<<<     ΛΛΛ     >>>   

низм, или разделение труда, соответствует активной стороне природы человека.
В своей теории семьи Конт берет за образец и имплицитно рассматривает как показательную семью западного типа, за что его, разумеется, упрекали. Раз и навсегда он отбрасывает как патологические такие формы семьи, веками существовавшие во всех странах, как полигамия.
Конечно, он был слишком привержен систематизации и категоричен, Описывая семью, он часто смешивает особенности отдельного общества с всеобщими чертами. Но я не думаю, что такая облегченная критика исчерпывает тему. Доктринер позитивизма стремился прежде всего показать, что внутрисемейные отношения характерны и показательны как отношения, могущие существовать между людьми, а также то, что в семье воспитывалась и формировалась эмоциональность человека.
Семейные отношения могут быть отношениями равенства (между братьями), почтения (между детьми и родителями), доброты (между родителями и детьми), сложными отношениями власти и подчинения (между мужем и женой). По мнению Конта, муж, разумеется, должен повелевать. Деятельный и умный, он должен в то же время слушаться жену, которая в основном олицетворяет чувствительность. Но это главенство, основанное до некоторой степени на силе, оказывается с другой точки зрения слабостью. Духовное влияние в семье, т.е. наиболее благородное влияние, оказывает жена.
Конту было присуще чувство равенства людей, но равенства, основанного на коренной дифференциации функций и способностей. Когда он говорил, что женщина в интеллектуальном отношении слабее мужчины, он был близок к тому, чтобы видеть в этом превосходство; одновременно женщина являет собой духовную силу или силу любви, значащую гораздо больше, чем тщеславное превосходство разума. Пусть не забывается прекрасная формула Огюста Конта: «Пресыщает любая деятельность и даже мысль, но никогда не пресыщает любовь».
В то же время в семье люди приобретают опыт исторической преемственности и научаются (что служит условием цивилизации) передавать от поколения к поколению материальные капиталы и интеллектуальное имущество.
Основные идеи Конта относительно разделения труда — это идеи дифференциации деятельности и кооперации людей, или, говоря точнее, разделения обязанностей и комбинации усилий. Но главное положение позитивизма, сколь шокирующим оно ни покажется, есть признание и даже больше — провозглашение примата силы в практической организации общества. Как организация деятельности людей общество господствует и не может не господствовать с помощью силы.
118

Конт признавал только двух политических философов: Аристотеля и Гоббса. Гоббс — единственный политический философ, говорит нам Конт, достойный упоминания между Аристотелем и ним. Гоббс видел, что всякое общество управляется и должно быть управляемо (в двух смыслах — неизбежности и сообразности тому, что должно быть) силой. А сила в обществе — это количество или богатство32.
Конт отвергает определенную форму идеализма. Общество находится и будет находиться под властью сил количества или богатства (или сочетания того и другого), если иметь в виду, что между тем и другим нет существенной разницы в качестве. Нормально, что сила берет верх. Как могло быть иначе в течение столь долгого периода, что мы считаем реальную жизнь такой, какова она есть, и общества такими, каковы они есть?
«Все те, кого коробит положение Гоббса, несомненно, найдут странным: вместо того чтобы основывать политический строй на силе, его хотят учредить на слабости. Тем не менее именно это следовало бы из их тщетной критики, основанной на моем главном анализе трех частей, неизбежно присущих любой общественной власти. Потому что за неимением подлинной материальной силы появится необходимость заимствовать у духа и сердца первичные основания, которые эти бедные элементы все-таки неспособны обеспечить. Пригодные единственно к тому, чтобы достойно изменить предшествующий строй, они не смогут выполнять никаких общественных обязанностей там, где материальная сила еще не учредила надлежащим образом какой-нибудь строй» (ibid., р.299 — 300).
Однако общество, соответствующее человеческой природе, должно включать в себя противоположность господства силы или коррекцию его, духовное влияние, теорию которого развивает Конт, противопоставляя ее своей реалистической концепции общественного порядка. Влияние духа — постоянное требование обществ, потому что последние всегда будут в качестве мирского порядка находиться под властью силы.
Существует двойное духовное влияние — влияние разума и чувства, или привязанности. В начале своего пути Конт понимал влияние духа как воздействие разума. В конце жизни под влиянием духа он имеет в виду главным образом влияние привязанности, или любви. Но какова бы ни была в точности форма, какую принимает духовное облагораживание, во все времена и эпохи существовало различие между мирской и духовной властью, и оно полностью снимается лишь на позитивной фазе, то есть на той фазе, которая служит завершением истории человечества.
Духовное влияние выполняет разные функции. Оно должно упорядочивать внутреннюю жизнь людей, объединять их ради
119

