<<<     ΛΛΛ     >>>   

С самого начала своего опровержения С. И. Смирнов придавал ему вид борьбы за Веру: «Наша Церковь, образ бедующей Небесной Церкви, в нужное время может оставить кроткость и обрушиться на своих врагов. Все лжепророки последних лет падут под ее ударами», — уверял он[4].
С. И. Смирнов указывал на утверждение И. Г. Юнг-Штиллинга о том, что все официальные церкви утратили свою благодать, и ныне истинными христианами являются последователи лишь некоторых религиозных обществ (гернгутеров и филадельфийское братство). С. И. Смирнов провел историческое расследование, чтобы выяснить, кого же имеет в виду И. Г. Юнг-Штиллинг. Под Павлиано-Богемско-Мораво-Гернгутерским братством, по его мнению, скрывалась манихейская ересь иконоборчества, а причисление Св. Кирилла и Мефодия к братству было ложью, так как при их жизни манихейство еще не проникло в Моравскую церковь. О втором, «истинно христианском», Филадельфийском братстве С. И. Смирнов писал: его деятельность ведется втайне, но известно, что его члены не видят разницы между христианином и благочестивым мусульманином. Давая обзор деятельности Филадельфийского общества, рассеявшего отделения по многим странам, он указывал, что это масонская ложа шотландского ритуала. Предостерегая православных от участия в работах масонов, С. И. Смирнов отмечал, что их обольщение бывает двух видов: частное и общественное. Частное направлено на отдельную личность, если человек религиозен, его берут религией: праведного — праведностью, грешного — развратом. Посвящаемому свои тайны общество открывает частями, и лишь когда он окончательно развращен, ему открывают сокровенную цель — сокрушение алтарей и престолов. Общественное обольщение совершается с помощью соблазнительных книг, содержащих в себе черты мудрости, духовности и чистоты, но исподволь соблазняющих читающего и уводящих от православной церкви. Потому-то эти книги очень опасны для общества.

С. И. Смирнов указывал, что «Победная повесть» — это зашифрованная информация, которой представители всемирного масонского заговора общаются между собой и подают сигналы к действиям[4]. Вольтер действовал против христианства открыто, а Штиллинг действует тайно, считал
С. И. Смирнов: «Нечестивый Штиллинг стремится к ниспровержению алтарей Господних, к истреблению всех святых памятников того Бога, коего он чело покусился уязвить терновым венцом дерзновенного хуления»[4]. Описывая тактику масонов, С. И. Смирнов говорил, что они общаются со злыми духами и получают инструкции от самого сатаны[4].

В заключение С. И. Смирнов комментировал: «Победная повесть» — это пророчество филадельфийского братства, которое сообщает своим последователям план действий на ближайшее время. Автор считает, что заговор уже приведен в действие, и первые его результаты видны в России: «Обольстительные знамения их будут состоять в издании книг, по оглавлениям и по открытым чертам, христианских, но по сокровенному смыслу, постигаемому через размышления и соображения, погибельному. Такие книги ныне появляются во множестве и между ними первенствующая “Победная повесть”»[4]. Обличая приметы Апокалипсиса в современном ему российском обществе, С. И. Смирнов прямо указывал и на Российское библейское общество: «Известнейший признак кончины века есть проповедование Евангелия всем языкам в одну эпоху с угасанием благочестия. Как скоро сие совершится, то не останется более сомнений о наступающей кончине»[4]. Автор писал, что уже появились общества, заботящиеся об издании Библии, и она молниеносно переводится на все языки. Современные иллюминаты и франкмасоны имеют все черты «зверя, вышедшего из бездны» — люди, в них состоящие, являются врагами всякого добра, а вредными книгами они развращают человечество.

Делая подобные выводы, С. И. Смирнов обращался и прямо к российским властям: «Могут правительства, соблюдая собственную и грядущих безопасность, равнодушно переносить публичные оглашения такими дикими новостями, кои не согласны с коренными правилами отечественного воспитания и вероисповедания»[4]. Обращался автор и к православным россиянам: «Возлюбленные сыны Православной Греко-Российской Церкви! Ежели уже нам предопределено было дожить до плачевного разврата тех пагубных времен, в кои все ереси, терзавшие первобытную Церковь нашу, но потом низложенные и попранные, как бы воскреснут и нагло будут проповедовать, как бы догмат всеобщего верования. Ежели говорю, нам предопределено было дожить до развития той болезненной эпохи, в которую прелесть, блюдимая для самых избранных, распространится по лицу земли, в которую потребуется мужественно сражаться за Божественную славу имени Иисуса, не с язычниками, но с самими христианами; то не будем слабы и нерадивы, не будем презренными предателями Господа и самих себя; но обличем во всем оружии Божьем, яко возмоши нам стати противу козней Дьявольских». В заключении книги все же присутствовала оптимистическая нота о том, что «благодать, восседающая на царском престоле», не даст врагам одолеть «Богоспасаемое отечество»[4].

