<<<     ΛΛΛ     >>>   

ны, окружающие нас, в среде которых мы живем, а может быть, мы не знаем даже о том, что мы в ней живем. Мы не знаем, что такое государство, суверенитет, политическая свобода, демократия, социализм или коммунизм. Это не означает, что у нас нет по данному поводу никаких идей. Но именно вследствие неопределенности, смутности наших представлений важно рассмотреть социальные факты как вещи, стремиться познать их научным путем, т. е. избавляясь от сковывающих нас предварительных понятий и предрассудков. Нужно наблюдать социальные факты извне, открывать их, как мы открываем физические факты. Именно потому, что мы находимся во власти иллюзий относительно знания социальной реальности, нам важно убедиться в том, что она изначально неизвестна. Поэтому, утверждает Дюркгейм, социальные факты следует рассматривать как вещи. Вещи — это все, что нам дано, что представляется или скорее навязывается наблюдению.
Формула «социальные факты следует рассматривать как вещи» ведет к критике политической экономии, абстрактных дискуссий, таких понятий, как стоимость9. Все эти подходы, по Дюркгейму, страдают одним и тем же главным недостатком. Они исходят из ложного представления, будто мы в состоянии понять социальные феномены, исходя из того значения, какое мы им непосредственно придаем, в то время как их подлинное значение можно обнаружить лишь путем объективного научного исследования.
Отсюда мы переходим ко второму толкованию формулы: «является социальным фактом любой способ сделать индивида восприимчивым к внешнему принуждению».
Мы признаем социальный феномен в его неотвратимости для индивида. И Дюркгейм приводит ряд примеров, притом очень разных, демонстрирующих множество значений, которые принимает в его учении термин «принуждение». Принуждение имеет место, когда на собрании или в толпе всем внушается какое-либо чувство или коллективная реакция — например, всем передается смех. Такой феномен оказывается типично социальным, потому что его опорой и субъектом выступает группа,- а не отдельный индивид. Точно так же и мода — это социальный феномен: каждый одевается определенным образом в данное время, потому что так одеваются остальные. Первопричина моды не индивид, а общество, которое заявляет о себе через эти неявные и рассредоточенные обязанности. В качестве примера Дюркгейм берет также потоки мнений, которые побуждают к браку, к самоубийству, к большей или меньшей рождаемости и которые он определяет как состояния коллективной души. Наконец, институты воспита-
361

ния, право, верования также отличаются тем, что они всем навязываются и заданы извне.
Феномены толпы, потоки мнений, мораль, воспитание, право или верования — все эти факты (то, что немцы называют объективным духом) Дюркгейм объединяет на основании свойственного им, по его мнению, одинакового главного признака. Они всеобщи, потому что это коллективные факты; они оказывают различное влияние на каждого в отдельности; их субстратом выступает коллектив. Поэтому мы вправе сказать: «Социальным фактом является любой, устоявшийся или нет, способ сделать индивида восприимчивым к внешнему принуждению и, кроме того, способ, общий для данного социального пространства, существующий независимо от своих индивидуальных проявлений» (Les Regles de la methode sociologique, p. 14).
Таковы два положения, служащие основой методологии Дюркгейма: рассматривать социальные факты как вещи и видеть социальный факт в том принуждении, к которому он ведет. Оба эти положения послужили предметом бесконечных споров, в значительной мере вызываемых двусмысленностью употребленных терминов.
Если надо подчеркнуть, что будем называть вещью любую реальность, которую можно и должно наблюдать извне и сущность которой мы непосредственно не знаем, то Дюркгейм вполне прав, утверждая, что следует наблюдать за социальными фактами, как за вещами. Наоборот, если термин подразумевает, что социальные факты не допускают толкования, отличающегося от того, которое предполагают естественные факты, или если он намекает на то, что всякое толкование значения, данного социальным фактам людьми, должно быть отброшено социологией, — он не прав. К тому же такое правило противоречило бы практике самого Дюркгейма, ибо во всех своих книгах он старался уловить смысл, придаваемый индивидами или группами своему образу жизни, верованиям, обрядам. То, что именуется пониманием, означает имение уяснение внутреннего значения социальных феноменов. Расширительная интерпретация тезиса Дюркгейма просто допускает, что подлинное значение непосредственно не дано, что оно должно обнаруживаться или разрабатываться постепенно.
Понятие принуждения двусмысленно вдвойне. С одной стороны, термин «принуждение» имеет обыкновенно более узкое значение, чем то, какое ему приписывает Дюркгейм. Обычно не говорят о принуждении применительно к моде или верованиям, которых придерживаются индивиды; в соответствии с тем, насколько верования интериоризованы, индивиды, принимая одну и ту же веру вместе с другими, ощущают свою самостоятельность. Иными словами, Дюркгейм, я полагаю, не-
362