совместной жизни и деятельности, освящать мирскую власть для того, чтобы убедить людей в необходимости повиновения; общественная жизнь невозможна, если нет тех, кто повелевает, и тех, кто повинуется. Для философа неважно, кто господствует и кто повинуется; те, кто господствует, есть и всегда будут могущественныки.
Духовное влияние не должно только упорядочивать, объединять, освящать; оно должно также ослаблять и ограничивать мирскую власть. Но для этого нужно, чтобы общественная дифференциация зашла достаточно далеко. Когда духовная власть освящает мирскую, т.е. когда священники заявляют, что короли — помазанники Божий или что они управляют от имени Бога, духовная власть прибавляет авторитета мирской власти. Это освящение духом власть имущих, возможно, было необходимо в истории. Конечно, нужно было поддерживать общественный порядок и согласие, даже когда ум не находил истинных законов внешнего порядка и тем более общественного порядка. На конечной фазе духовная власть лишь частично признает мирскую власть, Ученые будут объяснять необходимость индустриального и общественного порядка и в связи с этим как бы придадут больший моральный авторитет могуществу предпринимателей или банкиров. Но их основной функцией станет не столько освящение, сколько ослабление и ограничение, призыв к влиятельным силам ограничиться выполнением общественных функций с тем, чтобы они, управляя, не претендовали на моральное или духовное превосходство.
Для того чтобы духовное влияние выполняло все свои функции и чтобы подлинное различие между мирским и духовным стало наконец признанным и закрепленным, возникает необходимость в истории — та необходимость, которая обнаруживается при статическом анализе различия двух властей.
Изучение статики освещает значение динамики с трех точек зрения: разума, деятельности и чувства.
История разума движется от фетишизма к позитивизму, т.е. от синтеза, основанного на принципе субъективности и переносе во внешний мир реальности сознания, вплоть до открытия и обоснования законов, управляющих процессами, без претензий на выявление их причин.
Деятельность развивается от военной фазы к индустриальной, или, если говорить марксистским языком, от борьбы людей между собой до победоносной борьбы человека с природой, с той оговоркой, что Конт не питает чрезмерных надежд на результаты, которые принесет господство человека над силами природы.
Наконец, история эмоциональности — это история постепенного развития альтруистических склонностей, без надеж-
120

ды на то, что человек когда-нибудь самопроизвольно перестанет быть эгоистом в своей основе.
Это тройное значение истории выявляется статикой, позволяющей понять историю в ее связи с фундаментальной структурой общества.
История ведет к растущей дифференциации общественных функций и одновременно к растущей унификации обществ. Мирская и духовная власти станут на конечной стадии различимы яснее, чем когда-либо, и это различие будет одновременно условием более тесного консенсуса, более прочного единства. Люди согласятся с мирской иерархией, потому что они познают ее шаткость, и приберегут высшую оценку для духовного порядка, который может быть ниспровержением мирской иерархии33.
5. От философии к религии
Выявив отличительные черты индустриального общества, Конт относится к нему как к форме общественной организации, принимающей всеобщий характер. Затем, в «Курсе позитивной философии», он представил историю человечества как историю единого народа. Словом, он обосновал единство человеческого рода постоянством человеческой природы, которое выражается в общественном плане в фундаментальном порядке, обнаруживаемом, несмотря на разнообразие исторических учреждений.
Социолог, отталкивающийся от идеи единства людей, таким образом, обязательно обладает философским видением, заложившим основу его социологии. Огюст Конт — философ в социологии и социолог в философии. Нерасторжимая связь между социологом и философом проистекает из основного положения его учения, утверждения единства людей, предполагающего определенную концепцию человека, его природы, призвания и связи между индивидом и коллективом. Поэтому стоит подчеркнуть философские идеи Конта, соотнося его учение с тремя замыслами, наличествующими в его творчестве: замыслом общественного реформатора, замыслом философа, синтезирующего методы и результаты наук, и, наконец, замыслом человека, назначающего себя великим жрецом новой религии — религии человечества.
Большинство социологов так или иначе стремились воздействовать на эволюцию общества. Все великие социологические учения XIX в., а может быть, даже и сегодняшние, допускают переход от мысли к действию или от науки к политике или морали.
121

