Пиши и продавай! |
10 См.: Андронникова М.И. Об искусстве портрета. М., 1975. С. 209. ' Gilot F., Lake С. Vivre avec Picasso. P., 1965. P. 324. 12 Беккет С. Изгнанник: Пьесы и рассказы. М., 1989. С. 12. 13 Brassai Conversations avec Picasso. P., 1964. P. 140. 14 Daix P. La vie de peintre de Pablo Picasso. P., 1977. P. 399, 400. Я сужу беспристрастно о затянувшейся распре между традицией и открыванием новых путей, между Порядком и броском в Неизвестность КАРТИНЫ ПИКАССОКак все испанцы я - реалист"1 - признание Пикассо (приведено Р. Пенрозом) способно сбить с толку. Реалист? Но ведь именно он в сознании современников является крупнейшим представителем модернистской живописи, язык которой не совместим с обязательным принципом жизнеподобия. В сущности творческий путь Пикассо был непрерывным отказом от того, что вчера называлось "реализмом". Художник перепробует самые разные способы такого отказа, и в этом смысле можно говорить не о творческом пути, а о творческих путях, которыми ему пришлось идти, не о творческом методе, а о творческих методах, сменявших один другого в течение его долгой жизни ("метод" в переводе собственно и означает "путь"). Методы, избранные Пикассо, бывали разными, но всегда в его искусстве жила неукротимость мастера, не способного, да и не желающего относиться к натуре с той трепетностью, какая еще была свойственна импрессионистам с их бесподобным уменьем ловить и переносить на холст мгновения бытия. Ему не по душе и сезанново "смирение" на мотиве, как и вообще укорененная в реалистической традиции прямая зависимость художника от предмета изображения. Поэтому он будет, не задумываясь, рвать пуповину, связующую живопись и натуру, - ту самую пуповину, которой тяготился и которую свято оберегал Сезанн. "Следует художникам выкалывать глаза, как щеглам, чтобы они лучше пели"2 - заявит Пикассо не без вызова, пытаясь заострить свою мысль до абсурда и чудовищной гиперболы. И в то же время: "я - реалист"? 138 Как известно, Стендаль в "Красном и черном" попробовал представить романиста человеком, который идет по большой дороге и несет зеркало (роман), а в нем отражается все на свете - то "лазурь небосвода", то "грязные лужи и ухабы". Начиная с эпохи Возрождения зеркало было своего рода символом творческой мощи искусства, способного стать подобием самой жизни. Впрочем, уже в страстных раздумьях Блаженного Августина, повторившего слова апостола Павла о "тусклом стекле", за которым до поры до времени нечетко видится "совершенное" (1 Кор., 13), сквозит мучительное сомнение в способности увидеть, хотя бы в затуманенном зеркале, непостижимые глубины собственного человеческого несовершенства (Исповедь, ?, 5)3. Восхваляя память, помогающую человеку накапливать и хранить знания и представления, размышлять не только о настоящем, но о прошлом и о будущем Августин по сути дела постоянно ссылается на воображение. И конечно же причуды воображения, способного переиначивать привычный облик вещей и событий, в зеркале не отражаются. "Я храню в моей памяти образ одного солнца и могу представить их несколько, больших или меньших, чем реальное солнце; могу вообразить квадратное солнце" (О Троице, XI, 8, 12). Художники XX в. станут воображать и переносить на холст гораздо более странные вещи, нежели квадратное солнце. Зеркала их искусства потеряют прозрачность, превратятся в "кривые", зловещие, волшебные, магические, так что и не стоит выносить их, вслед за реалистом Стендалем, на дорогу жизни, чтобы уловить мелькание ее бесчисленных отражений. Уже в искусстве барокко усматривали поэтику "расколотого зеркала", утратившего чистоту изображений под натиском дисгармонии и хаоса бытия. Пикассо тоже сравнит свои кубистские картины с треснувшим зеркалом, которое, впрочем, он сам же и разобьет, как разобьет тарелку и съест яблоко (если вспомнить стихотворение Ж. Превера), чтобы тяга к иллюзии не мешала воображению. На круглой тарелке из реального фарфора Позирует яблоко И, усевшись перед ним 144написать картину |
|
|
|