удачно использует термин «принуждение» в очень неясном и очень широком значении, что не проходит гладко, поскольку читателю почти неизбежно хочется удержать в памяти обычное значение слова, в то время как дюркгеймовское значение бесконечно шире.
С другой стороны, является ли принуждение сутью социального феномена или просто внешним признаком, позволяющим его распознать? По Дюркгейму, верно второе положение этой альтернативы. Он не утверждает, что принуждение служит основным признаком социальных фактов как таковых; он лишь выдает его за внешний признак, позволяющий распознавать их. Тем не менее трудно избежать смещения внешнего признака к сущностной дефиниции. С тех пор идут бесконечные споры по поводу того, правильно или неправильно определять социальный факт через принуждение. Лично я сделал бы вывод о том, что, если рассматривать слово «принуждение» в широком смысле и видеть в этом признаке только легко улавливаемую черту, теория стала бы сразу менее интересной и менее уязвимой.
Спор о терминах «вещь» и «принуждение» был тем более горячим, что Дюркгейм как философ является концептуалистом. Он склонен рассматривать понятия как реальности или по меньшей мере считать, что различие между родами и видами внесено в саму реальность. К тому же проблемы определения и классификации занимают значительное место и в его социологической теории. Каждую из своих трех книг Дюркгейм начинает с определения рассматриваемого феномена. Для него это важная операция, ибо речь идет о выделении класса фактов.
«Всякое научное исследование направлено на определенную группу феноменов, отвечающих одному и тому же определению. Первым действием социолога должно быть, следовательно, определение рассматриваемых вещей для того, чтобы »он и другие глубоко осознали, о чем идет речь. Это первое и обязательное условие всякого доказательства и всякого контроля; в самом деле, теорию можно проверять, лишь умея различать факты, которые она должна объяснить. Кроме того, раз сам предмет науки1 конституирован этим начальным определением, то в зависимости от него предмет будет или не будет рассматриваться как вещь» (ibid., р. 34).
Дюркгейм все еще склонен думать, что если класс фактов определен, то можно найти ему объяснение, и только одно. К данному конкретному результату всегда приводит одна и та же причина. Так, если существует несколько причин самоубийств или преступлений, значит, существует несколько типов самоубийств или преступлений.
363