Такой замысел ставит определенное число вопросов. Каким образом социолог переходит от теории к практике? Какие руководства к действию можно извлечь из его социологии? Предлагает ли он глобальное решение всей совокупности общественных проблем или частичные решения множества отдельных проблем? Наконец, если решение принято, как социолог представляет себе проведение его в жизнь?
Сравнение Монтескье с Контом в этом отношении поразительно. Монтескье стремится понять разнообразие общественных и исторических учреждений, но он очень осторожен, как только речь заходит о переходе от науки, которая «понимает», к политике, которая «приказывает» или «советует». Конечно, в его сочинениях есть советы законодателям: еще продолжают спорить о том, какому основному аспекту организации общества Монтескье отдавал предпочтение. Но даже когда Монтескье дает советы, он скорее осуждает определенные способы действия, нежели указывает, что делать. Его неявные наставления скорее негативны, чем позитивны. Он дает понять, что рабство как таковое представляется ему противным человеческой природе, что определенное равенство между людьми он увязывает с сущностью человечества. Но как только заходит речь о данном обществе в заданную эпоху, главный совет, извлекаемый из его сочинений, таков: посмотрите, что собой представляет народ, понаблюдайте за средой, в которой он обитает, учтите особенности его эволюции, не забывайте его характера и попробуйте руководствоваться здравым смыслом. Замечательная программа, но не отличающаяся особой конкретностью. Эта неопределенность, впрочем, соответствует существу мысли, которая не может вообразить себе глобальное разрешение того, что в XIX в. назвали кризисом цивилизации, т.е. общественной проблематики.
Следовательно, из творчества Монтескье можно обоснованно вывести методические указания, ценные для социального инженера, осознающего тот факт, что некоторые черты присущи всем обществам, но что здравая в одних случаях политика может быть пагубной в других.
Другими словами, Монтескье связывает переход от науки к действиям только с благоразумием и умеренностью. Он побуждает не к глобальному решению общественной проблематики, а к частичным ее решениям. Он не рекомендует применять насилие, чтобы привести существующие общества в соответствии с идеей справедливого порядка. У него нет чудодейственного рецепта, как сделать государя мудрым, а его советников заставить читать «О духе законов». Одним словом, Монтескье скромен. Скромность, несомненно, не главное качество общественного реформатора Конта. Раз уж история у людей одна, а фундамен-
122

тальный порядок — это тема с вариациями, он наставляет, как исполнить предназначение человека и как достигнуть безукоризненного фундаментального порядка. Он считает себя знатоком решения общественной проблемы.
В своих представлениях о необходимой реформе Конт умаляет значение экономики и политики по сравнению с наукой и моралью. Наука требует организации труда, но ему кажется, что в конечном счете такую организацию относительно легко осуществить. Не это главное в реформе, которая положит конец кризису современных обществ.
Конт испытывает по отношению к политике двойное пренебрежение ученого и основателя религии. Убежденный в том, что общество располагает такой публичной властью, какую оно заслуживает и какая отвечает состоянию его организации, он не считает, что, изменяя режим и конституцию, человек кладет конец глубинным общественным волнениям. Реформатор общества, он стремится изменить образ мыслей людей, распространить позитивистскую мысль, в частности на общественную сферу, устранить пережитки феодального и теологического менталитета, убедить своих современников в том, что войны — анахронизм, а колониальные захваты — абсурд. Впрочем, для него все это столь очевидные факты, что основное внимание он посвящает доказательству другого. Он прежде всего поглощен распространением такого образа мыслей, который сам по себе приведет к справедливой организации общества и государства. Его задача — сделать всех людей позитивистами, помочь им понять следующее: позитивистская организация рациональна для мирского порядка, а духовный порядок должен стать формой обучения беспристрастию и любви. Парадокс в том, что фундаментальный порядок, который Конт стремится провести в жизнь, должен, согласно его философии, самореализоваться. Ибо если законами статики служат законы неизменного порядка, законы динамики гарантируют, что фундаментальный порядок сбудется. Отсюда, по-видимому, исторический детерминизм, который обесценивает замысел и усилие реформатора.
Налицо трудность, которая в другой форме ощущается в учении Маркса, но с которой знаком и Конт, преодолевающий ее совершенно иным образом. Конт, как и Монтескье, и еще более, чем Монтескье, враждебно относится к насилию. Он не думает, что революция преодолеет современный кризис и приведет общества к тому, что они полностью реализуют свое призвание. Он признает, что для перехода от раздираемых сегодня изнутри обществ к умиротворенным обществам завтрашнего дня нужно время. Одновременно он связывает часть действий и усилий людей доброй воли с изменчивым характером
123

