Пиши и продавай! |
Основная же предпосылка суеты – любопытство. Это тоже один из модусов «падения бытия». Заметим, что немецкое «любопытство» ( Neugier ) ( буквально – жажда нового) по значению корней совпадает с нашим термином «кайнэрастия» - стремление к новизне (см. Сосланд, А. И. 1999, с.300 и далее). Высвободившееся любопытство озабочивается видением однако не чтобы понять увиденное, т.е. войти в бытие к нему, а только чтобы видеть. Оно ищет нового только чтобы от него снова скакнуть к новому. Для заботы этого видения дело идет не о постижении и не о знающем бытии в истине, но о возможностях забыться в мире. Оттого любопытство характеризуется специфическим непребыванием при ближайшем. Оно поэтому и ищет не праздности созерцательного пребывания, но непокоя и возбуждения через вечно новое и смену встречающего (Хайдеггер, 1997, с. 168-169). Один из контекстов противосуетного дискурса – противопоставление провинции – столице, города – деревне. Еще более выпукло, чем у Ф. Тенниса деревенски-провинциальная апология имеет место у Хайдеггера, в частности в его тексте «Творческий ландшафт. Почему мы остаемся в провинции». Этот текст удивителен по силе воздействия и внутренней сосредоточенности. Его следует расценивать как радикальный антиванитатистский манифест. Жители города дивятся — как можно так долго оставаться одному среди однообразия крестьянской жизни. Однако я тут не в одиночестве — я в уединении. В больших городах легко оставаться одному — легко как едва ли еще где. А жить уединенно там нельзя. Ибо первозданная сила присуща уединению — оно не обособляет, не разъединяет, но все существование твое здесь круто обрушивает в самую широту близости к сущности всех вещей. Там далеко, за горами, не успеешь и оглянуться, как сделаешься «знаменитостью» — благодаря газетам и журналам (опять удар по средствам массовой информации – А. С. ). Самый надежный путь к тому, чтобы наисокровеннейшее воление твое было предано лжеистолкованию, а с тем и скорому, основательному забвению. (Хайдеггер М., 1993, с. 219).
Город и деревня. Суетность имеет и свою географию. Разумеется, всяческая суета локализована преимущественно в городском пространстве. Село, провинция, деревня отчетливо им противопоставлены. Аксиологически окрашенная оппозиция: «дурной», развращенный город versus хорошая, близкая к природе, деревня здесь неизбежна. Прямое столкновение «деревенского» и «городского» описывается пафосно и создает удивительно привлекательный образ автора – защитника противосуетного мира. Читающий текст горожанин не может не сознавать собственное ничтожество и – о, да! – свою достойную презрения суетность. Мир горожан рискует впасть в опасную ересь. Часто кажется, что заботу о крестьянах взяла на себя навязчивость — нарочито шумная и деловитая. Однако таким путем как раз отрекаются от того, что сейчас единственно необходимо — отступиться и держаться на расстоянии -от крестьянского бытия, более чем когда-либо предоставив его собственному закону; руки прочь — чтобы не втянуть это бытие в лживое многословие журналистов, строчащих о народе и его самобытном существовании (опять журналисты! – А. С. ). Крестьянину вовсе не нужна эта возня горожан вокруг него — он и не хочет ее. А вот что ему нужно и чего он хочет, так это осторожного такта в отношении его бытия со всем его своеобразием. Но сколь многие из горожан, не в последнюю очередь лыжники, в селе, на крестьянском дворе ведут себя так, как будто они «развлекаются» у себя дома, в городе, в своих столичных дворцах! Подобная суета за один только день напортит больше, чем наладят за целые десятилетия научно-этнографические наставления относительно народности и ее обычаев (Хайдеггер М., 1993 , с.220). Это противопоставление суетного города и несуетной деревни можно считать общим местом. Удалиться от «городских забот» к сельскому «отдохновению» - весьма распространенный и несомненно противосуетный сюжет. Конечно, именно антиванитатистский нарциссизм руководит Хайдеггером, когда он описывает принятие важного для себя решения под влиянием встречи с крестьянином-соседом. Описание этой сцены подкупает именно своим аскетическим противосуетным пафосом. Недавно меня вторично пригласили в Берлинский университет. В таких случаях я уезжаю из города в свой уединенный домик. И слушаю, что скажут мне горы, и леса, и крестьянские усадьбы. Я иду к своему старинному приятелю, семидесятипятилетнему крестьянину. Он уже читал в газете, что меня зовут в Берлин. Что он скажет мне? Он не спеша поворачивается в мою сторону и своими ясными глазами пристально всматривается в мои глаза, его губы плотно сжаты, он кладет мне на плечо свою верную руку и... чуть заметно покачивает головой. И это значит: безоговорочное нет! (Хайдеггер М, 1993, с. 221)
Биографические корни. Биографическую основу противосуетной позиции Хайдеггера демонстрирует его биограф Р. Сафрански. Он описывает годы учебы философа в католической семинарии. Пребывание в ней разграничивало мир на два разных пространства, каждое из которых было отмечено своим режимом отношения к ценностям: В этом поле напряжения между семинарией и оживленной городской жизнью за ее стенами, между католической и буржуазно-либеральной средой у Мартина Хайдеггера еще в школьные годы могло сформироваться представление о двух мирах: по одну сторону — строгий, тяжелый, упорный и медлительный мир, по другую — мир скоротечный, поверхностный, падкий на сиюминутные удовольствия; в одном — усилия, в другом — просто хлопотливость; в одном — укорененность, в другом — отсутствие опоры; обитатели одного мира не боятся никаких трудностей, обитатели другого всегда ищут самый удобный путь; первые привыкли мыслить глубоко, вторые легкомысленны; первые остаются верны себе, вторые растрачивают себя впустую.(Сафрански Р., 2002, с. 37) Суета и противосуетность как две оппозиции образуют некое единство. Антиванитатизм, как идеология «кормится» близостью суетного мира. Он вступает с ним в определенные – отчетливо враждебные – отношения. Эти отношения определяются ясным и твердым сознанием морально-метафизического превосходства «врагов суеты» над «подверженными суете». Суета поражает роды деятельности связанные с чем то поверхностным |
|
|
|