Правило, согласно которому следует приступать к дефини
циям, гласит: «В качестве объекта исследований надо брать
только группу явлений, предварительно определенную с по
мощью некоторых внешних и общих для всех признаков и
включать в то же самое исследование все феномены, соответ
ствующие этой дефиниции» (ibid., р. 35). И Дюркгейм так ком
ментирует это наставление: «Например, мы констатируем су
ществование определенного количества деяний, в совокупно
сти представляющих такой внешний признак: совершившись,
они вызывают от имени общества особую реакцию, именуе
мую наказанием. Мы образуем из них группу sui generis, кото
рую подводим под общую рубрику; мы называем преступлени
ем всякое наказуемое деяние и таким образом делаем его
предметом специальной науки — криминологии». Преступле
ние, следовательно, характеризуется тем, что оно вызывает со
стороны общества реакцию, именуемую санкцией и демонст
рирующую, что коллективное сознание уязвлено деянием,
считающимся преступным. Преступными будут считаться по
ступки, объединенные совокупно по внешнему признаку: об
наруженные, они вызывают со стороны общества особую ре
акцию, именуемую наказанием.                                         ,       ,
Этот метод не бесспорный. Дюркгейм исходит из того, ^что социальные факты следует определять по легко узнаваемым внешним признакам, дабы избежать предубеждений или предварительных понятий. Например, преступлением в качестве социального факта оказывается поступок, вызывающий наказание. Если это определение не дано как основное, то нет никаких затруднений; в нем заключен удобный метод обнаружения определенного класса фактов. Но если, используя данное определение, мы применяем так называемый принцип причинности и заявляем, что все феномены этого класса имеют одну-единственную определенную причину, даже не поясняя ее, то тем самым мы неявно допускаем тождественность определения по внешнему признаку характеристике сути и этим постулируем, что все собранные в один класс факты имеют одну и ту же причину. Именно таким путем в своей теории религии Дюркгейм движется от определения религии через священное к представлению о том, что нет большой разницы между тотемизмом и религиями спасения, и на этом основании сводит всякую религию к поклонению обществу.
Опасность этого метода двойная: подмена без разъяснений внутреннего определения внешним с помощью внешне легко распознаваемых признаков и произвольное допущение того, что все факты, отнесенные к одному разряду, неизбежно имеют одну и ту же причину.
364

Значение этих двух оговорок, или критики, непосредственно демонстрируется при обращении к сфере религии. Возможно, что в тотемической религии верующие поклоняются обществу, даже не осознавая этого. Отсюда не следует, что основное значение религиозной веры в религии спасения — то же самое. Естественная тождественность разных фактов, отнесенных к одной и той же категории, определяемая внешними признаками, не очевидна. Она допускается концептуалистской философией Дюркгейма.
Эта склонность представлять себе социальные факты поддающимися классификации по родам и видам проявляется в главе 4-й, посвященной правилам вычленения социальных типов. Дюркгеймова классификация обществ основывается на том, что общества различаются по степени сложности. Исходным выступает наипростейшая структура, которую Дюркгейм называет ордой. Эта группа — возможно, историческая реальность, а возможно, теоретический вымысел — раскладывается непосредственно на отдельные индивиды, расположенные относительно друг друга, так сказать, атомистически. Орда в социальном царстве сравнима с одноклеточными организмами в животном царстве. За ордой идет клан, состоящий из нескольких семей. Но, по Дюркгейму, семьи исторически следуют за кланом и не образуют социальных сегментов. Клан — это наиболее простое общество, известное в истории, созданное путем соединения орд. Для классификации других обществ достаточно применить тот же принцип. Полисегментарные простые общества типа кабильской трибы созданы множеством кланов, живущих рядом друг с другом. Полисегментарные общества простой сложности — это общества типа ирокезских конфедераций, в которых сегменты не просто рядоположены, а организованы в социальную систему высшего типа. Полисегментарные общества двойной сложности — результат рядопо-ложенности или слияния полисегментарных обществ простой сложности; к этому типу принадлежат греческий и римский города.
В основе такой классификации лежит предположение о том, что сначала возникли простые общественные единицы, за счет прироста которых образовались разные социальные типы. Согласно такому представлению, каждое общество определяется степенью сложности, и этот критерий позволит вскрыть характер общества, не соотнося его с такими историческими фазами, как этапы экономического развития. К тому же Дюркгейм указывает, что общество — он имеет в виду японское общество — может заимствовать извне определенный уровень экономического развития без изменения своего фундаментального характера.  Классификация социальных родов и
365

