<<<     ΛΛΛ     >>>   

Впрочем, есть смерть определённо нечестивая, и христианское благочестие требует молиться о предотвращении ее и страшиться. И напротив, видим, что некоторые угасают так тихо, что кажется, что они не умерли, а уснули. Но из того, кого какой вид смерти настигнет, нельзя ни о чём судить. И те, кто вместо сопоставления деяний человека рассматривают его бесславную, тяжёлую смерть, как законное наказание, - те судят случайно. Не может произойти, чтобы четвертованный подстрекатель мятежа попал в сообщество с ангелами; другой же, умерший во францисканской рясе и похороненный согласно обряду, изгнан был в преисподнюю. О том Бог позаботится. Различными способами Бог упражняет и очищает своих. Как я уже сказал, безболезненная смерть не обязательно проистекает из хорошей жизни, а добродетельная жизнь не обязательно предшествует хорошей смерти. Некоторые стремятся перед смертью к полной исповеди, помазаннию маслом и евхаристии; схожие личности, как видно, и те, кто иногда оставляет Крещение на самый последний день, и не прежде приглашают крестителя, чем врач признает, что в его искусстве мало защиты для больного.

Почему мы стремимся однажды достичь того, что ежедневно с рождения нам и должно, и возможно? Наилучший же совет, что всякий, прежде чем отойти ко сну, совесть свою тщательно иссповедует, и если какое-нибудь прегрешение обнаружит, бил бы себя в грудь, со слезами испрашивая себе милость Господа, и слёзно вымаливал Божественной помощи с четким намерением исправить свою жизнь. И никто не скажет, что не имеет времени сделать это из-за различных дел. Для столь необходимого дела достаточно четверти часа. Недолго произнести: "Согрешил я, прости". И этого достаточно, если говорится от сердца.

Никто, отходя ко сну, не скажет с уверенностью, что проснётся. Искренняя исповедь у священника, трижды или четырежды (или чаще в году) очищать совесть, - это придаёт наибольшее спокойствие и, по крайней мере, помогает умирающему не робеть на исповеди. С другой стороны, в момент смерти большое утешение - размышление о смерти Доминика и о сообществе со всей церковью, кое есть тело Христа. Полезно и в том, и в другом упражняться в жизни, чтобы частым повторением перевести это в привычку, привычку - в обретение, свойство - в натуру. Если совесть наша очищается от всякого следа греха, то выходит так, что мы причащаемся многократно хлебом мистическим и пьём из мистической чаши, поскольку это ведёт нас в два Таинства: исключительную любовь главы к членам тела своего и теснейшее сообщество, связь членов между собой. Что бы хорошего ни было в теле, всё это проистекает от его главы - Христа; что же есть хорошего в теле, то общее для всех членов.

Как в теле живых существ различаются члены, предназначенные для различных действий, так индивидуальное в сообществе существует, чтобы, как учил святой Павел, "если печалится один член, печаль ко всем достигла; если радуется один член, слава всему сообществу". Об этом, разумеется, говорится в Символе апостолов: "Святая Церковь - сообщество святых". Как в теле животном природа всё объединяет, так в теле мистическом - любовь, благодать Христова. Набожно поступают те, кто чувствуя близость смерти, посылают в монастырь, чтобы там молиться за страждущего. Но более действенное утешение, если больной размышляет, что Вселенская Церковь тревожится за свой член. Когда же говорю я "Церковь", то говорю о блаженном и многочисленном сообществе, кое наполняют пророки, апостолы, все мученики и девственницы, в коем Бог объединил все дорогие Ему души. Это вселенское братство молит постоянно Христа про единый член, где бы то ни было опасно заболевший, и своими заслугами, благодеяниями и молитвами страждущего поддерживает. И не важно для тебя, что Церковь эта не видна глазу. Не видишь ведь душу свою, чьим благопроизволением живут и движутся все члены тела. Не может быть бедной церковь, соединённая со столь богатой главой, "в которой вся полнота Божественности воплощена", не может ее покинуть член, поддерживаемый тысячами святых. Из любви и благоволения к нам Глава наш подвергся крестной муке ради нашего освобождения. Всё это в памяти своей повторим всякий раз, как с верой и должным благоговением причастимся телом Господним и кровью Его. Вспомним также, что все мы - одно тело, которое Его хлебом питается и из Его чаши пьёт. Не будет падать духом тот, кто, имея даже член немощный и усталый, голову имеет всё же всемогущую, и чтобы не увидеть себя покинутым, получает помощь от заслуг и молитв всей Церкви. От размышления о таких вещах тот, кто упражнялся в жизни в них с любовью, в смерти ещё большее утешение примет.

