<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но все эти версии решения — «добродетели вознаграждаются» — применительно к нашей проблеме не свободны от одинаковых трудностей. Как бы соломоновы добродетели ни вознаграждались, а его жизнь ни выражала человеческое совершенство, потери, присущие такой жизни, должно быть, уравновешивают триумф. Будь Соломон менее последовательным в делах справедливости, тогда, может быть, его обидчивый сын Рехобоам прислушался бы к советникам отца и преуспел бы в сохранении царства. Имей Соломон выбор, он бы мог поступиться славой своих добродетелей, как бы ни были они самоценны, государству тогда было бы лучше при царе менее одаренном, с обычными, заурядными добродетелями .

Добродетельная жизнь не всегда должна ориентироваться на образ лучшей из возможных .

Скорее всего, соломоновы добродетели окажутся благими по большому счету и уместными в справедливом обществе, а не в обыкновенном. И они будут благотворны для Соломона только в том случае, если он отождествляет свои собственные достижения с тем, что выступает благом для идеально справедливого Израиля. Так как остается открытым вопрос о том, соответствует ли соломоновым добродетелям баланс потерь и обретений в условиях обычного, относительно несправедливого общества, подобного нашему, то неизвестно, правы ли мы, когда требуем от Соломона больше, чем от обыкновенного человека.

Конечно, рассмотрение утверждения, что добродетель сам? по себе награда, не опровергает теории. В принципе добродетель может быть ценной как сама по себе, так и инструментально, в прикладном отношении, безотносительно к тому, справедливо ли удерживать Соломона на более высоком уровне, требуя от него больше, нежели от простого человека. Таким образом, вопрос остается, как остается и конфликт наших интуиции.

2. Положение: «Если все было добровольно, то о чем тогда сожалеть?» С этой точки зрения нет ничего несправедливого в том, что Соломон подвергается риску, идет на жертвы в тех ситуациях, в которых он оказался по собственной воле.

Однако то, что Соломон может добровольно подвергать себя риску и жертвовать многим, не доказывает, будто, поступая так, он справедлив по отношению к себе. Он может добровольно попасть в соответствующую ситуацию, не имея возможности предвидеть все вероятные последствия. Его согласия на подобный шаг можно добиться с помощью определенной манипуляции, а не ясных аргументов. Вместе с тем под вопрос ставится утверждение, согласно которому рациональна оправданность различных ожиданий, относящихся к позиции: «...потому что справедливо требовать большего от того, кто способен на многое».

3. Вариант средневекового трюкача. Согласно легенде, акробату нечего было принести в дар Святой в день ее именин.., кроме циркового номера, и он выступил, вложив в свое искусство всю душу. И он прославился больше, чем принц, который осыпал жемчугом изваяние Святой. Вероятно, урок средневекового трюкача заключается в том, что моральное обязательство соразмерно способности, умениям и одаренности человека. Соломон и трюкач одинаково подпадают под требование, которое обязывает сделать все возможное, на что они способны.

Случай средневекового трюкача скорее ставит проблемы, чем их решает. Магические фразы «приложить усилие» и «сделай все возможное» представляются двусмысленными. Толкуемые как направленность воли, они принадлежат морали праведности. В этом смысле моральная ценность агента измеряется его волей, обретающей значение долга. Согласно этой интерпретации, «сделай все морально возможное» означает изволение благого. Такое изволение не имеет степеней, предпосылок и само по себе не утверждает относительно способа действия, даже ничего о его начинании. Но и «приложить усилие» может толковаться также с позиций значимой морали. Согласно этой интерпретации, «прилагать усилие» подразумевает исполнение всеобщей доброй воли в конкретных действиях и намерениях, причем в каких угодно. Однако у воли (или у характера индивида) нет особой способности или центра, благодаря которым можно проявить усердие, приложить усилия, чтобы сделать все возможное в данном случае. С позиций значимой морали, «истинно усердное старание» или «приложить усилие, чтобы сделать все возможное» — выражения, означающие широкий круг разнообразных способностей и задатков, которые весьма неравно распределены между людьми. Если способности и задатки, предполагаемые фразой «приложить усилие, чтобы сделать все возможное», подпадают в сферу случайности неравного распределения, то тогда моральное требование «сделать все возможное» всего-навсего повтор предыдущей фразы в форме регрессии.

Во всяком случае лозунг «от каждого по способностям» сам по себе не решает проблему Соломона. Если вариант средневекового трюкача и содержит истину, то и тогда это лишь схема, которая дает лишь общие ограничения для множества конкурирующих решений. Предположим, что данный вариант трактуется следующим образом: мораль не требует от трюкача делать все возможное, не щадя живота. Отсюда лозунг «от каждого по способностям» должен интерпретироваться как морально релевантное требование разумно возможного. Но достаточно ли чувствительны наши ожидания в отношении к различиям в способностях? Чтобы определить степень обязательств трюкача, потребуется критерий идентификации и измерения морально релевантных способностей. Но тогда наша проблема откладывается на лучшие времена.

4. Решение «Не строй теории применительно к девиантным случаям». Вполне убедительным представляется, что если соломоновы выдающиеся способности иногда и обрекают на большие потери, то все же случай жертвенности выступает исключением. Соломон не претерпел бы драматических утрат в нормальных условиях. Теоретически добродетели обычно по своему назначению призваны служить интересам их обладателя так же, как и интересам общества. В той степени, в какой способности человека не оправдывают данного назначения, они лишаются права называться добродетелями. А следовательно, нельзя построить теории в данном случае, взяв за основу девиантные или исключительные ситуации.

