<<<     ΛΛΛ     >>>   

Наблюдение за деятельностью, анализ ошибок, самонаблюдение, методы экспериментальной психологии и психофизиологии; тесты имитирующие работу

74; 75; 103; 116; 123; 124; 125; 184; 204; 223; 225

VII

Суточное и длительное влияние труда на психическое и соматическое состояние трудящихся

Клиническое (медицинское) обследование, статистические методы, психофизиологическая интерпретация трудовых действий при гигиеническом изучении профессии, наблюдение, беседа

25; 60; 129 ;130; 131; 233

VIII

Индивидуальные особенности умственной работоспособности, состояние психических и психофизиологических функций, состояние больных в зависимости от отдельных внешних факторов труда

Тесты, имитирующие умственную работу, методы экспериментальной психологии и психофизиологии, оценка психофизиологических функций, наблюдение в лабораторно-экспериментальных или естественно-экспериментальных условиях

2; 4; 20; 91; 188; 189; 190; 191 и др.

*Римские цифры соответствуют обозначениям типов задач в тексте.

В исследованиях рассматриваемого периода работоспособность человека рассматривалась как его функциональные возможности осуществления конкретного вида трудовой деятельности. Понятие «трудоспособность» использовалось, во-первых, в значении, тождественном термину «работоспособность», например, при определении степени снижения возможностей выполнения профессиональных обязанностей у пострадавшего от производственной травмы [11]; во-вторых, в значении «возможность выполнения любого вида труда», как, например, в работах [74; 75; 106 и др.]. Работоспособность и трудоспособность не отождествлялись с продуктивностью деятельности. Продуктивность служила в роли внешнего признака, косвенно свидетельствующего о состоянии работоспособности, которое само по себе не дано в непосредственном наблюдении, исследовании. В рассматриваемый период истории не была разработана общепризнанная концепция работоспособности и трудоспособности, но так или иначе использовались представления о труде и трудящемся, призванные объяснять природу, происхождение, формирование и функционирование человека как трудящегося. Больше всего усилий было направлено на объяснение и диагностику состояний сниженного функционирования человека в труде, обозначаемого (состояния) с помощью категории «утомление».
В связи с задачей нормирования количества работы делались попытки определения границ обратимого снижения функциональных возможностей человека, за пределами которых начиналось то, что обозначали термином «переутомление» [103; 104; 124; 176]. Примером такого подхода может быть работа А. П. Нечаева, описанная в задании к данному параграфу. В большинстве других практических задач оказывалась возможной сравнительная оценка состояний работоспособности, которая сама по себе выступала в роли критерия оптимальности при выборе вариантов режима труда и отдыха, чередования видов занятий, а также в суждениях об индивидуальном своеобразии работоспособности у конкретных лиц. Таким образом, понятие работоспособности оказывалось фундаментальным, ибо отражало представление о человеке как «работнике», о его труде, путях и способах целенаправленного воздействия на процесс и результаты труда (см., например, работу А. Л. Щеглова 1909 г. [224]).
В работах специалистов-практиков - инженеров, педагогов, психоневрологов, врачей - можно отметить относительное соответствие предмета исследования объекту воздействия и соответствие методов предмету исследования (в приведенной на с. 104 таблице это видно в пунктах V-VIII). Так, например, Ф. Ф. Эрисман, В. М. Бехтерев и соответственно их ученики, последователи стремились в конечном счете улучшить состояние здоровья людей, и предметом их исследований были внешние факторы, отрицательно или положительно влияющие на организм человека. В работе инженеров и врачей, занятых предупреждением аварий и травм, объектом воздействия являлся труд человека-деятеля, и они пытались учесть в исследовании комплексно все внешние и внутренние факторы, которые могли быть причиной нарушений трудовой деятельности, влекущих за собой аварии, несчастные случаи [42; 128; 159; 201 и др.]. Педагоги, такие, как П. Ф. Каптерев [74; 75]; занимаясь направленным формированием основ трудоспособности учащихся, делали предметом изучения проявление существенных признаков трудоспособности в выполнении учебных занятий, выявляли дефекты трудоспособности - такие, как лень, - и разрабатывали действенные способы коррекции этих дефектов.