Лучшее в этих рассуждениях, чтобы смерть не застала нас неожиданно и непредвиденно. Должны быть оставлены любимые дети, дорогая жена, близкие друзья, сельское хозяйство, величественные построения, огромные богатства. Но воин Христа помышляет, как пренебречь всем этим; душа его как бы охраняет лагерь тела, во всякий момент ожидая звука трубы Императора, по которому надлежит вступить в сражение, всегда воодушевляясь таким голосом: "Позаботься о домашних твоих, ибо умираешь и не живёшь". Тело имеет не для дома, но для шатра походного, и не может спрятать там сокровища свои, но что для одного дня достаточно, в поясе носит, всегда бодрствуя на страже, всегда вооружено для боя против неожиданного нападения врага, не уклоняясь от опасности, лишь бы угодить Императору, Чьё имя носит. "Воинская служба - жизнь человека на Земле", - говорил св. Иов. Новобранца этой службы ободрял премудрый Сиpax: "Отдавая себя в служение Богу, стой в справедливости и страхе, и приготовь душу твою к искушениям". Профессия воина Христова - быть слугой Господу. Воину следует быть тщательно подготовленным к битве. "Стой в справедливости", а не в гордыни, которая поднимается против Бога. Спят и покоятся воины сего мира. Но воин Христа стоит, снаряженный для всякого доброго дела.

Лучшее же дело - хорошо умереть в Господе.

Наибольшую же уверенность против Сатаны даёт жизнь, прожитая честно. Вера не знает места встречи с врагом, надежда не поддерживает заболевшего, любовь изобилует стоящим и на страже. Но если жизнь, прожитая честно, прибавляет уверенности, почему прибавлено "в страхе"? Если ты справедлив, чего боишься? Если несправедлив, как стоишь? Сей страх не есть отец отчаяния, о коем Соломон сказал: "Мрачный страх низвергает, как любовь выбрасывает наружу". Но лучший страх в ночи. Святой страх сыновний остаётся во веки веков. "Кто стоит, - сказал апостол,- пусть смотрит". И далее: "Если стоишь в вере, не вознесись разумом, но бойся". Есть святой страх Господень, поощряющий добродеяния и отвращающий от злого, и есть гадкий страх раба, завлекающий в слабость. "В страхе я ушёл и спрятал талант свой в земле", - сказано. Но страх, спутник справедливости, делает так, чтобы мы, не доверяя другим людям, более ревностно охраняли Дух свой и более зорко служили дару Божьему.

Кроме того, вся справедливость человеческая, как бы ни была совершенна, всякий раз дрожит, вызываемая на суд праведности Божьей, ибо во взгляде Его найдётся неправедность и в звёздах земных, и в ангелах. Почему же мы, слабые, обитающие в глиняных жилищах, страшимся того суда, о котором Иов, подвергаясь от Бога, сказал: "Боятся все дела мои". И Павел, воин более испытанный, чем Иов, подвергаясь испытанию от Бога, говорил: "Не знаю во мне никакого зла, но не оправдан в том". А затем: "И приготовь душу твою к искушению". Различны формы искушений, которым подвергает Бог воинов своих, но самое тяжёлое искушение - смерть. Тогда, подбирая близкое сравнение, не стычка происходит, а высшая сила с Вселенной сражается. К этому конфликту всегда должен быть подготовлен дух. Что же сделает воин, неискушённый в битвах, который никогда не сталкивался с врагом, который не знает ни его воинов, ни его хитростей, уловок, ловушек, ни своей храбрости? Вести войну с известным врагом - большая часть победы. Ведь сильнейший воин, могущественный вождь св. Павел сказал: "Чтобы не окружил нас со всех сторон Сатана, не пренебрежём же размышлением этим".

Что удивительного, если тот, кто знает уловки и столь часто вступает в рукопашный бой, знает все виды опасности. Но приближает себя к огню тот, кто провозглашает, какое он завершил строительство, а сам лишь чуть возвышается над фундаментом. Также случается иногда так, мы видим, как бывает в войске мирском: кто кажется боязливым лагере и бледнеет при звуке трубы, в самом сражении показывает себя сильнейшими. (И напротив, те, кто в безопасности кажутся весьма смелыми, в самом бою оказываются самыми трусливыми). Таковы суть те, кто здраво готовит покой и безопасность своей совести, подготавливая себя к последнему дню, желая страстно бежать из этого бедственного мира. Верно полагают некоторые, что Христос нам обещал жизнь и за грехи наши расплатился, не взирая, какого рода были наши деяния, добрые или злые. Одного того достаточно, если веруем, что спасёмся.

