<<<     ΛΛΛ   

Я говорил, что в наши дни преимущественно живут неокончательной, промежуточной жизнью и потому временной. Но ведь и все временно, и в том его очарование. Вечная жизнь была бы невыносимой. Жизнь человека драгоценна потому, что ее краткость уплотняет ее, прессует и делает алмазной. Прелесть отлета, хрупкую дрожь клинка дарит всему живому его мимолетность. Едва рассвело — и день мой стремглав уже спешит в неотвратимые сумерки. Галилей взывал о наивысшей каре, когда молил, чтобы detrattori della corruttibilita обратились в статуи. А старый японский поэт говорил:

Наша жизнь — росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь — и все же...

***

Дух возникает или рождается на вершинах муки и на вершинах наслаждения. Плоть, доведенная до крайнего напряжения и достигшая своего предела, становится духом. Тому свидетельство и едва ли не символ — у раненого животного появляется почти человеческое выражение. Как и в миг соития.

***

Загадка истории — загадка счастья. Ведь историк силится понять, какой была жизнь той или иной эпохи в своих сокровенных глубинах. Так вот: любая эпоха чувствует себя в конечном счете счастливой. Жизнь неизменно счастлива в своем огромном, общем кубле. Подтверждением служит то, что ни одна эпоха всерьез не хотела бы стать какой-либо иной из нам известных. Смутное стремление переселиться в те или другие времена, прошлые или будущие, — это милая прихоть жизни, помогающая лучше вглядеться в облик эпохи. Но беды — всего лишь метеоры, которые падают на неизменную, надежную и неуязвимую планету счастья. Жалобы на “времена и нравы” — это разновидность наслаждения, сладость слез, удовольствие от жалости к себе. Об этом догадывался Гегель, но никто не оценил его догадку и не развил ее. У каждого времени — своя жизнь, и время ощущает ее своей потому, что в ней, такой как есть, оно счастливо. Неверно думать, будто счастье исключает боль и тревогу. Напротив, это его составные части. Историк не раскусит время, пока не доберется до той сердцевины, где оно счастливо. Чудовищна тайна жизни, вечно блаженной, так полно и невозмутимо погруженной в себя!

***

Карлейль рассказывает, что герцог Орлеанский, дед Филиппа Эгалите, был изрядным маньяком и не только не верил в существование смерти, но запретил даже упоминать о ней. Однажды его секретарь обмолвился: “Покойный король Испании...” — “Что?! — загремел возмущенный герцог. — Покойный король?!” — “Это его новый титул”, — успокоил секретарь.

1930

Источник: «Иностранная литература» 1998, №3

 <<<     ΛΛΛ   

Дает человеку устраниться от нее
Загадка истории загадка счастья наслаждения счастливо
Слабоумные выгуливают на свежем воздухе свою человеческую несостоятельность