Несоответствие предмета исследования объекту воздействия обнаруживается главным образом в попытках решения задачи рационализации нормирования труда (см. пункты I - IV таблицы и соответственно типы задач на с. 103). Подобная оценка касается при этом преимущественно тех работ, авторы которых брались за регламентацию трудовой деятельности человека (объектом воздействия является труд), а способ оценки функциональных возможностей деятеля строился на характеристике состояния отдельных функций организма (физиологических, психофизиологических, психических) [104: 116; 125; 155; 220; 223; 225 и др.].
Другим проявлением только что охарактеризованной картины виденья объекта воздействия являлось отсутствие иерархической упорядоченности знаний о человеке, суждение или неявная презумпция о рядоположенности явлении, происходящих в работающем человеке. Примером может служить,   в частности, трактовка понятия «утомление» Г. Лейтензеном [104]. Последний относит к проявлениям утомления следующее: 1) неприятные субъективные ощущения - сигналы нашему сознанию со стороны организма «о переходе через границу физиологии» [Ук. соч. С. 51]; 2) ряд явлений, которые могут быть объективно-научно учтены, а именно: а) утомление мышечной системы, б) утомление организма, проявляющееся в дыхании и кровообращении; утомление нервной системы, автоинтоксикация продуктами распада. Автор не выделяет наиболее существенных и специфичных для данного вида труда (или группы видов труда) проявлений утомления. Для него все названные категории явлений одинаково значимы при оценке функциональных возможностей человека в труде. Поэтому и предмет исследования, и методы изучения и оценки указанных функциональных возможностей (кратко обозначаемых термином «работоспособность») включали рядоположенные критерии. В результате исследователи оказывались в растерянности, если методы доставляли им противоречивые факты о признаках состояния работоспособности человека. Поэтому, говоря о перспективах физиологической и психофизиологической регламентации труда в будущем, авторы часто [104; 142; 224] констатировали наличие кризисной ситуации в области методов исследования утомления человека.
Выход из кризисной ситуации представлялся на пути научной разработки концепции утомления и создания адекватных методов его оценки [142; 224]. Сложная картина виденья сущности явлений утомления и работоспособности наиболее ярко, на наш взгляд, была отображена в докладе А. Л. Щеглова на заседании Русского Общества Нормальной и Патологической психологии в Петербурге в 1909 г., посвященном изложению программы нового направления прикладной психофизиологии, названного им «эргометрией» (подробнее см. [224]). Нет оснований преувеличивать значение работы А. Л. Щеглова в истории отечественной психофизиологии труда. Но, как нам представляется, появление программы «эргометрии» может быть свидетельством процесса образования нового уровня организации научно-психофизиологических и психологических исследований человека в труде, для которого (уровня) характерен переход от анализа частных вопросов, методов к выделению проблем, имеющих общий, фундаментальный характер для широкого круга практических задач в сфере труда.
Крайним выражением биологического редукционизма в решении вопросов нормирования и рационализации труда был «энергетический подход», представители которого видели в «методе газообмена» перспективный способ оценки не только физического, но и умственного труда [104; 141; 192].
Как мы могли видеть, разрыв, несогласованность между объектом воздействия (трудовой деятельностью человека) и предметом исследования проявился в публикациях специалистов-ученых в большей степени, нежели в работах специалистов-практиков (гигиенистов, инженеров, педагогов). Ученые пользовались научными представлениями и методическими средствами, надеясь «приложить» их к практике. Но уровень развития научных знаний о человеке, его деятельности (в той форме, как эти знания были представлены в головах ученых) был, вероятно, дальше от реальной действительности, нежели систематизированные - пусть во многом «житейские», зато комплексные - представления «практиков». Другими словами, отмеченный разрыв предмета изучения и предмета воздействия имел объективно-исторические причины.