К третьему информационному блоку содержания «Вопля жены…» относятся мысли самого С. И. Смирнова. Свои взгляды он демонстрирует, например, по поводу высказывания Ю. Г. Юнга-Штиллинга о том, что «зверь вышедший из моря» в откровении Иоанна Богослова является Римским Папой. С. И. Смирнов категорически отрицал такую трактовку и после тщательного разбора этого отрывка Откровения предлагал свою трактовку. Зверь — это нечестивый человек, пришедший от моря беззакония. Он будет повержен и заключен на острове. Затем вновь вернется уже по обычному морю и быстро распространит свое владычество. Вскоре этот нечестивый человек открыто проявит себя врагом Бога. Ему явятся помощники из всех народов (члены филадельфийского общества постараются соединить все религии в одну)[4]. В этом нечестивом человеке современники без труда могли узнать Наполеона, в это время заключенного на острове Святой Елены. Таким образом, как верно заметил А. Н. Пыпин,
С. И. Смирнов был в некотором смысле единомышленником И. Г. Штиллинга, так как тоже применял пророчество Иоанна Богослова к современным ему временам[4].

Другой значительный отрывок представляет собой уже совершенно самостоятельное творчество С. И. Смирнова. В ответ на рассуждения
И. Г. Юнга-Штиллинга о том, что по милости Божьей все грехи будут со временем прощены, С. И. Смирнов предлагал стройную концепцию грехопадения и спасения людей: «Кто может опровергнуть, чтобы в Боге не было вечности видения зла, или стороны противоположной добру? Иначе Бог не был бы в разуме всеобъемлющий. И так вечное видение всякого добра и вечное видение всякого зла суть два начала, по которым Бог есть существо разумно и свободно доброе. Следовательно, он от вечности свободно отстраняется бесконечного зла, которое возможно ему по бесконечному всемогуществу, и свободно от вечности стремиться к бесконечному благу, которое он находит бесконечно свойственным все святейшему существу своему, а потому любезным для себя…». Разумные существа созданы по тем же законам и видят два начала — добро и зло и имеют свободу выбора. Отклонение ко злу есть «самовольное и мятежное разумных существ превращение своей доброй природы». Бог мог бы сотворить существа свободными от падения, но это значило бы сотворить существа неразумные, не понимающие разницы между добром и злом. Познание добра приобретается посредством познания стороны, противоположной добру. Когда существа, приобщившееся ко злу, возроптали на Бога и стали обвинять его в слабости естества своего, он явил тайну своего воплощения, «это было крайнее средство любви призывающей к обращению погибающих и обличение сынам погибели, сколь они виновны». Богочеловек смог победить зло только силами слабого человеческого естества[4]. Отсюда делался вывод о том, что те, кто свободно выбрал зло и отказался от добра, будут вечно пребывать в нем. Подобные мистические рассуждения лежали рядом с опытами М. М. Сперанского и А. И. Ковалькова и, естественно, были уязвимы в богословском смысле.

Составленная как комментарий к «Победной повести» И. Г. Юнга-Штиллинга книга С. И. Смирнова пропагандировала православный взгляд, неизвестный большей части русской аристократии. С. И. Смирнов отразил взгляд Русской православной церкви на масонов и духовно-религиозную литературу, издающуюся помимо Св. Синода. Можно соглашаться или
отрицать его взгляды, но бестолковой и маловразумительной его книгу называть нет никаких оснований. Консерваторы надеялись с помощью
С. И. Смирнова «раскрыть глаза» Александру I. Представители православного клира пытались использовать книгу как повод войти с жалобой к императору по поводу ущемления прав духовенства.

В это время в Санкт-Петербурге уже сложилась группа лиц, оппозиционных религиозной политике правительства. Во главе этого движения находились член Св. Синода архиепископ Михаил (Десницкий) и первое лицо комитета духовной цензуры, ректор семинарии Иннокентий (Смирнов). В 1815 г. Иннокентий выступил против публикации «Победной повести», которую А. Н. Голицын пытался провести через духовную цензуру. Он указывал на многие серьезные ошибки И. Г. Юнга-Штиллинга и явные искажения им текста Евангелия. Например, в «Победной повести» указывалось, что царство Иисуса Христа продлится 1000 лет и придет в 1836 г., в то время как Иоанн Богослов писал, что царствию Божьему не будет конца, а о дне его прихода не знают даже ангелы[4]. Иннокентию удалось настоять на своем, и в результате князю пришлось проводить эту книгу через светскую цензуру.