фатальности. История подчиняется законам, и мы больше не закрываем глаза на то, к какому именно порядку эволюционируют сами общества. Но их эволюция может занять больше или меньше времени, стоить больше или меньше крови. В ходе самой неизбежной эволюции во всех ее разновидностях возникает частица свободы, выпадающей на долю человека. По Конту, чем выше мы поднимаемся по лестнице существ от простейших к самым сложным, тем больше расширяется поле свободы и, кроме того, «поле возможной модификации фатальности». Наибольшей сложностью отличается общество и отдельный человек, объект морали седьмой науки, последней в классификации наук. Это в истории законы предоставляют людям больше всего свободы·*4.
Социолог — это реформатор общества, и, таким образом, по мнению Конта, он не инженер по частичным реформам в стиле Монтескье или социологов-непозитивистов, он — сегодняшний рационалист. Он также не пророк насилия, подобно Марксу. Огюст Конт — безмятежный предвозвестник новых времен. Это человек, который знает, в чем сущность человеческого порядка и, следовательно, чем станет общество, когда люди приблизятся к цели их совместного начинания.
Социолог — нечто вроде миролюбивого пророка, который в первую очередь просвещает умы, соединяет души, а во вторую очередь он сам великий жрец социологической религии.
С молодых лет у Огюста Конта были две главные цели: реформировать общество и обосновать синтез научных знаний. Связь между этими двумя идеями ясна. Единственной стоящей общественной реформой в самом деле оказывается та, которая преобразует теологический способ мышления и будет способствовать распространению точки зрения, свойственной позитивизму. Итак, эта реформа коллективных верований может быть только следствием развития науки. Лучший способ создания по-настоящему новой науки — внимательно следить за достижениями позитивного разума в истории и в сегодняшней науке.
Нельзя ставить под сомнение в учении Конта взаимосвязь первых трех томов «Курса позитивной философии», где воплощается его стремление к синтезу наук, и следующих трех, где доказывается необходимость создания социологии и набросаны темы статики и динамики.
Синтез наук позволяет обосновать общественные идеи и обозначить границы их применения. Но социологические идеи не зависят полностью от синтеза наук, тогда как синтез наук возможен лишь при определенной научной концепции, тесно связанной с замыслами реформатора и социолога. Контова интерпретация науки объясняет переход от позитивизма перво-
124

начального периода к позитивизму завершающего периода и, кроме того, от идей «Курса позитивной философии» к идеям «Системы позитивной политики» — переход, который многие позитивисты, такие, как Э.Литтре или Дж.С.Милль, следовавшие за Контом в начальный период его творчества, считали отступничеством.
Философский синтез наук может быть следствием упорядочения четырех идей:

Наука, по Конту, не поиск конечных объяснений, не стремление добраться до причин. Она ограничивается констатацией преобладающего в мире порядка не столько из-за отсутствия заинтересованности, любопытства к истине, сколько для того, чтобы быть в состоянии эксплуатировать ресурсы, предлагаемые нам природой, и навести порядок в нашем собственном разуме.
В таком случае наука предстает вдвойне прагматичной. Она выступает в качестве закона, из которого неизбежно вытекают технические рецепты; для нашего разума или скорее для нашего сознания она обладает просветительской ценностью. Само по себе наше сознание было бы хаотичным, наши субъективные впечатления, если пользоваться языком Конта, беспорядочно смешивались бы, ничего не давая уму, если бы вне нас не было порядка, который мы обнаруживаем и который есть источник и причина порядка в нашем разуме35.
125