видов радикально отличается от детерминации фаз экономического или исторического развития.
Социологи XIX в. О. Конт и К. Маркс стремились определить главные моменты исторического становления и фазы интеллектуального, экономического и социального движения человечества. По Дюркгейму, эти попытки были безуспешными. Зато можно разработать научную классификацию родов и видов обществ, используя критерий, отражающий структуру рассматриваемого общества: число рядоположенных сегментов в сложном обществе и способ их сочетания.
Теории определения и классификации родов и видов приводят к различению нормального и патологического и к теории объяснения.
Различение нормального и патологического, о котором говорится в главе 3-й «Правил социологического метода», играет важную роль в учении Дюркгейма. На мой взгляд, это различение останется до конца жизни Дюркгейма одной из основ его учения, хотя в последний период творчества, период написания «Элементарных форм религиозной жизни», он им столь часто не пользовался.
Значимость этого различения определялась реформаторскими устремлениями Дюркгейма. Желание быть чистым ученым не мешало ему утверждать, что социология не стоила бы и часа труда, если бы не позволяла улучшить общество. Он лелеял надежду учредить «советы действия» по объективному и научному изучению феноменов. Различение нормального и па* тологического как раз и служит одним из промежуточных звеньев между наблюдением за фактами и предписаниями. Если феномен нормальный, у нас нет оснований стремиться к его устранению, даже если он оскорбляет нашу мораль; наоборот, если он патологический, мы располагаем научным аргументом в пользу проектов реформ.
По Дюркгейму, феномен оказывается нормальным, если он, как правило, встречается в обществе определенного типа, находящегося на определенной стадии своего развития. Таким образом, преступление — нормальное явление, или, говоря точнее, нормален определенный уровень преступности. Итак, нормальность определяется большинством случаев, но поскольку общества разные, нельзя понимать большинство в абстрактной и универсальной форме. Нормальным будет считаться феномен, чаще всего встречающийся в обществе данного типа в данный момент его развития. Такое определение нормальности не исключает дополнительного стремления объяснить проявление феномена в большинстве случаев, т. е. по-, пыток найти причину, определяющую частоту рассматривае-
366

мого феномена. Но главным и решающим признаком его нормальности служит просто его частота.
Подобно тому как нормальность феномена определяется большинством случаев, так и его объяснение, по Дюркгейму, опирается на причину. Объяснить социальный феномен — значит отыскать действенную причину, отыскать предшествующее явление, неизбежно его порождающее. Добавим, что, вскрыв причину феномена, можно также уяснить его функцию и полезность. Но функциональное объяснение, обнаруживая свой телеологический характер, должно быть подчинено поиску действенной причины. Потому что «показать полезность факта еще не значит объяснить, как он возник или как он стал тем, чем является сейчас. Дело, которому он служит, предполагает наличие особых свойств, характеризующих факт, но оно не создает его. Наша потребность в вещах не может сделать их такими-то, а следовательно, не потребность может вызвать их из небытия и даровать им бытие» (ibid., р. 90).
Причины социальных феноменов следует искать в социальной среде. Структура рассматриваемого общества и служит причиной появления феноменов, которые социология стремится объяснить. «Именно в природе самого общества следует искать объяснение общественной жизни» (ibid., р. 101). Или еще: «Первопричину всякого социального процесса, имеющего некоторое значение, следует искать в организации внутренней социальной среды» (ibid., р. 1 1 1).
Объяснение феноменов при помощи социальной среды противоречит историческому объяснению, в соответствии с которым причину феномена следует искать в прошлом, т. е. предшествующем состоянии общества. Дюркгейм считает, что историческое толкование-не есть подлинно научное. По его мнению, социальный феномен можно объяснить сопутствующими ему обстоятельствами. Он даже доходит до следующего утверждения: если наблюдаемые в какой-то исторический момент феномены не находят объяснения в социальной среде, то невозможно выявить никакой причинной связи. Несомненно, что условие сущесщвования научной социологии, по Дюркгейму, заключается в ' признании социальной среды в качестве действенной причины социальных феноменов. Научная социология сводится к изучению фактов извне, строгому определению понятий, благодаря которым определяются классы явлений, к классификации обществ по родам и видам, наконец, к объяснению окружающей средой какого-либо отдельного факта в контексте данного общества.
К доказательству объяснения ведет метод совпадающих изменений:
367