О поступлении книги С. И. Смирнова в Санкт-Петербургский цензурный комитет писал в воспоминаниях митрополит Филарет (Дроздов)[4]. Он вспоминал, что часто предостерегал Иннокентия от излишнего рвения по защите Церкви и говорил ему: «Нам, двум архимандритам, Юрьевскому и Пустынскому, не спасти Церковь, если в чем есть погрешность, а лучше обращайся к преосвященному митрополиту Михаилу, которого голос имеет больше силы, чем наши оба»[4]. Когда появилась книга С. И. Смирнова «Вопль жены, обличенной в солнце», Иннокентий хотел пропустить ее через цензуру, но его удалось переубедить, как писал Филарет, «чтобы
не произвести напрасного волнения». Митрополит Михаил также одобрил запрещение книги С. И. Смирнова[4]. Ныне в фонде Санкт-Петербург-
ского комитета духовной цензуры сведения о поступлении туда книги
С. И. Смирнова отсутствуют. В фонде, впрочем, нет следов и других произведений, не пропущенных цензурой, так что нет возможности опровергнуть или подтвердить воспоминания Филарета.

Высшее духовенство Санкт-Петербурга не было едино в своей политике. Амвросий (Подобедов) и Филарет не были сторонниками активных действий и занимали выжидательную позицию. Серафим (Глаголевский), в дальнейшем большой дипломат, был в союзе с сильной стороной, в данном случае с первоприсутствующим членом Св. Синода. Михаил и Иннокентий не могли убедить остальных в необходимости решительных действий. С 15 марта по сентябрь 1816 г. Серафим отбыл из Санкт-Петербурга в свою епархию[4], и расстановка сил временно изменилась. Этим воспользовались активные представители православной оппозиции, пытавшиеся провести через цензурный комитет книгу С. И. Смирнова. В настоящее время нет сведений о том, что могло помешать им осуществить свой замысел, но очевидно, что в тот момент восторжествовало мнение умеренной группы Амвросия и Филарета.

Подобную трактовку событий сегодня возможно подтвердить документально. В своем труде А. Н. Котович заявлял, что с 1815 г. С. И. Смирнов начал свои выступления против мистицизма (в сноске он приводит дело о книге «Беспрестрастный зритель девятьнадесять столетия», написанной лишь в 1818 г.). Это высказывание А. Н. Котовича явно ошибочно. Ключ к пониманию механики выступления 1816 г. дает давно известное в литературе послание С. И. Смирнова Александру I. Оно было написано
7 августа 1816 г. и является первым документальным подтверждением деятельности оппозиции.

Послание начиналось точно так же, как и книга «Вопль жены, обличенной в солнце»: «В прошлом 1815 году на российском языке издана книга под названием “Победная повесть”…». Именно произведение И. Г. Юнга-Штиллинга и находилось в центре этого послания царю. С. И. Смирнов указывал на содержащиеся в книге «мерзости»: отрицание божественности
Иисуса Христа, приписывание Богу незнания будущего, сравнение хрис-тианских храмов с языческими, оскорбление икон, соборов и учителей Церкви, отрицание вечности мучений, сравнение магометан с христианами, предсказание грядущих революций, указание на год конца мира — 1836-й. Дальше автор перечислял «вредны книги», изданные в 1815 и 1816 гг.:
Юнга-Штиллинга — «Победная повесть», «Приключения по смерти», «Угроз Световостоков»; Эккартсгаузена — «Наука чисел»; Шатобриана — «Мученики»; г-жи Пихлер — «Агафоклес, или письма из Рима и Греции». С. И. Смирнов зявлял, что за изданием этих произведений, служащих к потрясению церквей и престолов, стоят члены тайных обществ, исповедующих древние ереси. «Благочестивый государь! — писал здесь С. И. Смирнов. — Не попусти в Богоспасаемой России владычествовать завету беззакония. С верой в Бога исчезнет верность и гражданскому уставу»[4].

А. Н. Пыпин, в своем труде называвший С. И. Смирнова доносчиком, единственный обратил внимание на то, что в своем послании автор упоминает уже написанное им опровержение на «Победную повесть»[4]. Это крайне важное наблюдение, так как из послания очевидно, что С. И. Смирнов не только написал опровержение, но и отправил его Александру I вместе с этим письмом. «Споспешествующий благодати Божией, я сочинитель опровержения против сих хулей… нашлись в моем сочинении такие вещи которые подлежат царскому утверждению… дерзаю повергать мое сочинение к августейшим Стопам Твоим», — писал он[4]. Далее С. И. Смирнов просил «удостоить оное Высочайшего утверждения к изданию в свет».