Такое представление о науке логично ведет к социологии и морали как завершающему этапу и полному прояснению имманентного замысла Конта. Если бы науку волновала истина, если бы она была бесконечным поиском объяснения, притязанием на умопостигаемость явлений, ускользающую от нас, она, возможно, больше бы походила на то, чем служит в действительности и не так легко вела бы к социологии, как задуманная Контом догматичная и прагматичная наука.
Основатель позитивизма, я в этом не сомневаюсь, был бы возмущен космическими спутниками, самим притязанием на исследование пространства вне Солнечной системы. Он считал бы такое начинание безрассудным: зачем идти так далеко, когда неизвестно, что делать там, где находимся? Чтобы исследовать сферы космоса, которые, не воздействуя непосредственно на человечество, не касаются его? Любая наука, не раскрывающая нам порядка или не предоставляющая нам возможности действовать, была в его глазах бесполезной, а следовательно, неоправданной. Догматик Конт осуждал теорию вероятностей. Поскольку законы в основном верны, к чему это чрезмерное беспокойство о подробностях, эти ничего не дающие уточнения? Зачем вновь обсуждать надежные законы, делающие мир умопостигаемым?
3.  Когда Конт пытается объединить результаты и методы
разных наук, он обнаруживает или считает, что обнаруживает,
структуру реальности, необходимую для понимания человеком
самого себя и социологами — обществ, иерархической струк
туры бытия, в соответствии с которой каждая разновидность
бытия подчинена законам. В природе наблюдается иерархия,
начиная с простейших феноменов и вплоть до самых слож
ных, начиная с неорганической природы и до органической, и
в конце концов до живых существ и человека. Эта структура в
сущности едва ли неизменна. Она — заданная иерархия при
роды.
Главная мысль подобного толкования мира состоит в том, что низшее обусловливает высшее, но не определяет его. Иерархическое видение позволяет расположить феномены по своим местам и в то же время установить саму общественную иерархию: высшее в ней обусловлено низшим, как и живые феномены обусловлены, но не определяются физическими или химическими явлениями.
4.  Науки, которые служат выражением и приложением по
зитивного разума и должны поставлять догмы о современном
обществе, тем не менее подстерегает постоянная опасность,
связанная с их природой, — опасность растворения в анализе.
Конт не перестает упрекать своих коллег-ученых в двойной
специализации, кажущейся ему чрезмерной. Ученые исследу-
126

ют небольшой участок реальности, занимаются небольшой частью науки, не проявляя интереса к остальному. Вместе с тем не все они, как Конт, убеждены в том, что выступают в роли жрецов современных обществ и должны осуществлять духовное судейство. Они, к сожалению, склонны довольствоваться задачей ученых, не стремясь к реформированию обществ. Преступная скромность, говорил Конт, роковое заблуждение! Исключительно аналитические науки кончали тем, что становились скорее вредными, чем полезными. Какую же пользу можно извлечь из бесконечного умножения знаний?
Надо, чтобы осуществился синтез наук, центром или основой которого стала бы сама социология. Все науки сходятся в социологии, представляющей собой самый высокий уровень сложности, благородства и хрупкости. Обосновывая синтез наук, чтобы выйти на социологию, Конт лишь эксплуатирует естественную склонность наук, движущихся к науке об обществе как к своему концу, понимаемому двояко: как предел и как цель. Не только синтез наук объективно ведет к социологии, науке о человечестве, но социология служит единственным субъективным принципом возможного синтеза. Ибо объединение знаний и методов возможно, только если его соотносят с человечеством. Если бы оно направлялось чистым и простым любопытством, можно было бы ограничиться бесконечным наблюдением разнообразия явлений и отношений. Чтобы имел место синтез, надо объективно осмыслить иерархию форм бытия, вплоть до человека, и субъективно осмыслить знания, относящиеся к человечеству, состояние которого они объясняют, а также знания, полезные человеку для эксплуатации природных ресурсов и одновременно для жизни в соответствии с порядком.
Поэтому в 4-м томе «Системы позитивной политики» мы находим нечто вроде первой философии — именно так выражается Конт, используя формулу Ф. Бэкона. Она включает в себя 15 законов, именуемых законами первой философии. Одни из них объективные, другие субъективные. Законы позволяют понять, как социолог синтезирует результаты наук, которые не только объективно, но и субъективно можно объединить лишь относительно человечества36.
Социология, по Конту, есть наука о мыслительной деятельности. Человек познает разум только при условии наблюдения за его деятельностью и его творениями на протяжении истории и в обществе. Разум человека не может быть познан ни путем интроспекции, как у психологов, ни методом рефлективного анализа, как у Канта.
Подлинная наука о мыслительной деятельности — та, которую мы называем сегодня социологией познания. Она пред-
127

