ΛΛΛ     >>>   

Перов Ю.В. К вопросу о «метафизических» предпосылках философии ценностей

Историчность и историческая реальность. Серия «Мыслители» Выпуск 2. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С.117-131

Расширенный вариант статьи: О «метафизических» предпосылках философии ценностей // «Вестник СПбГУ». Сер. 6. Вып. 2. 1997.

[117]

Случилось так, что в нашей стране философствование о ценностях (перефразируя известное замечание Ницше) «вдруг снова стало интересным». В немалой степени причины его ренессанса лежат вне философии. По мнению многих, именно аксиология как философская теория ценностей в состоянии занять нишу, якобы освободившуюся после широко разрекламированного краха материалистического понимания истории, в котором собственно аксиологическая проблематика интерпретировалась в качестве вторичной и производной от объективных общественно-исторических процессов. Вновь возродившееся противостояние идеологов «общечеловеческих» и защитников национально-самобытных ценностей идеологически обострило современную ценностную ситуацию. И это происходит на фоне весьма скромного места, какое аксиологическая проблематика в ее теоретически-проблемной форме обрела в современной западной философии. «Ценностный догматизм» или «ценностный релятивизм», правомерность лозунга «свободы науки от ценностных суждений», проблематика «внерациональности» ценностей, — вот те далеко не новые ракурсы, в которых она преимущественно обсуждается. В историко-философской проекции может представиться, что не только пик влияния «философии ценностей», но и сама она в целом принадлежат уже прошедшей эпохе философствования.

По мнению многих именно аксиология как философская теория ценностей в состоянии занять нишу, якобы освободившуюся после широко разрекламированного краха материалистического понимания истории, в котором собственно аксиологическая проблематика интерпретировалась в качестве вторичной и производной от объективных общественно-исторических процессов. Вновь возродившееся противостояние идеологов «общечеловеческих» и защитников национально-самобытных ценностей идеологически обострило современную ценностную ситуацию. Однако любые попытки объяснить и понять историю и общественную жизнь из «ценностей», якобы образующих основание и своеобразие исторических эпох, неизбежно наталкиваются

[118]

на откровенно дискуссионный философский вопрос о природе и основании самих ценностей.

Стремления объяснить и понять историю из «ценностей», якобы образующих основание и своеобразие исторических эпох, и выстроить теорию культуры на фундаменте философской аксиологии неизбежно наталкиваются на откровенно дискуссионный философский вопрос об основаниях самих ценностей, без осмысления которого дальнейшее движение вряд ли возможно. Есть комплекс проблем отчасти внешних для собственного содержания философии ценностей, но относящихся к определенности той почвы, в которой укоренены философские дискуссии о ценностях и которая только и делает их возможными. Эти фундаментальные предпосылки и есть «метафизические основания мышления в ценностях». При столь общей постановке вопроса могут быть оставлены без внимания содержание и разграничение основных связанных с «ценностями» понятий, таких, как «ценности» и «идеалы», «должное», «желаемое», «нормативное», «цели» и «смыслы». Достаточно того, что все они принадлежат к «миру ценностей» или «ценностным категориям», что между ними существует внутреннее сродство и что в разных исследовательских проекциях те или другие могут оказаться центральными.

Со второй половины прошлого века в новоевропейской философии формируется «философия ценностей», и европейская метафизика, по словам Хайдеггера, становится «мышлением в ценностях». «Мышление в ценностях», составило завершающую эпоху новоевропейского философствования.

Когда понятие «ценность» рассматривается как философски существенное в контексте конструирования самостоятельной философской аксиологии, историческое начало философии ценностей обычно принято датировать с неокантианской традиции. Когда речь идет об использовании термина «ценность «в философских текстах, то оно обнаруживается намного раньше вне какой бы то ни было «аксиологии». Если же, наконец, обратиться к предыстории того, что позже выделилось в ценностную проблематику и условно может быть названо «ценностными понятиями» в философии, то таковые восходят к историческим началам философии.