На первый взгляд такое метаэтическое рассуждение выглядит безобидным или, по крайней мере, нейтральным, тем не менее, оно содержит в себе мощный нормативный компонент. Случай жертвы — статически значимое явление в коррумпированных политических системах. Подобные явления определяются как исключительные или девиантные с точки зрения нормативной теории, описывающей, что предписывается или должно быть предписано в идеальных условиях. В данном отношении имплицитным представляется утверждение, согласно которому в безупречно сформированной и хорошо организованной социополитической системе Соломон был бы избавлен от неизбежности частых потерь и жертв. Если это должно быть именно так или мы имеем дело с одним из критериев здоровой политической системы, то вряд ли подобные высказывания помогут нам решить, справедливо ли с нашей стороны в условиях менее идеальных ожидать от Соломона большего, чем от обычного человека.

5. Политическое решение. Существующие структуры неравенства способностей могут быть сопутствующими результатами практики социальной несправедливости. Если совершенствование социальной и политической системы уменьшит неравенство в моральных способностях, то мы должны придерживаться такой воспитательной и экономической политики, которая максимизирует равенство людей.

Но даже если окажется, что иная социополитическая система уменьшает степень неравенства способностей, то отсюда вовсе не следует, что минимизация неравенства способностей должна иметь приоритет по сравнению с другими направлениями политики. В противном случае, не исключено возникновение противоречия между такой минимизацией и другими морально релевантными ценностями. Таким образом, вопрос нуждается в дальнейшем осмыслении.

6. Имеются три версии решения, которое назовем «В чем проблема?» Первая — наиболее рафинированная — «добродетель сама по себе награда». Утверждается, что у Соломона есть представление о благой жизни, в которой каждой деятельности соответствует определенное значение и воздаяние, а значит, и степень риска и жертвенности. По всей видимости, Соломон должен знать, когда пожертвовать вниманием к своим детям ради планов строительства ирригационной системы для Иерусалима. В другом случае, например, Соломон нашел бы, как сочетать заботу о детях с делами, касающимися священных садов, если для этого была бы хоть какая-нибудь возможность. Но даже если нет никакой возможности, он знает пределы деятельности. Эти пределы не укладываются в рамки общих правил. Все, что нужно в данном случае,— это находчивость, помогающая сбалансировать ситуацию.

Но это решение не отвечает интересам тех. кто ищет особого критерия для проверки и оценки соломоновых интуиции, а проще говоря, для определения, утратил ли Соломон свою мудрость и когда. Представим, что Соломон находился в состоянии крайнего перенапряжения, когда мы пришли к нему с очередной неразрешимой проблемой. Вероятно, он оказался бы одним из тех людей, которые знают, когда сказать, точнее, передать через слугу, что не принимают. Разве мы не возмутимся, когда раскроется, что он был в саду и беспробудно спал, в то время как его вмешательство могло бы изменить мир? Должен ли он укорять себя за то, что мог это сделать, мог предотвратить опасность или принести благо, но не сделал? Когда и на каком основании мы обязаны заключить, что Соломон, нарушив меру справедливости, превратился еще в одного Саула?

Вторая версия решения «В чем проблема?» исходит из мелиористского условия полноты усилия. Если общему благу способствует требование большего от Соломона, чем от обыкновенного человека, то тогда и надо требовать большее... до тех пор, пока такая практика не перестает приносить пользу, например, пока она не отбивает охоту у будущих соломонов совершенствовать свои способности.

Недовольство неограниченным мелиоризмом знакомо. Иногда оно выражено в кантианской, иногда в аристотелевской форме , временами оно формулируется консеквенциалистами и даже в рамках утилитаризма. Консеквенциалисты, осознающие оправданность подобного недовольства, стремятся внести ограничения законных требований морали, которые исходят из аристотелевских или кантианских предпосылок консеквенциального представления о том, что морально значимо. Тогда проблема Соломона вызывает конфликты относительно степени, в которой критерий полезности должен отражать кантианскую справедливость, аристотелевское благородство или иные морально значимые титулы людей.

Третья версия решения «В чем проблема?» различает то, что заслуживает морального поощрения, от того, что морально требуется. Возможно, представляется морально ценным, похвальным, что Соломон рискует понести утраты, действуя в нашу пользу, но он, с данной точки зрения, не обязан так поступать и мы не имеем права осуждать его, если он не совершит подобного поступка.

Но различие между абсолютным и неабсолютным долгом сопоставимо с различием между моральным эгалитаризмом и моральной элитарностью. Должно быть, действительно имеется общее различие между морально требуемым и сверхтребованием применительно к Соломону. Однако все же остается вопрос, обязан ли Соломон морально на то, чтобы понести такие потери, которые не требуются от обычного человека. Различие в данном случае не решает вопроса, справедливо ли Соломону осуждать себя, когда, как оказалось, он, и только он, в состоянии был внести значительное изменение в общее благо, пусть даже большой ценой для себя.

В своих простых, неискаженных формах, не расширенные взглядами конкурирующих теорий, традиционные стратегии преодоления трудностей, связанных с неравенством морально релевантных способностей, могут быть вполне истинными: в конечном счете, они выражают ту или иную характеристику интуиции, с которых мы начали. Однако хотя каждое из предложенных решений выражает какое-то одно из наших самых глубоких моральных убеждений, все же каждое из них оставляет проблему Соломона открытой и, как представляется, выражает лишь одну сторону к конфликте интуиции, причем без адекватного понимания других позиций. Если традиционные теории инкорпорируют взгляды конкурирующих позиций, то они становятся гибридами и в этой расширенной форме представляют, скорее всего, вид конфликта интуиции, порождаемых проблемой Соломона

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Соломон может быть софией
Даже требовать многого от блестящего хирурга человек характера