<<<     ΛΛΛ     >>>   

Проблема взаимоотношений науки и искусства – традиционный объект философского анализа, неизменно требующий своего переосмысления в свете нового исторического опыта. Принимая все новые ракурсы и оттенки, она как бы возникает всякий раз заново, получая новое звучание, соответствующее конкретно-историческим условиям, оставаясь одной из извечных проблем в истории философской мысли, ибо актуальность составляет ее атрибут, ее органическое свойство. Но при этом она неизменно остается исключительно многогранной проблемой, требующей всестороннего анализа разнообразными инструментами исследования.

Проблема эта включает широкий спектр взаимосвязанных вопросов – о взаимном воздействии науки и искусства, об их общности и различиях, каждый из которых оказывается в неразрывной связи с множеством более частных проблем. В силу этого она выступает то как проблема соотношения различных видов творчества, форм мышления, форм отражения действительности (таких как эмоциональное и рациональное, образное и понятийное, художественное и теоретическое и т.д.), что проявляется в соответствующих традициях, течениях, школах; то в более широком аспекте – как проблема соотношения двух сфер культуры, или, в иной формулировке, как соотношение двух культур (технической и гуманистической).

Проблема соотношения между искусством и наукой не исчерпывается рассмотрением вопроса об их связи, определением степени или характера этой связи (воздействие, взаимодействие, тождество и т.п.). Связь эта – одна из сторон сложного диалектического соотношения, ибо общность науки и искусства неразрывно связана с их различием, их спецификой и изучение одной из сторон оказывается неполноценным. Общность здесь проявляется в различии, а последнее таится в самом единстве, соответственно чему исследование проблемы общности и единства между наукой и искусством требует диалектического подхода, диалектического анализа и оценки. И осуществляемое на этой основе выявление специфики каждого вида творчества и позволяет установить их действительное соотношение, их подлинные связи и различия, возможную эволюцию этого соотношения и его неизбежные результаты.

Сложность и многогранность рассматриваемой проблемы предполагает множество разнообразных аспектов анализа каждой из ее составляющих – генетического, социологического, гносеологического, логического и т.д. Естественно, что представители различных классов и эпох давали различную постановку и решение данной проблемы, да и сам подход к ней, выбор ее отдельных аспектов и т.п. отличается значительным разнообразием. Однако при всех отличиях, диктуемых объективными конкретно-историческими условиями и субъективными факторами, определяющими позиции отдельных исследователей, анализ проблемы неизбежно требует рассмотрения следующих вопросов: какова относительная ценность науки и искусства как форм постижения и преобразования действительности; каково их реальное соотношение, каковы перспективы, возможные или неизбежные как результат либо данного определенного их соотношения, либо эволюции культуры вообще?

На каждый из этих вопросов можно найти не только различные, но и диаметрально противоположные ответы, причем не только у представителей различных эпох, но и у современников. Интересно отметить также, что противоположные воззрения и оценки можно встретить как у деятелей науки, так и у творцов художественной культуры, хотя разногласия между представителями двух сфер культуры прослеживаются на протяжении всей истории, в то время как противоречия между представителями одной из сфер носят скорее эпизодический характер.

Так в ответе на первый из упомянутых вопросов ученые отдают предпочтение науке, что нередко сопровождается недооценкой художественной культуры, в частности – поэзии, как одного из наиболее ярких ее проявлений. Причем такая недооценка исходила не только от рядовых армии науки, но порой и от ее полководцев. Достаточно напомнить в этой связи, что И.Ньютон позволил себе оценивать поэзию как просто „ерунду”, а Лейбниц определял ее ценность по отношению к науке как пропорцию 1 : 7. Энрико Ферми – этот выдающийся ученый современности, который часто характеризуется как последний физик-универсал, как уникум XX века, отличался явной нелюбовью к музыке и не считал нужным скрывать это, равно как и Дарвин не скрывал того факта, что от Шекспира его „просто тошнило”. И дело тут не просто в субъективном отношении к творчеству именно Шекспира, явно негативное отношение к которому проявили не только некоторые ученые, в том числе выдающиеся мыслители как, например, Вольтер, именовавший великого драматурга талантливым варваром, а то и пьяным дикарем, но и ряд собратьев по перу, в том числе и крупные художники, например, Л.Н.Толстой, всю жизнь развенчивавший Шекспира и характеризовавший содержание его пьес как низменное и пошлое мировоззрение. Речь идет об утрате интереса к искусству вообще, наступившей у Дарвина в зрелом возрасте, что не без сожаления констатировал он сам.