Но ближе к истине те, немногие из них, кто, находясь в добром здравии, покидает эту безопасность, сильно страшится, чем ближе день этот, мучит их последнее испытание, потому что несёт оно истину. Воодушевляются они, поскольку непозволительно было бы сомневаться в обещании Божьем, но никто не страшится более тех, кто не сомневается в обещании Божьем. Ибо кто не верит и живёт нечестиво, что приносит всем людям смерть и подготавливает геенну и наихудший конец, - те меньше боятся смерти. Вера же рождает в нечестивых страх Божий, который есть начало мудрости, если верить св. Иову: "Страх Божий есть сама премудрость, разумность, отвращающая от зла". В третьей главе Лука говорит, устрашённый проповедью Иоанна Крестителя, который призывал к раскаянию, указывая, что уже лежит секира при корне древа: "Что же нам делать?". Но если не поверил Лука Иоанну, не сказал бы: "Что же нам делать?" Подобно в "Деяниях апостолов" большинство, испуганное проповедью Петра, страхом, рождённым верой, умилявшим сердце, сказано Петру и остальным апостолам: "Что нам делать, мужи, братья?" Никак нельзя будет сказать, что вера не превносит в совесть стимулирующий её страх геенны. Понятно, что это смятение, живущее в человеке благочестивом, рождается не из отпадения от Бога, сулящего и грозящего, или из недоверия к положениям веры, или из сомнения в эффективности обрядов, таинств, какие имеются из смерти Христа, но происходит оно из сознания нашей немощи, которая велика, как я заметил, в нас, насколько возможно.

Должно верить, что всякий, кто с верой примет таинство Крещения, получает дар освобождения от всех преступлений, но не должно верить, что крещёный свободен от всякого греха. Ведь может статься, что в этом человеке есть нечто особенное, препятствующее силе таинства. Также следует думать о таинстве исповеди (покаяния). Нечестиво сомневаться, освобождён ли от греха тот, кто правильно принял это таинство. Но не еретично сомневаться всё же, свободен ли тот или другой от греха, потому что ничего неизвестно нам о специальных препятствиях. Исключаю я единичное и очевидное откровение или непререкаемый авторитет, хотя не отражено это в Писании или не освящено властью Вселенской Церкви, кое обвиняет в противоположном.

Это колебание не есть неверие, но религиозная скромность, всей душой подчиняющаяся повелению и решению Божественному, даже если скрыто в нём проклятие человека. И всё же человек не будет проклят, но это самоподчинение заслуживает освобождения от греха, если с религиозным трепетом связана исходящая из милосердия Христова уверенность. В нас самих надежда должна вырастать одновременно с семенами веры и любви. Точно так же следует думать об обещании Писаний. Не от Бога, который не может лгать, но от нас самих происходят основания для сомнения. Но сколь немногие из нас выделяются страхом, как должно, имея такого Господина, и любовью, как должно, имея такого родителя? Не сомневайтесь же, верен ли Бог в обещании, но сомневайтесь в себе, достойны ли обещания? Вера, надежда, любовь, страх - это дары Духа. Узнал же теперь всякий, что вера и любовь, которые он имеет, суть дары такого рода, которые возвращают нас, благодарных, к Богу, и содействуют нашему вечному спасению. Подобно Бог через Сына обещал прощение всем преступлениям, но один раз, через Крещение, если принято оно правильно. Впрочем, много ли среди нас тех, кто белые одежды, подаренные в Крещение, не испачкал всячески? Если человек раскается, сокрушит себя, всем сердцем обратившись к Господу, и сердце его поистине сокрушённое и смиренное, то получит помощь. Восклицает Креститель: "Сотворите же достойный плод покаяния". Кто решится присвоить себе то, что достойно ненавидеть, и отречется от грехов своих?

Бог грозит гневом Своим и поправшим Его наставления. Сколько же раз мы нарушали их, забывая страх перед Богом. Сколько бы ни искал ты, не найдёшь того, кто боялся бы Бога живого, так же как гнева властителя или суда людского. Сколько же раз бывает, что человек любит больше человека, чем Бога, претерпевая во имя смертного друга то, отчего отказывается во имя вечного Бога. Право же, остановился я на этой мысли, чтобы показать, что уверенность благочестивых людей всегда сочетается с религиозным трепетом, исключая немногих, коих Бог пожелал сделать исключительно особыми для поощрительного примера всем, но достаётся это немногим. Более верно надеются с большим основанием на милосердие Господне те, кто содрогаются перед судом Его. Соответственно, те, кто говорят: "Верь, что ты будешь спасён, и ты спасёшься", - вдвойне грешат. Ибо, если говорится это сколько-нибудь из веры, то молитва эта Спасителю, если же от плоти, глупо говорить "верую", почти как верить в нечто общеизвестное, хотя это открыто, так что я не знаю, уверены ли мы, или дар веры в нас.