Задание к § 32

А. Ниже приведено описание исследования А. П. Нечаева в кратком пересказе (с некоторыми цитатами) (см. А. П. Нечаев. Школьный день. [124. С. 53-81]). Дайте оценку этому исследованию (с учетом той условности, что исследование дается в пересказе; оценка должна считаться предварительной).
Автора интересует возможность выяснить соотношение между нормальной усталостью и количеством соответствующего ей труда. Способ исследования - наблюдения исследователя за самим собой. Конкретная цель - выяснить среднее количество часов нормальной умственной работы, влияние на работоспособность ежедневного числа рабочих часов, продолжительности сна, движений и отношений данного дня работы ко всему рабочему периоду. «Границей нормального количества умственной работы для данного дня я считал наступление такого состояния усталости, которое сопровождается характерным чувством «пресыщения трудом» и связано с вялостью мыслей, неодолимой ленью, полным падением интересов к делу, иногда сонливостью, тяжестью в голове, подергиванием лицевых мускулов» [124. С. 57]. Каждый день исследователь-испытуемый работал вплоть до охарактеризованного выше состояния, затем отдыхал до тех пор, пока не появлялось желание возобновить прежний труд или другой вид деятельности. Каждый день с точностью до 5 минут фиксировалась продолжительность работы, вид работы, паузы и все более или менее длительные колебания внимания. Работа делилась на трудную и легкую по степени умственного напряжения. Исследование (сбор эмпирического материала) длилось 100 дней.
Результаты. В среднем за день вся умственная работа могла составлять в среднем 6,5 часов (минимум-3, максимум-9), трудная работа- 4 1/4 часа (минимум - 1 1/2, максимум - 8 часов); худшие дни - понедельник, пятница, лучшие - среда, четверг; с ростом количества часов ежедневного сна увеличивалось количество напряженной умственной работы. Нормальным для рассматриваемого случая оказалось 37 1/2 часов напряженной умственной работы в неделю. Если напряженный умственный труд отсутствовал всю неделю, то нормальное, количество часов работы в неделю - 75.
Далее автор исследования приводит выводы и рекомендации (приводим близко к тексту):
1. Нельзя так распределять школьные занятия, чтобы вовсе не было умственного утомления, нужно заботиться только о том, чтобы утомление не было чрезмерным и наступало возможно позже.
2. Границей нормального умственного утомления следует признать появление чувства пресыщения трудом при занятии интересующим предметом. Количество труда, соответствующее этой степени утомления, можно считать нормой.
3. Нормальное количество работы в разные дни колеблется в зависимости от количества сна, движения, от степени напряженности данной работы.
4. Так как нельзя в точности установить количество работы, нормальной для каждого ученика в день, следует различать школьную работу и домашнюю и дать возможность школьнику выполнять домашнюю работу в разные дни недели.
5. Оценивая количество умственной работы ученика во время урока, нужно учитывать не только учебный предмет, но и метод преподавания.
6. За основу нормального количества умственной работы предлагается взять максимум напряженной работы, требуемой от учащихся во время классных занятий, и учитывать это количество, задавая работу на дом.
7. В борьбе с умственным утомлением важны не только паузы между уроками, но и правильное распределение труда в течение самого урока.
8. Паузы между уроками не должны обязательно заполняться гимнасткой [124].

§ 33. Вопросы психологии труда в творчестве К. Д. Ушинского.