«У нас есть лишь одно средство доказать, что одно явление служит причиной другого, — это сравнить случаи, когда онк одновременно присутствуют или отсутствуют, и посмотреть, не свидетельствуют ли изменения, представляемые ими в этих разных сочетаниях обстоятельств, о том, что одно зависит от другого. Когда они могут быть искусственно воспроизведены по усмотрению наблюдателя, метод служит, собственно говоря, экспериментом. Наоборот, когда производство фактов вне наших возможностей и мы сможем только сопоставлять факты, возникшие спонтанно, применяемый метод оказывается косвенным экспериментом, или сравнительным методом» (ibid., р. 124).
Применение этого метода оказалось особенно простым в случае с самоубийством. Дюркгейм ограничился сравнением показателей самоубийств в рамках, одного общества или в рамках обществ, очень близких друг к другу. Но метод совпадающих изменений может и должен допускать сравнение одинакового феномена, например семьи или преступления, в разных обществах, принадлежащих или не принадлежащих к одному и тому же виду. Его цель — наблюдение за развитием данного феномена, например семьи или религии, во всех видах обществ. «Объяснить социальный факт любой сложности можно лишь при условии наблюдения за цельным развитием его во всех видах обществ. Сравнительная социология не особая ветвь социологии; одна и та же социология как таковая перестает быть чисто описательной и стремится объяснять факты» (ibid., р. 137).
Рассматривая религию, Дюркгейм обращается к элементарным формам религиозной жизни. Он не стремится прослеживать развитие религиозного феномена в разных социальных видах, но мы видим, как идеальная социология, руководствуясь этим анализом, будет отправляться от класса фактов, определенных с помощью внешне узнаваемых признаков, затем будет наблюдать за развитием института в разных социальных видах и, таким образом, выйдет на общую теорию некоего ряда фактов или даже социальных видов. Идеально можно представить себе всеобъемлющую теорию общества, основой которой была бы концептуалистская философия, включающая теорию разрядов социальных фактов, представление о видах и родах обществ и, наконец, теорию объяснения, согласно которой социальная среда оказывается определяющей причиной социальных фактов.
В основе этой теории научной социологии лежит утверждение, составляющее сердцевину Дюркгеймова учения: общество есть реальность, отличающаяся по своей природе от индивидуальных   реальностей.   Причиной   любого   социального
368

факта выступает другой социальный факт, но никогда — факт индивидуальной психологии.
«Но, скажут, поскольку единственными элементами, образующими общество," выступают индивиды, первопричина социологических феноменов может быть только психологической. Рассуждая подобным образом, можно так же легко установить, что биологические феномены аналитически объясняются неорганическими. В самом деле, вполне достоверно, что в живой клетке есть лишь молекулы неодушевленной материи. Только они здесь объединены, и именно это объединение служит причиной появления новых феноменов, характеризующих жизнь, и даже зародышей их нельзя обнаружить ни в одном из объединенных феноменов. Дело в том, что целое не тождественно сумме своих частей; оно есть нечто другое, его свойства отличаются от свойств составляющих его частей. Объединение не является, как порой считали, феноменом, бесплодным по своей природе и сводящимся к тому, чтобы просто налаживать внешние отношения между приобретенными фактами и сформировавшимися признаками. Не является ли оно, наоборот, источником всех новшеств, постепенно возникавших в ходе общей эволюции? В чем различие между низшими организмами и всеми остальными, между живой организацией и пластидой, между пластидой и неорганическими молекулами, из которых она состоит, если это не различия в объединении? В конце концов, все эти существа разлагаются на элементы одинаковой природы, но в одном случае они пригнаны друг к другу, в другом — объединены; в одном случае объединены одним способом, в другом случае — другим. Мы даже вправе спросить себя: не проникает ли этот закон в мир минералов и не тот же источник различий между неорганизованными телами? В силу ^этого принципа общество представляет собой не просто сумму индивидов, а систему, созданную их объединением, особую реальность с присущими ей признаками. Несомненно, коллективное не может обнаруживаться при отсутствии индивидуальных сознаний, но этого необходимого условия недостаточно. Нужно еще, чтобы эти сознания были объединены, составили не просто комбинации, а комбинации известным образом; общественная жизнь и служит результатом этих комбинаций, а следовательно, они и объясняют ее. Соединяясь друг с другом, постигая друг друга, сливаясь друг с другом, индивидуальные души порождают бытие, если угодно, психическое, которое отражает психическую индивидуальность нового рода. Таким образом, в природе этой индивидуальности, а не в природе составляющих ее единиц, следует искать непосредственные и определяющие причины производимых ею фактов. Группа думает, чувствует, действует совсем
369