Сказанное, разумеется, не означает, что деятелям науки вообще свойственна недооценка искусства. Подобное мнение легко опровергается прямыми свидетельствами большого числа выдающихся ученых, простой перечень имен которых занял бы многие страницы. Деятели науки в прошлом и настоящем неоднократно подчеркивали жизненно важное значение искусства и определяли его действительное место в человеческой культуре. Тот же Дарвин в свое время подчеркивал благотворность воздействия на ученого поэзии и музыки. Весьма показательно, что утрату эстетического чувства он расценивал как потерю человеческого счастья, пагубно сказавшуюся на нравственных качествах и умственных способностях ученого.

Интересно отметить, что недооценка искусства, а то и явные нападки на него исходили не только из лагеря ученых, но и от самих творцов художественной культуры. Так среди английских поэтов в свое время была известна целая группа так называемых ньютонианцев, отдававших предпочтение науке, а автор одного из наиболее резких выпадов против поэзии – трактата „Четыре века поэзии” (1820 г.) – Т.Пикок был сам представителем литературного лагеря.

Что же касается определения относительной ценности науки, то среди ученых трудно найти таких, кто ставил бы науку ниже искусства, хотя многие из них признавали равноценность этих двух сфер культуры. Зато среди творцов художественной культуры никогда не было недостатка в сторонниках подобных воззрений. Наука зачастую противопоставлялась ими искусству как более низкий вид творчества, а порой обвинялась во всех смертных грехах и даже в преступлениях, ею не совершенных.

Заметим, что подобное отношение к науке нередко проявляется и в наши дни, когда всю ответственность за социальные катаклизмы и катастрофы пытаются свалить именно на науку.

Достаточно напомнить о противопоставлении науки и искусства как древа смерти и древа жизни, которое мы встречаем у Блейка. Некоторые выдающиеся деятели искусства допускали порой не только недооценку роли науки, но и усматривали в ней некую прямую угрозу искусства, а то и всей культуре человечества. Поэт Д.Китс, подобно Блейку, не скрывал враждебного отношения к науке как силе, разрушающей поэтическое мировосприятие, обвиняя, в частности, Ньютона в низведении поэзии радуги до понятия спектра, что не помешало другим поэтам, например Водсворту или А.Попу, восхищаться тем же Ньютоном, „развеявшим тьму” и впервые озарившим тайны мироздания открытием, которое уподобляется Попом „божественному свету”.

Вопрос об относительной ценности науки и искусства оказывается неразрывно связанным с вопросом об их взаимном влиянии, взаимодействии, и с оценкой результатов такого взаимодействия. Причем в решении и этих вопросов также существуют диаметрально противоположные позиции, каждая из которых обосновывается представителями обеих сфер культуры. Одни подчеркивали антагонизм между искусством и наукой, другие отыскивали гармонию между ними. При этом сторонники каждой из этих точек зрения расходятся между собой и в оценке причин того или иного соотношения науки и искусства, и в оценке последствий такого именно соотношения, а также в определении перспектив. Признавая, например, противоречия между двумя сферами культуры, одни оценивали их как пагубные, другие – как желательные, одни усматривали возможность преодоления этих противоречий, другие пророчили неизбежность их углубления и т.д.

