Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Сосланд А. Ключ к ХайдеггеруПривлекательность текстаЧто вообще делает привлекательным тот или иной текст? С проблемой аттрактивности художественной литературы все обстоит достаточно ясно. Беллетристика не может не быть привлекательной, в этом смысл ее существования как культурной практики. Привлекательность художественной прозы или поэзии так или иначе имеет в своей перспективе некое, по выражению Р. Барта, «удовольствие от текста». Другое дело философия и психология. По некоему умолчанию принято считать, что эти роды письма не должны быть привлекательными. Принято считать, как нечто само собой разумеющееся, что «нравиться читателю» - это удел художественного текста. Философ, психолог, филолог не ставят перед собой задачу привлечь читателя, подобно тому, как это делают поэт и беллетрист. Их задача – трансляция идей, в относительно ясном и адекватном виде, не более того. Ориентация на «удовольствие от текста» им как бы изначально чужда. Такой фактор, как аттрактивность обычно не берется в расчет при анализе работ в «науках о духе». Об аттрактив-анализеИменно это обстоятельство мы хотим поставить под сомнение. Для нас ясно, что главным делом философа, психолога, видимо, также искусствоведа является соблазнение читателя. Аттрактивность в их трудах вовсе не отсутствует, она как бы вытесняется. Она присутствует то в явном, то в латентном виде. Полагаем, что очень важно создать концептуальный аппарат, методологию, которая позволила бы нам осуществить содержательный анализ текста именно на предмет выявления стратегий привлечения. Методологический аппарат, который создается под эти задачи, назван нами аттрактив-анализ. Цель его – создание возможности для понимания той стратегии, которую автор философского текста так или иначе выстраивает, преследуя вполне тривиальную цель. Она заключается в том, чтобы его читали, ну и, прочитав, – полюбили. Здесь мы отчасти развиваем идеи, обсуждавшиеся в известной работе Ж. Бодрийара «Соблазн» (Ж. Бодрийар, 2000). Анализ текста на предмет его «привлекательности» построен на прочтении как явных , так и скрытых посланий автора. Эти послания обращены к читателю и содержат в себе некое повествование о самом авторе, некий эскиз его образа. Читатель философского текста отождествляет себя с автором этого текста, равно как и с незримым героем текста, совпадающим с образом автора. Это предположение выглядит правдоподобно уже по той простой причине, что отождествляться читателю просто больше не с кем. Данный текст мы рассматриваем, как одну из публикаций, касающихся нашего нового методологического подхода. Ясно, что «каналы привлекательности» разнообразны, и в других публикациях (Сосланд А. И., 2001, 2003) мы их отчасти уже обсуждали. АнтиванитатизмПервый концепт, из тех, что делают образ философа привлекательным, мы обозначили термином «антиванитатизм»). Антиванитатизм - ( vanitas лат. – прозрачность, видимость, суета, бесплодность, праздная болтовня и т. д.). Это – существующая в рамках различных дискурсивных стратегий тенденция к диагностике, развенчанию и преодолению всего «суетного». Позиция философа формируется как отстраненная от так называемой реальной жизни, полной суетных преходящих интересов. «Суетное» в этих дискурсивных стратегиях противопоставляется «сущностному», «неподлинное» – «подлинному», «видимое» – «действительному», «поверхностное – глубокому», «временное» – «вечному». Антиванитатизм является весьма распространенной в культуре идеологемой. Он легитимирует философский и религиозный дискурсы, оправдывая позицию философа и священника в структуре и пространстве общества. Истоки антиванитатистской позиции философа обозначены М. Мамардашвили с соавторами следующим образом: Классическим философским учениям была в той или иной степени свойственна просветительская, миссионерская установка. Их автор чувствовал себя монопольным обладателем истинных очевидностей, которые он должен был донести до неразвитой, ограниченной массы, погруженной в мирские тревоги и заботы (курсив наш – А. С.) . (М. Мамардашвили и др. с. 56) Как нам представляется своеобразный нарциссизм философа неразрывно связан с его исконной позицией в общественном пространстве. Своеобразие этой позиции включает в себя и некоторую отстраненность, но в то же время и своего рода «сверхприсутствие». Удаленность от мира «страстей» гарантировала в то же время возможность проникнуть «в суть вещей», то есть оказаться в самом центре некоего экзистенциального пространства. Выключенность из системы материального производства, из тревог и забот, связанных с поддержанием, физического существования, осознавалась им как свобода от страстей, интересов, своекорыстия и их искажающего воздействия на процесс постижения истины: мыслитель-классик ощущал себя изъятым из сферы социально-принудительных иллюзий, обусловленных особым, ограниченным положением различных общественных групп (курсив наш – А. С. ). Он представлялся себе абсолютным наблюдателем, находящимся вне любых социально-относительных "систем отсчета", а потому способным непосредственно усматривать объективно-истинное положение дел. (М. Мамардашвили и др. с. 57) Противопоставление себя «миру суеты» таким образом носит вполне понятный характер. Философа можно рассматривать как культурного героя, наделенного вполне очевидной миссией, занимающего свое особое место в культурном пространстве, ну и, наконец, проделывающего определенный путь. Универсальный сюжет этой героической биографии сводится к тому, что философ поначалу дистанцируется от «суеты», чтобы проникнуть своим освободившимся взором в некие сущностные основы бытия. После этого он старается донести рассказ об усмотренном до массы, погрязшей в суете. На этом пути порой приходится столкнуться с сопротивлением. «Толпа», для которой «суета» является вместилищем множества важнейших смыслов, без большого восторга воспринимает обращенную к ней антиванитатистскую речь. Однако образ удаленного от суеты мудреца, просветленного духом «непротивления злу насилием», или еще чем-нибудь в этом роде, призван смягчать это сопротивление. Антиванитатизм предполагает определенную интровертную позицию автора. Это естественное позиционирование философа, как культурного героя. Интроверсия выглядит как умудренный уход от суеты мира ради приобщения к неким глубинным сущностям. При этом экстравертная позиция выглядит суетным пребыванием в мире, деятельностью, закрывающей от личности глубины подлинного. Противосуетный пафос, как мы увидим ниже, как бы оберегает философский текст, обеспечивает его магическое воздействие, охраняет от критики. Хронотоп суеты «Суета» предполагает вполне определенную пространственно-временную структуру. Имеется ввиду экзистенциальное, в некотором роде воображаемое квазипространство, иначе говоря жизненный мир. «Движение-в-мире» соответственно может быть различным по темпу и по отношению к месту, пути и т. д. Мы можем двигаться в различном экзистенциальном ритме, с разной экзистенциальной скоростью и т. д. О возвышенном возвышенного стратегии |
|
|
|
|
