<<<     ΛΛΛ     >>>   

“Это была сложная задача”, — вспоминал Андре Глюксман, который к тому времени стал ближе к маоистскому движению. “По сути, мы были очень близки в техническом плане к банде Баадера-Майнхоф и “красным бригадам”. Мы были знакомы с методами террора, у нас была тайная вооруженная организация. Мы могли делать то же, что делали Баадер и Майнхоф” — похищать, пытать, убивать. “Некоторые из нас были на пути к акциям такого рода. И вы должны знать, что, когда Фуко говорил, он говорил с людьми, настроенными экстремистски”157.

5 февраля 1972 года Фуко с Пьером Виктором приняли участие в обсуждении значения “народного правосудия” для специального выпуска сартровского журнала “Тан модерн”. К тому времени кровожадность Виктора начала вызывать обеспокоенность у возросшего числа его сторонников и интеллектуальных попутчиков, которые, по воспоминаниям Глюксмана, надеялись умерить его пыл, подвергнув его позицию основательной критике158.

В этом обсуждении Фуко предвзято отнесся к энтузиазму Виктора по отношению к народным трибуналам. Отвергая саму “форму суда” Фуко критиковал всякие попытки — неважно, от имени государства или же от имени народа — арестовать человека, который в иных обстоятельствах мог бы остаться безнаказанным, привести его в суд, склонить присяжных осудить его, “соотносясь с определенными видами справедливости”, а затем вынудить признанного виновным человека подвергнуться наказанию159.

Вместо этого Фуко предложил начать не с формы суда, а с “актов народного правосудия. ... Ибо мое предположение состоит в том, что суд выступает не в качестве естественного выражения народного правосудия, но, скорее, его историческая задача заключается в том, чтобы перехватить, подчинить и обуздать это правосудие, включив в список установлений, свойственных государственному аппарату”160.

“Естественное выражение народного правосудия”, убеждал Фуко, следует искать не в суде, а на улице — например, в сентябрьской резне 1792 года!

Несмотря на всю свою кровожадность, Виктор был явно ошеломлен подтекстом примера. На пике французской революции толпы воинственных парижан, взволнованных слухами о роялистском заговоре, брали штурмом тюрьмы и нападали на предполагаемых предателей. Тех, кого считали виновными (среди них было много проституток и уголовников), прогоняли сквозь строй дубинок, пик, топоров, ножей, сабель, и даже — в одном случае — плотницких пил. После того, как жертв забили до смерти и разрубили на куски, самых удачливых из них свалили в кровавую кучу; части тел остальных — отрубленные головы, обезображенные гениталии — накалывались на пики и торжественно проносились по улицам Парижа. Во время убийственной оргии погибло более тысячи мужчин и женщин161.

Сбитый с толку атакой слева, но быстро восстановив свое остроумие, Виктор поспешил согласиться с Фуко: разумеется, в начале любой революции массы восстают и избивают своих врагов. Да, “расправы над угнетателями, разного рода ответы на всевозможные лихоимства, переносимые на протяжении столетий” будут неизбежны, сказал Виктор. “Все это хорошо”. Однако, добавил он обороняясь, прежде чем такое кровопускание стало нормой, нужно было восстановить власть закона; конечно, важно было создать новые суды — именно для того, чтобы решать, действительно ли “подобная казнь, подобный акт возмездия не окажутся сведением счетов, а значит, просто-напросто, вымещением одного эгоизма”162.

Фуко не согласился.

Лучше бы народное правосудие, возражал он, открыло двери тюрем и отменило суды. Лучше бы вместо начала процесса “нормализации” и вынесения приговора в соответствии с законом просто давать массам свежую информацию (как это произошло на трибунале в Лансе), а затем повернуть народную “жажду мести” в нужное русло. Осуществляя власть без запретов массы могли бы возродить “определенное количество старых обрядов, относящихся к правосудию “досудопроизводственному””163.

В этом контексте Фуко напомнил “древнегерманский обычай насаживать на кол, чтобы показать всему обществу голову врага”. Так, после штурма Бастилии 14 июля 1789 года толпа маршировала по улицам Парижа с отрубленной головой ее начальника. Фуко комментирует с явным одобрением: “так вокруг символа репрессивного аппарата”, Бастилии, “вращалась со своими старинными обрядами народная практика, ни при каких условиях не признававшая себя в органах правосудия”164.

В ходе этой поразительной беседы Фуко несколько изменил свои взгляды. Он признал, что “в действии правосудия, которым отвечают классовому врагу, нельзя полагаться на какую-то сиюминутную спонтанность, не обдуманную, не включенную в совместную борьбу”. Он даже признал, что “революционный государственный аппарат” мог бы сыграть конструктивную роль — не через создание новых судов, а скорее через “политическое образование” масс: “И если это дело государственного аппарата, то будет ли он навязывать какой-то приговор? Вовсе нет. Он будет обучать массы и направлять их волю таким образом, чтобы сами массы сказали: “По сути дела, мы не можем убить этого человека”, или: “Мы на самом деле должны убить его””165.

***

Проблемы, поднятые в этом интервью, были отнюдь не академическими.

25 февраля 1972 года, спустя три недели после того, как был записан спор между Фуко и Виктором, рабочий-маоист по имени Пьер Оверне, уволенный с завода “Рено” вместе с многими своими друзьями-политическими активистами, был застрелен охранником “Рено” во время демонстрации у фабричных ворот166.

Той ночью Фуко вместе со своими друзьями-маоистами участвовал в демонстрации у завода Рено, вылившейся в схватку с полицией.

И вновь Фуко участвовал в акции физического сопротивления силам правопорядка. В кульминационный момент сражения очевидцы заметили, как на сверкающий череп знаменитого профессора из Коллеж де Франс опустилась дубинка полицейского167.

8 марта “жажда мести” была утолена, когда тайная маоистская боевая группа, назвавшаяся “Группой Пьера Оверне за новое сопротивление”, похитила и удерживала в неизвестном месте начальника отдела кадров завода “Рено”168.

Похищение вызвало шумиху не только среди консерваторов и либералов, но и среди воинственных сторонников французской студенческой левой.

В обмен на освобождение служащего “Рено” боевая группа требовала объявить амнистию всем тем, кто были арестованы за участие в акции протеста у завода “Рено”, и вернуть работу уволенным рабочим.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Культура Миллер Д. Будьте жестокими 1 понедельник
Принятие системы
5 февраля 1972 года фуко с пьером виктором приняли участие в обсуждении значения народного правосудия обсуждении
Блокированных полицией
Тюрьме на севере нью йорка