Платон, например, фиксировал некий, давно существующий, с его точки зрения, разлад между философией и поэзией, хотя само творчество Платона, его диалоги (диалог „Пир” например) являли собой живую практику единства теоретического и поэтического творчества, а Аристотель подчеркивал необходимость объединения искусства с науками в так называемой „всеобщей мудрости”. Подобного рода синтез пытался воплотить Гесиод в своей поэме „Труды и дни”, где в поэтической форме отражались достижения современной ему науки, а Гераклит обличал невежество того же Гесиода...

Поэты-романтики, например, сетовали, что рационализм подрезает крылья искусству, а упоминавшийся выше Пикок объявлял поэтов полуварварами. Ф.Бэкон превращал поэзию фактически в служанку науки, предназначенную для выражения добытых наукой истин, поэт Водсворт предсказывал превращение поэта в проповедника научных идей, Гете проповедовал убеждение в равноправии науки и поэзии и изыскивал пути их объединения, а Ж.Бизе сокрушался по поводу того, что искусство падает по мере того как торжествует разум. И если Е.Баратынский сожалел о том, что человек, презрев чувство, доверился разуму и вдался в суету изысканий, то В.Одоевский предсказывал наступление эры ученой поэзии и поэтической науки.

О благотворном взаимном влиянии науки и поэзии можно прочесть немало убедительного в сочинениях, письмах, мемуарах многих выдающихся ученых и художников. Однако история и современность дают нам не мало „обличений” и мрачных предсказаний по поводу взаимоотношений двух сфер культуры. И если ни одна эпоха, пожалуй, не может похвастать ни однозначностью, ни достаточной полнотой этих решений, то и современная эпоха не составляет в этом отношении какого-либо исключения, что, впрочем, не отрицает своеобразия в постановке и решении отдельных аспектов этой проблемы, а также соотношения самих этих аспектов, характерных для каждой эпохи.

Так характерный для нашего времени акцент на общности науки и искусства, на благотворность их взаимного воздействия, споры об их взаимоотношениях предстают порой и в виде противопоставления этих феноменов как прямых противоположностей, каждая из которых претендует – в изображении отдельных исследователей – на доминантную роль в современной культуре и характеризуется в качестве главного вектора всего культурного прогресса. Достаточно вспомнить в этой связи о широкой дискуссии 60 – 70-х годов, охватившей США и все цивилизованные страны Запада, Японию и Австралию, о характере современной цивилизации. В острой полемике, развернувшейся по вопросу о сциентистской либо гуманистической ориентации современной культуры, равно как и в знаменитом споре „физиков” и „лириков” в нашей стране, проблема соотношения искусства и науки неизменно оказывалась в центре внимания участников дискуссии.

Один из аспектов этой глобальной темы – это интересующая нас в данном случае проблема эстетического в науке, поскольку феномен эстетического в науке является, с одной стороны, результатом воздействия искусства на различные ингредиенты науки, а с другой стороны, проявлением ее собственного эстетического потенциала, иллюстрирующего несомненное наличие общности между искусством и наукой, их родство, прослеживающееся и в генетическом, и в функциональном плане, с точки зрения не только экзистенции, но и самой эссенции этих сфер культуры.

Хотя в первом случае эстетическое выступает как фактор внешнего воздействия, а во втором как имманентное свойство, обусловленное самой природой научного творчества, дифференциация эта носит условный характер и подчас весьма затруднительна в практическом плане, что опять-таки обусловлено диалектикой общности и различия двух сфер культуры: связь упомянутых проявлений эстетического не может быть истолкована в смысле их тождества, но и различие их, принимающее порой радикальные, качественные формы, не может быть абсолютизировано.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Под которой мы подразумеваем его способность направленно воздействовать на человека
Для более четкого представления о внутренних взаимосвязях существующих между всеми категориями категория системы
Ограничивать предмет эстетики философией искусства искусство общества
Накладывает свой отпечаток на все сферы культуры
Постоянно воспроизводящиеся визуальные элементы массовой культуры имеют аналог стереотипизированный ритуал