Человек не то что о других людях, но и о самом себе часто не знает, хотя нет ничего сокровенного, что могло бы обмануть Божьи очи. Сердце человека неисповедимо для нас, но не скроется никакая грязь в сердце для Того, кто Сам создаёт сердце. Нам часто видится благочестивым тот, кто нечестив в глазах Бога, чистым тот, кто нечист. И так бывает, что человек верит, что он свободен от грехов, хотя по незнанию совесть его повреждена. Почему же это до нас не доходит, хотя говорится в псалме: "Кто думает о грехах? От тайных моих очисти меня, Господи". Наилучшее убежище есть - с религиозным трепетом правосудия Божия взывать к милосердию ЕГО и вместе с псалмопевцем говорить: "Не вступить в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается в глазах Твоих никто из живущих". Этому суду никто не сможет противостоять, когда содеянное нами взвешено будет на Божественных весах, если только милосердие не превзойдёт осуждение. В том же псалме сказано ранее: "В истине Твоей услышь меня, в справедливости Твоей". Всякий, кто желает быть услышанным, и кто желает быть услышанным в истине Божьей, оставит свою робость, зная, что один Бог - истинен, всякий же человек - лжив. И кто хочет быть услышанным в справедливости Божьей, пусть умножит собственную справедливость. Истина и справедливость Бога есть Христос, помощник евангельской благодати. Закон, показывающий нам несправедливость нашу, дан был через Моисея; но через Христа сотворена благодать, которой Он приобщил нас праведности Своей.

Сколько раз мы обманываем Бога, столько раз нарушаем тот закон, в котором присягнули мы источнику воскресения; и сколько раз неправедны мы, столько раз Создателю не платим воздаяние. Мало того, сколько раз мы отказываемся от Него, столько раз отвергаем договор, но сколько бы мы, вероломные, не отрекались, Он верит неизменно и Себе Самому изменить не может, всюду верный в обещаниях, так как оправдался в словах Своих, в молитвах Своих и победил. Отец же услышит нас в Своей истине, в которой обещал нам через Сына отпущение грехов; услышит Он нас не в нашей, но в своей справедливости, потому что через Сына оправдал всякое создание, верой очищая сердца наши. Блаженны те, кто служит Господу в страхе, и гордятся Им с трепетом. Как же не трепетать людям, подвластным греху, когда и армия ангелов трепещет. Бога боятся до суда, чтобы в суде найти милосердие.

Из человеческой истории мы знаем, с какой гордостью взошёл св. Андрей на крест. И напротив, узнаём, что многие мужи, известные своей раскрепощённостью, перед смертью объяты были великим трепетом, боясь суда Божьего и проклиная всю предыдущую жизнь.

Вспомним же того, кому, обратившемуся к братьям в смертном страхе, сказали: "Что же это, чего ты так боишься, хотя всю жизнь сохранял благочестие?" Он так отвечал: "О братья, одно дело суд человеков, другое - Бога". Подобное говорилось Бенедиктом, Бернардом и Августином. Эта вера и в трепет повергает, и страх побеждает. Повергает, открывая, сколь много мы испорчены; побеждает, открывая нам Христа, чья любовь освобождает нас от грехов наших, а благодать напоминает несовершенство наше. Но как отсутствие боязни смерти не всегда есть признак сипы и веры, а иногда это признак глупости и неразумия, иногда некой скифской дикости, точно также боязнь приближающейся смерти не всегда есть признак разлада и дурной совести. Подчас ощущение свойственно по-разному для различных тел: для одних более умеренное, для других - более сильное. Так страшился смерти Исайя, человек, имевший совершенное сердце пред Богом, страшился, не ропща на Бога, но умоляя со слезами, и был услышан. А иные, содрогающиеся от одной мысли о смерти, в непосредственном соседстве с ней становятся самыми сильными и надёжными. Ужас ведь этот не происходит от дурной совести, но от особенностей пола и слабости природы человеческой. Чувствования же природы, если они побеждены доблестью, приумножают славу, а не доказывают разлад.