И. М. Сеченов и отечественная психология труда

Выдающийся педагог К. Д. Ушинский (1824-1879) взял на вооружение идеи революционеров-демократов о том, что далеко не всякий труд оказывает благотворное влияние на личность человека, но лишь обладающий определенным рядом признаков, а именно: такой труд должен быть свободным, человек должен сам приниматься за него по сознанию необходимости; труд должен быть общественно полезным, разумно организованным, то есть организованным в соответствии с особенностями и возможностями человеческого организма.
В статье «Труд в его психическом и воспитательном значении» (1860) К. Д. Ушинский на многочисленных примерах из жизни, литературы, истории показывает, что только свободный общественный труд может развить и поддерживать в человеке его высшие нравственные качества, чувство человеческого достоинства. Человек, лишенный, в силу разных жизненных обстоятельств, необходимости трудиться либо не воспитавший в себе потребности и удовольствия трудиться и живущий в условиях праздности, обречен, согласно К. Д. Ушинскому, на нравственную гибель, разрушение личности еще при жизни. Нельзя жить наслаждениями, они «приедаются», ведут к разврату, извращению мыслей и поступков, к формированию дурных, антиобщественных наклонностей. Поэтому одна из главных целей школьного и семейного воспитания состоит в том, чтобы «...готовить дитя к труду» [202]. Человек, по мнению К. Д. Ушинского, утративший или не нашедший для себя    дела, труда, становится либо жертвой недовольства жизнью, мрачной апатии, либо оказывается жертвой добровольного самоуничтожения, опускается до детских прихотей или скотских наслаждений [202].
Огромное значение труда в жизни человека связывалось К. Д. Ушинским с «психическим законом», характеризующим динамику чувствований человека. Этот закон обосновывается им более тщательно в книге «Человек, как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии» (1868-1869). Согласно «психическому закону» наслаждения должны «уравновешиваться трудом». При этом способе значение имеют не сами продукты труда, а «внутренняя, животворная сила труда» [203].
Человек, который находится в состоянии напряженной трудовой деятельности, увлекающийся ею, обладает в этот период «высшим счастьем, которое не зависит от наслаждений и не подчиняется стремлению к ним» [203. Т. 9. С. 511].
Не удовлетворение желаний (что обычно считают счастьем), а цель в жизни, или «задача жизни», - является «сердцевиной человеческого достоинства и человеческого счастья» [Там же. С. 514].
Стремление человека к постоянной смене душевных состоянии, к беспрерывной душевной деятельности рассматривается как фундаментальная психологическая закономерность, о которой писал и Кант, отмечая, что «для человека важнее иметь цель жизни (задачу, труд жизни), чем достигать ее» [Там же. с. 514].
К. Д. Ушинский противопоставлял душевные явления материальным на основе механистического представления о материи, главным качествам которой является стремление к сохранению настоящего положения (движения или покоя).
Основой души человека у него являются стремления. Если использовать современную терминологию, то понятие души Ушинского соотносится с понятием личности, ее «ядра», представляющего собой иерархизированные потребностно-мотивационные образования, включающие в себя как ценности, убеждения, идеалы, так и ситуативные эмоциональные установки.
Общий закон, или «норма» душевной жизни, о котором говорит К. Д. Ушинский, по его словам, не является его собственным открытием или заслугой отдельных философов (И. Канта, в частности). «Идея счастья как мира и идея покоя как деятельности, к которой увлекается душа любовью», впервые высказалась в христианстве, причем в большей мере на практике, чем в теории [203. Т. 9. С. 559]. К. Д. Ушинский, как психолог, .видит в христианском учении идею, обобщавшую исторический многовековой опыт человечества. Идея счастья как любимой деятельности, противостоит представлениям о счастье как непрерывной цепи наслаждений.
Идея счастья как излюбленной свободной деятельности, по мнению К. Д. Ушинского, существовала в практической жизни народов Европы, в судьбах лучших представителей ее цивилизации. Ее можно рассматривать как результат проведенного К. Д. Ушинским психологического анализа истории религиозных учений, которые он рассматривал как неслучайные явления в истории человечества, но как идейные концепции, отвечающие определенным реально существующим потребностям человеческой души.  Систематическое изложение такого анализа планировалось им в 3-м томе его «педагогической антропологии», который не был, к сожалению, написан.
Программа, которую он наметил, - весьма перспективна и для психологов наших дней: это вопрос о том, каково должно быть содержание деятельности (свободной и излюбленной), к которой стремится человеческая душа.
В контексте современных проблем психологии труда этот вопрос может звучать так: какой должна быть трудовая деятельность человека по содержанию, формам ее организации и способам исполнения, чтобы современный человек мог найти в ней цели, задачи своей жизни, полюбить ее, быть удовлетворенным ею? Этот вопрос по-разному, вероятно, должен решаться для детей, подростков, взрослых людей.