«Мыслившие в ценностях» философы XXI и XX вв. без труда обнаружили «ценностную проблематику» во всей предшествовавшей философии и были склонны интерпретировать все прошлые эпохи и культуры «через ценности», приписывая им «мышление в ценностях» и предполагая при этом, что прошлые эпохи философствования всего лишь «еще не» закрепили понятийно своеобразия ценностного отношения и ценностного сознания подобно тому, как эстетическая проблематика наличествовала в философии задолго до А. Баумгартена, терминологически оформившего эстетику. У их оппонентов были все же основания полагать, что в отношении «философии ценностей» ситуация существенно иная, чем с эстетикой. Порой чуть ли основным приобретением философии ценностей считают обретение нового общего философского понятия «ценности» и тем самым уяснение внутреннего сущностного единства всего того, что им объемлется, тогда как ранее, мол, таковое отсутствовало. Вряд ли стоит переоценивать интегральную роль и значение для философии введения самого по себе нового термина «ценность». Для этого вполне пригодны прежние «совершенства»

[119]

или «блага»; но в том-то и дело, что «ценности» — по сути своей не есть «совершенства».

Для нашего времени некорректность и «неисторичность» подобной установки очевидны. Искать «ценности» в античной (тем более в архаичной и восточной) мысли — занятие не самое перспективное, оборачивающееся неизбежной модернизацией. Одним из главных приобретений в историко-философском знании за последнее столетие явилось признание фундаментального значения того факта, что основные исторические способы философствования различались не столько тем, что мыслилось, но в первую очередь как мыслилось. А отсюда вытекает методологическое следствие, если и не запрещающее вовсе, то во всяком случае ограничивающее наши попытки интерпретировать философские учения прошлых эпох в категориях и понятиях классической европейской или современной философии. Это не значит, что в анализе прошлой философии мы в состоянии вовсе отказаться от фундаментальных для нашего философствования понятий, — такая установка нереализуема. Это лишь значит, что нам запрещено приписывать эти понятия мыслителям прошлого при реконструкции их философии.

Здесь уместна оговорка. В «некорректности» и «неисторичности» проецирования «ценностей» и «ценностного отношения» на эпохи, бывшие как бы «внеценностными», можно упрекать тех, кто философию тех времен интерпретирует в категориях «ценностного мышления», то есть в понятиях, совершенно ей несвойственных. Однако, «ценностного отношения» и осознанных «ценностей» в те времена не было не только в философии, но и в повседневном сознании людей, а потому вопрос: в какой мере и в каких границах понятийный аппарат аксиологии все же может быть приложим к исследованию культуры, морали и образа жизни иных времен и народов, порождает комплекс методологических проблем, рассмотрение которых явно выходит за рамки темы.

Сущностное философское противополагание знания «сущего» и знания «должного», «бытия» и «ценностей» сформировалось в истории и само исторично. В традиционном «онтологизме» античного космоса и средневекового универсума необходимое «истинно-сущее» совпадало с должным и их различение могло быть лишь намечено в качестве аспектов единой реальности.

Если рассматривать в историко-философском контексте то, что порой называют «ценностной проблематикой» в широком смысле, — отдавая, разумеется себе отчет в относительной правомерности и границах подобных модернизаций, — то первой исторической формой таковой явится начатая античной философией т.н. онтологическая трактовка «ценностных категорий». Благо, красота, справедливость и истина были поняты в ней как «сущее», как онтологические реалии, принадлежащие бытию, присущие самим вещам. В интерпретациях античной философии до сих пор преобладает признание того, что ей на разных ее этапах была свойственна то «этизация

[120]

онтологии», то «онтологизация этики», иными словами, утверждение в разных формах тождества «ценностного» и «должного» с «истинно-сущим». В греческой этике споры велись преимущественно о том, что есть «благо», «счастье», «удовольствие» и каковы они «сами по себе». Задача состояла в том, чтобы познать их в истинном содержании так же, как познается все сущее. Эту традицию продолжила средневековая христианская философия и (уже на иных основаниях) значительная часть новоевропейской философии «абстрактных сущностей» вплоть до Гегеля с его «онтологизацией» как «истины», так и «ценностей». Утверждение тождества бытия и блага принадлежало к числу фундаментальных положений метафизики, начиная, по крайней мере, с неоплатонизма, в том числе и христианско-теологической. Это метафизическое или онтологическое благо; тогда как полное отсутствие блага есть отсутствие бытия вещи, ее несуществование. Быть более совершенным — это то же, что обладать большим количеством реальности. Вопрос о своеобразии родов и видов совершенств в данном случае не столь важен, поскольку их общий «бытийный» метафизический статус им не затрагивается.

 ΛΛΛ     >>>   

Перов Ю.В. К вопросу о метафизических предпосылках философии ценностей 4 философии
В случае ценностей речь
Гречко П. О границах толерантности философии