ставляет собой наблюдение, анализ и постижение способностей разума, как они раскрываются нам в своих творениях в историческом времени.
Социология — это наука о мыслительной деятельности еще и потому, что образ мыслей и деятельность разума постоянно связаны с общественным контекстом. Не существует трансцендентального «Я», которое можно постичь путем рефлексии. Разум социален и историчен. Разум каждой эпохи или каждого мыслителя рассматривается в социальном контексте. Нужно осознать этот контекст, чтобы понимать, как действует разум человека. Об этом, например, пишет Конт в «Системе позитивной политики» в начале главы, посвященной социальной динамике:
«Нынешний век будет особенно отличаться необратимым преобладанием истории в философии, политике и даже в поэзии. Это всеобъемлющее главенство исторической точки зрения являет собой основной принцип позитивизма и в то же время его общий результат. Поскольку истинная позитивность заключается главным образом в замене абсолютного относительным, ее влияние становится полным, когда определенное непостоянство, уже признанное по отношению к объекту, оказывается уместно распространенным на сам субъект, изменения которого, таким образом, управляют любыми нашими мыслями» (ibid., р. 1).

Конт — основатель религии, и он сам подчеркивает это. Он считает, что религия нашего времени может и должна иметь позитивистскую ориентацию. Она не может быть религией прошлого, т.к. последняя предполагает отживший образ мыслей. Человек с научным складом ума не может больше верить, полагает Конт, в откровение, в церковный катехизис или традиционно воображать себе какие-нибудь божества. Но вместе с тем религия отвечает постоянной потребности человека. Человек нуждается в религии, потому что у него есть потребность любить нечто, его превосходящее. Общества испытывают потребность в религии, потому что нуждаются в духовном влиянии, которое освящает и умеряет мирскую власть и напоминает людям о том, что по сравнению с иерархией достоинств иерархия способностей — это ничто. Лишь религия в состоянии поставить на место техническую иерархию способностей и наложить на нее иерархию достоинств, порой совершенно противоположную.
Религия, отвечающая постоянным потребностям человечества в любви и единстве, станет религией всего человечества.
128

Шкала моральных ценностей, которую надлежит создать, возможно, окажется непохожей на мирскую; человечество, которое Конт приглашает нас возлюбить, — это не человечество в нынешнем виде с его несправедливостью и грубостью. Великое Существо — не вся совокупность людей, а лишь те из них, кто живет в памяти потомков, потому что они так прожили свои жизни, что оставили после себя свои творения или пример для подражания.
Если «человечество состоит скорее из мертвых, чем из живых», то не потому, что статистически мертвых больше, чем живых, а потому, что лишь те составляют человечество, живут в его памяти, которую мы должны любить, кто достоин того, что Конт называл субъективным бессмертием·".
Другими словами, Великое Существо, возлюбить которое приглашает нас Конт, есть то лучшее, что имели и сделали люди, это, в конце концов, то, чем человек возвышается над людьми, или по крайней мере то, что основное человечество реализовало в некоторых людях.
Так ли отличается это основное человечество, которое мы любим в Великом Существе, от человечества, реализовавшегося и преодоленного в Боге традиционных религий? Конечно, есть огромная разница между той любовью к человечеству, к какой призывает нас Конт, и любовью к трансцендентному Богу традиционных религий. Однако христианский Бог сотворен людьми. Между основным человечеством и божеством религий, принадлежащих к западной традиции, есть связь, поддающаяся разным интерпретациям.
Лично я думаю, что религия Конта, не пользовавшаяся, как известно, большим успехом в миру, не столь бессмысленна, как о ней обычно думают. Во всяком случае, мне она кажется превосходящей иные религиозные или полурелигиозные концепции, вольно или невольно распространявшиеся другими социологами. Раз уж надо любить что-нибудь в человечестве, помимо избранных лиц, то, конечно, лучше любить основное человечество, выражением и символом которого являются великие люди, чем столь пылко любить экономический и общественный порядок, чтобы желать смерти всех тех, кто не ве-рйт в эту спасительную доктрину.
Если из социологии надо вывести религию, что лично я остерегаюсь делать, то единственной возможной религией представляется мне, в конечном счете, религия Конта. Она не учит, между прочим, любви к какому-нибудь одному обществу, что было бы пламенным фанатизмом, или любви к общественному строю будущего, которого никто не знает и во имя которого начинают истреблять скептиков. То, что Конт хочет заставить нас полюбить, — это ни сегодняшнее французское общество, ни за-
5 Зак. № 4                                                   129

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Они вызывают со стороны общества особую ре акцию

Вч большинстве случаев общество
Недооценил основной черты американского общества3