Ушинский разработал представление о волевых проявлениях в труде, которое имеет несомненную ценность и для современной психологии труда. Он выделил 3 рода врожденных стремлений человека (имея в виду их фундаментальный характер, связь с удовлетворением различных жизненных потребностей). Итак, это органические, душевные и духовные стремления человека. Душа - понимается как «принцип жизни в организме» или деятельность чувства и воли. Чувства поглощают как свою разновидность и явления сознания.
Базовое стремление человека (в отличие от животных) заключается в том, чтобы существовать для деятельности, а не наоборот, это «стремление к деятельности сознательной и свободной» [203. Т. 9. С. 521]. Стремление к насыщению и избеганию неприятностей - производные от базового.
В стремлении к свободной и   сознательной деятельности человек сам ставит и осознает, как нечто важное для него, цель жизни. Значимость цели для человека в том, что она «...вызывает душу на деятельность ...вызывает душу на труд» [Там же. С. 522].
Труд должен быть деятельностью сложной, иметь препятствия, он должен быть труден. И только по пути к достижению таких трудных трудовых целей человек может быть счастлив.
Далее рассматриваются основные виды «фальшивых» жизненных путей, которые делают человека несчастным. Их два:
1) способ обойти трудности, и на этой основе возникают ложные увлечения и наклонности, которые принято обозначать словом «ленность». При этом развиваются стремления к перемене впечатлений, привычке, подражанию. Все эти «фальшивые стремления» Ушинский называет «слабостями воли».
2) «Заблуждения воли». В отличие от «слабости воли» они состоят не в том, что используются ложные средства достижения цели, но сами цели оказываются ложными, недостойными человека, презираемыми людьми, ненужными обществу.
Для психологии труда представляет интерес своеобразная «анатомия» лени (стремления человека к легчайшей деятельности) и ее форм (стремления к привычке, подражанию, развлечению и новизне).
Среди причин лени он выделяет физические, психофизические и психические. Физические причины связываются с реальными энергетическими ресурсами организма, которые можно направить на деятельность, требующую физических или душевных усилий. Эти ресурсы снижаются у детей в период их особенно интенсивного роста, в болезненном состоянии, в периоды поглощения и переваривания пищи, в условиях, когда в организме «перевешивают» процессы органические, растительные по отношению к процессам активной внешней деятельности.
К психофизическим причинам лени относятся многообразные следы (память) приятных телесных ощущений всякого рода.
К психическим причинам лени Ушинский относит воспитание пассивности взамен естественных вначале у детей стремлений к самостоятельной деятельности. Пассивность воспитывается и в случаях, если ребенка непрерывно развлекают и забавляют, не развивая его самостоятельной душевной деятельности.
Сюда относятся случаи формирования у детей неприятных эмоциональных переживаний, связанных с чрезмерными требованиями, непосильными для них.
Воспитание полезных культурному человеку привычек не должно делать из человека «машину», т. е. привычки не должны быть для педагога самоцелью, ибо приучая человека довольствоваться привычным, содействуют развитию душевной лени.
Подражание характеризует склонность людей заимствовать у других средства деятельности без собственных душевных усилий. Чем «сильнее душа», тем быстрее надоедает рутинная привычная деятельность, тем ярче стремление к оригинальности, к душевному труду максимальной наполненности» [203. С. 542].
В отличие от оригинальности, как итога самостоятельной душевной работы, «оригинальничанье» - результат пустого тщеславия. Это противопоставление интересно было бы учитывать в разработке проблемы индивидуального стиля деятельности.
Склонность к развлечениям рассматривается Ушинским как следствие стремления человека к пассивной деятельности, не сопровождаемой трудностями [Там же. С. 543]. Чем сильнее внутренняя самостоятельная работа человека, тем меньше он ищет развлечений. Интерес к новостям, сплетням, стремление к перемене мест, к смене впечатлений - обычно свойственны людям, «в душе которых не завелось обширной, свободной и любимой работы» [Там же. С. 544].
Душевная пустота, отсутствие любимого дела и связанного с ним интереса приводит к тому, что свойственное человеку любопытство не развивается в любознательность, но застывает в форме поверхностного удивления.
В отличие от подлинной ленности выделяется «кажущееся стремление к лени», которое может отражать реальные физиологические потребности организма в отдыхе, сне.
Ушинский говорит и о таком способе отдыха, как «перемена деятельности» (перемена физического труда на психический и наоборот) [Там же. С. 548].
Душевное наслаждение, которое человек испытывает, отдаваясь полному отдыху, Ушинский связывает не только и не столько с самим процессом отдыха и приятными телесными ощущениями (устранения боли, напряжения, тяжести), но и в большой мере с осознанием перспективы будущей деятельности, для которой важно восстановить силы. Человек, который вдруг лишается этой перспективы, будущего любимого труда, - несчастен* и не может с удовольствием отдыхать.