не так, как ее члены, если бы они были разобщены. Если, следовательно, мы будем исходить из последних, то не поймем ничего в том, что происходит в группе. Словом, между психологией и социологией тот же разрыв, что и между биологией и физико-химическими науками» (ibid., р. 102—103).
Такова сердцевина методологии Дюркгеима. Социальный факт специфичен. Порожденный объединением индивидов, он отличается по своей природе от того, что происходит на уровне индивидуальных сознаний. Социальные факты могут быть объектом всеобщей науки, потому что распределяются по категориям, а сами социальные системы могут распределяться по родам и видам.
5. Социология и социализм
Для изучения политических идей Дюркгеима мы располагаем тремя сериями курсов лекций, опубликованных после его смерти. Но Дюркгейм имел хорошую привычку записывать свои лекции полностью. Следовательно, тексты точно отражают мысль автора.
Эти курсы лекций: «Социализм» (опубликован в 1928 ?., посвящен главным образом Сен-Симону), курс, опубликова(н-ный в 1950 г. под названием «Лекции по социологии. Физика нравов и права», и, наконец, лекции по воспитанию и пробле-, мам педагогики.
Дюркгейм по образованию философ. Студент Высшей нормальной школы в 80-е гг. XIX в., он страстно интересовался, как и его товарищи Леви-Брюль и Жорес, проблемами, которые в то время называли социальными и которые представлялись более масштабными, чем простые политические проблемы.
Начиная свои исследования, он задался вопросом: каковы отношения между индивидуализмом и социализмом? Его лзу-чение приведет его к написанию книги «О разделении общественного труда». Его племянник Марсель Мосс в предисловии к курсу лекций о социализме напоминает об этом исходном теоретическом пункте исследований Дюркгейма. Отношение между двумя идейными течениями, социализмом и индивидуализмом, говоря философским языком, — социологическая проблема книги «О разделении общественного труда».
Вопрос об отношении между индивидуализмом и социализмом, или между индивидом и группой, выводящий Дюркгейма на проблему консенсуса, лежит, впрочем, в русле традиции, начало которой положил Конт. Его верность спонтанной идее основателя позитивизма проявляется по-разному.
370