Подобно, видишь ли, и некое себялюбие, которому во всяких обстоятельствах подчиняются. Напротив, есть надоедливые люди, собой никак не удовлетворённые, даже если верно прожили, и если им предлагаешь всяческие утешения, всё-таки они чувствуют тревогу в душе, тревожный разлад. И оттого они думают так, не имея ещё для себя Бога благосклонного, потому что никогда не ощущают покоя совести. Не очень доверяют своему покою те, кто себе нравился в любом виде; и не отбрасывают надежду те, кто всегда имеют склонность ума к худшему. Это особый порок натуры, а не воли, коим следует пренебрегать, если невозможно победить. Дух нужно иметь незыблемый, как бы плоть не противилась. Я полагаю, что люди в последние дни свои так обычно изменяются, что ничего не одобряют из того, к чему стремились в жизни, не потому что это было нечто нечестивое, а потому что человеческое и от совершенства удалённое. Впрочем, против этого чувства натуры следует сражаться крепостью духа, исходя из того, что не судите других, не будите судимы сами. Возвратимся же к тому, что мы установили, показывая, что конкретно может помочь человеку, так как большинство - немощны, соседство смерти повергает их в страх, в жизни их много забывчивости, много беспечности, много праздности, в общем намного более греха, чем благодеяний. Никому не должно отчаиваться, пока дышит человек. Предстоит последний бой. Время коротко, следует быстро принимать решение. Что, спрошу, человеку смущенному посоветуем с полным правом? Во-первых, если имеет он законных наследников, пусть сделает документ, чтобы устранить все заботы, касающиеся завещания. Первое есть кратчайший путь; если же нет, - через письмо, или другим более удобным способом освободиться от дел. Доведя это до конца, он устраняет все беспокоящие вещи века сего. В этом сверх меры грешит большинство, кто, уже отдавая душу, опасается завещания и о вещах посторонних помышляет, думает подписать завещание уже умирая, и это против воли, отрицая и отказываясь с наглостью, будто, по их мнению, это не позволит им умереть. Что может быть враждебнее их друзьям?

Далее, если рассудок подвергся болезни, душу прежде тела надо стараться излечить исповедью краткой, но искренней и лишённой притворства, и принять от священника с полной верой и со всем благоговением лекарство раскаяния, от всей души взывая слёзно к милосердию Божьему и вспоминая всю жизнь с порицанием, если хочешь достичь выздоровления. Это особенно важно для тех, кто неподготовлен был священником, чтобы (по обыкновению это люди суеверные) не содрогался и не отчаивался человек в душе, но самому Богу от всего сердца открыл несправедливость свою, чтобы Он соблаговолил принять с милосердием и страсти рассудка, и деяния, и отсутствующие внешние знаки таинства напомнил особой благодатью Своею. В этом случае полезны будут все таинства, которые в какой-то мере означают Божественное благоволение нам. Но и без знаков этих, когда нужно, заботится Бог о спасении человека, лишь бы отсутствовало пренебрежение и презрение к таинствам, и присутствовала вера и явная воля. Потому что это напоминает то, что часто видим мы, что некоторые люди сильно беспокоятся, если видят, как скончаются без церковной исповеди, евхаристии и миропомазания, даже такого рода замечания слышим от многих: "Он умер по-христиански, трижды исповедался перед смертью и принял все таинства". Мы же, напротив, осеним себя крестом, если услышим, что в день смерти человек не совершал обрядов.

Для христианина важно стремиться не к тому, чтобы выполнить все таинства. Намного большее утешение дают лекарства нашей уверенности и христианской искренности, тогда только возможно достигнет нас справедливость. Но более по-христиански - жаждать веры и любви, без которых ничего не достаётся. В общем, я полагаю, что многие, не получившие отпущения у священника, не вкусившие евхаристии, не миропомазанные, не похороненные по церковному ритуалу, вознесутся в царство покоя, в то время как другие, принявшие, как установлено, все обряды и даже захороненные в храме близ алтаря, низвергнутся в преисподнюю. Примером будут те, кто в кораблекрушении погиб, или был казнён, или какой-либо болезнью внезапно или неожиданным происшествием был настигнут. Им должна добавиться уверенность, что они не менее свободны, чем если бы исповедовались священнику, и не менее примут благодати Духа, чем если бы и миропомазание получили. Была бы только, как только что я сказал, горячая вера и ясная воля. Ибо, если поможет сила священника и удар болезни человек не претерпит без исповеди, он нуждается в продолжительной молитве, чтобы исповедаться с искренним сердечным смирением, признавая все свои грехи и ожидая от священника с благочестивым трепетом отпущения грехов, и тогда пусть считает с полной уверенностью себя освобожденным.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Роттердамский Э. О приуготовлении к смерти философии 9 защитника
Ты как как церковь
И всё же человек