Очевидно, что «такие вещи» в своем опровержении С. И. Смирнов нашел не самостоятельно и перед тем, как отослать «Вопль жены, обличенной в солнце» царю, он сделал попытку опубликовать его обычным порядком. Апологетическое произведение было отправлено в Санкт-Пе-тербург в духовную цензуру, возглавляемую Иннокентием, в тот момент, когда оппозиционеры искали повод начать выступление и обратиться к царю. Об этой попытке и писал в своих воспоминаниях митрополит Московский Филарет.

Реконструкция событий 1816 г. выглядит следующим образом: в конце 1815 — начале 1816 г. С. И. Смирнов составил опровержение на книгу «Победная повесть», затем передал ее в СПб Комитет духовной цензуры. После длительной полемики члены Св. Синода, ректор Духовной академии Филарет и первое лицо цензурного комитета Иннокентий решили, что перед тем как одобрить книгу в печать, ее необходимо представить императору. С. И. Смирнов должен был сделать это от своего имени. Книга и сопровождающее послание передавались в Комиссию прошений, которую возглавлял П. А. Кикин.

П. А. Кикин совместно с А. С. Шишковым был организатором выступлений русской православной оппозиции в 1816–1818 гг. Сам не будучи писателем, он был ярым сторонником литературного течения «архаистов», возглавляемого А. С. Шишковым. С. Т. Аксаков писал: «П. А. Кикин был одним из самых горячих и резких тогдашних славянофилов, он сделался таким вдруг по выходе книги Шишкова. До того времени он считался блестящим остряком, французолюбом и модным светским человеком»[4]. Среди бумаг Д. И. Хвостова сохранились отчеты о литературных собраниях в доме Г. Р. Державина в 1808 г. Там собирались Г. Р. Державин, А. С. Хвостов, А. С. Шишков, Д. И. Хвостов, П. М. Карабанов, И. А. Дмитриевский, А. А. Писарев, И. А. Вениаминов. На всех этих заседаниях присутствовал и П. А. Кикин, хотя с докладами и не выступал[4]. Вспоминая домашние собрания «архаистов», Филарет замечал, что на них обсуждались и религиозные вопросы[4]. В фондах отдела рукописей РЛИ хранится «Постановление общества свергнувших иго чужеземного языка» (это устав общества). Целью общества регламентировались возможности избегать употребления французского языка и разговаривать с соотечественниками только по-русски. Секретарем этого общества был все тот же П. А. Кикин[4].

29 апреля 1816 г. П. А. Кикин принял на службу в свою канцелярию по принятию прошений на высочайшее имя видного писателя-«архаиста» Е. И. Станевича. Последний поселился в его доме и в 1816 и 1818 гг. написал два апологетических произведения. Последнее из них, «Беседа на гробе младенца о бессмертии души», стала поводом к новому выступлению оппозиционеров, окончившемуся полным провалом. Это сочинение
Е. И. Станевича посвящено умершему ребенку П. А. Кикина. Из материалов, приведенных ниже, будет видно, что П. А. Кикин имел самое непосредственное отношение к выступлению 1818 г. В 1825 г., вновь вызывая
Е. И. Станевича в Санкт-Петербург, П. А. Кикин писал ему: «Ты пострадал и по мирскому соболезновали о тебе, но и тогда каждый из правоверных и верноподданных завидовал подвигу твоему»[4]. Все это не оставляет никаких сомнений в определении роли, которую статс-секретарь П. А. Кикин играл в деятельности русской православной оппозиции.

В своих воспоминаниях «О судьбе православной церкви в царствование Александра I» А. С. Стурдза писал, что одним из «ревнителей» был
П. А. Кикин, статс-секретарь по принятию прошений: «Император Александр I уважал его как крутого старовера, с которым государь даже спорил во время докладов»[4]. Получив и прочитав «Вопль жены, обличенной в солнце», П. А. Кикин должен был донести полученное впечатление до императора (тем более что речь шла о всемирном заговоре). При этом могла произойти сцена, подобная той, что описывал А. С. Стурдза, когда Александр I поспорил с П. А. Кикиным по поводу почитания святых в православной церкви (И. Г. Юнг-Штиллинг объявлял это идолопоклонством).
П. А. Кикин не смутился и твердо стоял на защите догмата. В этой ситуации Александр I должен был как-то прореагировать на присланную книгу (так как в ней провозглашались взгляды определенной партии, куда входили лица и из его окружения). Если спустя два года П. А. Кикин вновь инициировал издание новой книги, направленной против мистиков (Е. И. Станевич «Беседа на гробе младенца…»), то можно предположить, что в 1816 г. император пошел на какие то уступки.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Заметки о кресте христовом там же
Кондаков Ю. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой 2 старина
Послание фотия серафиму ргб ор
Сперанским стоял у основания комиссии духовных училищ академии филарет
Вообще всем человекам по возможности