Дюркгейм исходит из абсолюта научной мысли. Последняя есть единственная форма мысли, имеющая ценность в наше время. Никакое этическое или религиозное учение, по крайней мере в интеллектуальном плане, не может быть принято, если оно не выдерживает научной критики. В соответствии с требованием, также лежащим в основе позитивистского уче-. ния, Дюркгейм может, следовательно, найти обоснование общественного строя только в научной мысли.
Более того, Дюркгейм критикует экономистов, и в особенности либеральных экономистов или теоретиков, методология которых в основном совпадает с Контовой. И Дюркгейм, и Конт рассматривают экономическую деятельность как характерную для современных обществ, каковые являются индустриальными. Организация экономики должна, следовательно, оказывать решающее влияние на все общество. Но не соперничеством отдельных интересов или их предустановленной гармонией можно вызвать к жизни состязание воль, это необходимое условие стабильности общества. Столь же затруднительно объяснить общество так называемым рациональным поведением экономических субъектов.
Общественная проблема не есть прежде всего экономическая; это главным образом проблема консенсуса, т.е. свойственных индивидам общих чувств, благодаря которым смягчаются конфликты, подавляется эгоизм и поддерживается мир. Общественная проблема — это проблема социализации. Речь идет о том, чтобы сделать индивида членом коллектива, внушить ему уважение к императивам, запретам и долгу, без чего невозможна коллективная жизнь.
Книга о разделении труда представляет собой главный ответ Дюркгейма на вопрос об отношениях между индивидуализмом и социализмом, и" этот ответ совпадает с открытием социологии как науки. Общественная проблема, проблема отношений индивида к группе, должна решаться не отвлеченно, спекулятивным путем, а научно. Наука же показывает нам, что существует не один-единственный тип отношений между индивидом и группой, а разные типы интеграции, изменяющиеся от эпохи к эпохе, olj общества к обществу.
В частности, существует два основных типа интеграции: механическая солидарность вследствие сходства и органическая солидарность вследствие дифференциации. Последняя, при которой каждый член общества выполняет свойственные ему функции, вытекающие из необходимого состязания между разными индивидами, оказывается фактически научно доказанным решением проблемы отношений между индивидуализмом и социализмом. По Дюркгейму, именно наука объясняет нам, почему один социальный тип с необходимостью порожда-
371

ет индивидуализм. Характерными чертами органической солидарности выступают автономия воли и поле индивидуального решения.
Таким образом, анализ органической солидарности служит, по Дюркгейму, ответом на собственно философский вопрос об отношениях между индивидуализмом и социализмом. Об4-щество, в котором доминирует органическая солидарность, создает условия для расцвета индивидуализма в соответствии с коллективной потребностью и моральным императивом. Сама мораль здесь предписывает каждому проявлять себя. Тем не менее органическая солидарность порождает две проблемы.
В современном обществе индивиды больше не взаимозаменяемы, каждый может реализовать собственное призвание. И все-таки в обществе, где безусловно уважается личность, для поддержания мирного сосуществования дифференцированных индивидов необходимы общие верования. Значит, в обществе, высшим законом которого оказывается индивидуализм, важно придать коллективному сознанию достаточный авторитет и достаточно широкое содержание.
Любое современное общество, в котором господствует органическая солидарность, чревато опасностью разъединения и аномалии. В самом деле, чем больше современное общество содействует индивидам в отстаивании их прав на самореализацию и в удовлетворении их желаний, тем больше следует опасаться ^того, что индивиды забудут о требованиях дисциплины и в конце концов постоянно будут неудовлетворенными. Сколь бы ни была велика ставка на индивидуализм в современном обществе, нет общества без дисциплины, без ограничения желаний, без диспропорции между запросами каждого и доступными удовольствиями.
Именно в этом месте анализа социолог вновь сталкивается с проблемой социализма, и мы получаем возможность понять, в каком смысле Дюркгейм социалист, а в каком — нет, а также в каком смысле социология в его понимании заменяет социализм, Исторически мысль Дюркгейма тесно связана с идеями французских социалистов конца XIX в. По мнению Марселя Мосса, именно Дюркгейм склонил Жореса к социализму и показал ему убожество радикальных идей, которым тот был в то время привержен. Возможно, обращение Жореса в социализм было вызвано влиянием не только Дюркгейма. Люсьен Эрр, библиотекарь Нормальной школы, принял в этом непосредственное и весьма заметное участие. Не менее верно и то, что примерно в 1885—1895 гг. дюркгеймовская концепция социализма была важным слагаемым политического сознания интеллектуальных кругов левых сил во Франции.
372

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Отправная точка учения конта размышление о внутреннем противоречии общества его времени
Хотя последнее положение мне кажется исторической иллюзией
число которых по мере развития науки все более
Трактат по общей социологии