силу чего он способен заглянуть в будущее и, в известной мере, прогнозировать его.

Интуиция зачастую выступает специфическим средством постижения истины, приходя на помощь дискурсивному мышлению, когда его возможности оказываются недостаточными.

Арсенал научного познания в наши дни явно обогащается средствами художественного познания, в подтверждение чего достаточно обратиться к практике научного моделирования, в особенности к такой его разновидности как макетирование, где особенно заметны приемы и атрибуты художественного творчества.

Но составляют ли все эти инструменты исключительную монополию художественного познания, а функционирование эстетических категорий в системе науки является отражением только внешнего воздействия эстетического фактора?

Эстетическое содержание научного труда, как подчеркивалось выше, детерминируется самой его природой, и сам факт функционирования эстетических категорий в системе науки – отражение не только воздействия искусства, но и имманентного свойства науки.

О наличии эстетических моментов в научном творчестве и о их значении наилучшим образом свидетельствуют сами ученые. О поэзии научного труда, об эстетической значимости теоретических конструкций, о красоте созидаемой наукой панорамы вселенной и о наслаждении, испытываемом и от самого созидания, и от восприятия этой картины мироздания неоднократно высказывались крупнейшие научные авторитеты.

Особенно много красноречивых свидетельств мы имеем об эстетических достоинствах математики. И сегодняшние математики, указывает М.Борн, часто исходят не только из логических, но также из „эстетических точек зрения и развивают из них удивительные образы”[79]. Поэтические свойства видел в математических образах и Л.Бриллюэн, а А.Пуанкаре горячо спорил со всеми, кто исключал из математического творчества глубоко эстетическое чувство. Понятие эстетики математического творчества отстаивают и развивают и многие наши современники, в том числе и отец кибернетики Н.Винер. И это, видимо, не случайно, ибо, по свидетельству такого авторитета как академик А.Н.Колмогоров, „в самой математике есть своя эстетическая сторона”[80].

Эта характеристика с известной степенью достоверности может быть отнесена и к другим областям научного знания, ибо, как свидетельствует А.Эйнштейн, „В научном мышлении всегда присутствует элемент поэзии”[81].

Эстетический момент в научном творчестве наиболее ярко проявляется прежде всего в эмоциональном аспекте – в широком спектре переживаний, сопровождающих научный поиск, в чувстве радости, наслаждения, удовлетворения (или в соответствующих негативных эмоциях), испытываемых ученым в ходе исследования, от преодоления трудностей и получаемых результатов. И речь в данном случае идет об эмоциях, порождаемых самим характером научного творчества, его спецификой, наличием у него именно своей внутренней эстетической стороны (роль искусства здесь сказывается в той мере, в какой оно способствовало воспитанию культуры чувств ученого, сформировало его эмоциональный потенциал).

Подобные эмоции детерминируются красотой, гармонией, совершенством, предстающими перед взором ученого, познающего мир, как своего рода награда за его самоотверженный труд, и характеризующими сам этот труд, прекрасный и благородный, доставляющий высшее наслаждение, во многом сходное с наслаждением шедеврами искусства.

О радостях научных открытий, о муках творчества и о наслаждении им мы имеем многочисленные свидетельства, что называется из первых рук. Поэзией музыки называет академик Г.Будкер труд наших ученых по решению атомной проблемы. Характер деятельности, пишет академик, был поэтический, они творили симфонию радости, симфонию красоты. И хотя это был тяжелый, можно сказать, изнурительный труд, когда в течение трех лет приходилось ежедневно работать до двух часов ночи, академик Будкер называет этот период самыми светлыми и восторженными годами своей жизни[82]. Радость, которая овладевает исследователем, видящим, что его открытие преобразует жизнь, сравнивалась академиком М.В.Келдышем с радостью, испытанной Э.Григом, услышавшим однажды в поле свою мелодию из уст деревенской девушки и понявшим, что „его творение вошло в душу народную”[83]. Характерно, что, отмечая чувство наслаждения своим творчеством, ученые подчеркивают обычно такие познавательно-эстетические качества как стройность теоретических конструкций и соразмерность их составляющих, их логическую согласованность, последовательность и обоснованность, их красоту и гармоничность. О гармонии чисел и форм, о чувстве математической красоты выразительно писал А.Пуанкаре. А Д.И.Менделеев говорил о прелести кристаллических образований. Ошеломляюще прекрасными называл Р.Оппенгеймер ранние работы А.Эйнштейна, а знаменитая эйнштейновская формула, как известно, характеризуется как величайшее произведение искусства XX века. В упоминавшихся выше воспоминаниях академика Г.Будкера отмечается: по красоте и совершенству каждая формула не уступала веницианской вазе. „Никогда более я не слышал музыки, не читал стихов, не представляю себе вообще произведение искусства, которое по красоте внутреннего своего звучания и внешнего оформления, по гармонии чувств и разума могло сравниться с деятельностью по решению атомной проблемы”[84]. Ученый ярко живописует „изящество и красоту современной физики”; „Кто однажды соприкоснется с этими великими творениями человеческого разума, увидит, помимо глубокой мысли, и красоту. Красоту эмоциональную, действующую на чувства людей так же, как музыка, как стихи, как живопись”[85].

Красота, совершенство формул, теорий, концепций не составляет их исключительно эстетической характеристики: последняя оказывается в неразрывной связи с их собственно теоретической содержательностью, а следовательно, и с их научной значимостью. Это очевидно и в приведенных, и во множестве других высказываниях ученых. Так именно познавательной функцией математики, в которой акцентируется как раз эстетическая сторона обосновывает Н.Винер само понятие эстетики математического творчества. „Красота науки и в логической стройности, и в богатстве связей. Понятие красоты играет важную роль для проверки правильности результатов и для отыскания новых законов, являясь отражением в нашем сознании гармонии, существующей в природе”, – свидетельствует А.Мигдал[86]. „Так же как в искусстве, в науке важную роль играет понятие красоты”, – категорически утверждает он[87].

Следовательно, стремление к красоте, характеризующее высокую культуру мышления, отражается не только во внешнем оформлении математических формул и научных теорий – в их упорядоченности, стройности, изяществе, гармоничности, но и оказывает определенное влияние на само направление научного поиска, а в силу этого и на само содержание научных открытий, ибо красота – это и индикатор ценности результатов, и, напомним – стимул научного поиска. „Очень многое мы открываем потому, что нам это кажется прекрасным, а уж потом доказываем, что это полезно”[88].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мысль человеческую
Атрибуты художественного творчества
Западно восточный диван
культуры Киященко Н. Эстетическая культура 13 воображение
Для жителей города исторический центр в первую очередь определяет его культурный образ