*Это замечание, вероятно, весьма важно иметь в виду в современной практике социально-трудовой реабилитации соматических больных и инвалидов.

Итак, в творчестве К. Д. Ушинского трудовая деятельность выделялась из всех других форм и видов деятельности людей, как играющая особую роль в историческом и онтогенетическом развитии человека.
Целительная и развивающая роль труда связана с такими его признаками, как общественно-ценный результат труда, свободный и осознанный характер труда, возможность проявления самостоятельности и творческого начала в труде.
Воспроизводство новых поколений трудящихся, как оказалось, требует особой воспитательной технологии, опирающейся на представления о «норме» трудовой деятельности и качествах человека - субъекта труда, а также на представления об отклонениях от этой нормы (проявлениях лени), их признаках, этиологии, способах профилактики и коррекции.
Опора на христианское учение не означает религиозного характера концепции К. Д. Ушинского, но отражает его внимание к историческому опыту человечества, накопленному в связи с потребностями подготовки будущих субъектов труда и зафиксированному в религиозной форме, веками господствовавшей форме идеологического воздействия.

*         *         *
Особое место и значение среди отечественных публикаций изучаемого периода имеют работы И. М. Сеченова (1829-1905) - выдающегося физиолога и одного из основателей материалистической линии психологии в России.
В условиях бурного развития капитализма в России, обострения классовых противоречий между трудом и капиталом определяющим направлением профилактической медицины в России 70-90-х гг. стала «общественная» (или «социальная») медицина. Важное значение приобрела входящая в нее профессиональная гигиена. Стремление к гигиенической регламентации производственных процессов с целью снижения профессиональных заболеваний, травматизма трудящихся с необходимостью привело к постановке проблем научного исследования физиологических процессов в организме работающего человека, ибо требовалось установить закономерности их нормального протекания и вредных для здоровья и результатов труда отклонений от нормы.
Именно эти проблемы физиологии человека в процессе труда начинает исследовать И. М. Сеченов в течение своего десятилетнего профессорства на медицинском факультете Московского университета. Как отмечает А. М. Брагин (1980), для И. М. Сеченова вообще был характерен повышенный интерес к злободневным вопросам общества [27. С. 41]. Так его диссертационная работа была посвящена актуальной для России теме - исследованию влияния на организм острого алкогольного отравления *. Книга «Рефлексы головного мозга» явилась актом борьбы за материалистическое мировоззрение, борьбы с религиозным идеалистическим взглядом на мир, борьбы столь важной в условиях революционного подъема 60-х гг. В 80-90-е гг. в передовых кругах отечественной интеллигенции все более остро и широко обсуждается «рабочий вопрос»; социальная медицина, профессиональная гигиена оказываются тесно связанными с. экономической борьбой рабочего класса.

*В 50-е гг. в стране возникло «трезвенное движение», уничтожавшее кабачки, боровшееся с пьянством.

Следует отметить также, что И. М. Сеченов был близко знаком с проф. Ф. Ф. Эрисманом еще с 70-х гг.; он руководил научными занятиями Н. П. Сусловой - будущей жены Ф. Ф. Эрисмана. И. М. Сеченов высоко ценил заслуги Ф. Ф. Эрисмана в создании отечественной гигиены труда, считал большой утратой и позором для России отстранение Эрисмана от преподавания в Московском университете и изгнание его за пределы России в 1896 г. (Сеченов И. М. Автобиографические записки, 1907, С. 194).
Изучение И. М. Сеченовым прикладных проблем труда, таким образом, не должно рассматриваться как единственный и первый прецедент научных исследований в данной области в России, а само обращение И. М. Сеченова к вопросам труда следует трактовать не как «поворот его творческой фантазии» или следствие внутренней логики развития его научной концепции, но, скорее, как результат внимания И. М. Сеченова к объективным, социально-значимым проблемам практики, которые сформировались и были отрефлексированы в общественном сознании независимо от работ и личности И. М. Сеченова.
Как отмечено выше, проблематика прикладных исследований И. М. Сеченова была тесно связана с задачами профессиональной гигиены. Так, он дает физиологическое обоснование длительности рабочего дня, которая не должна превышать 8 часов (1897); конструирует вместе с М. Н. Шатерниковым прибор для оценки процессов газообмена у человека при ходьбе (1896); описывает биомеханические особенности рабочих движений человека; указывает на принцип оптимальных условий для работы разных групп мышц с точки зрения характера самих усилий, которые совершает человек, организации движений в пространстве и времени (1899; 1901); ищет оптимум работы в условиях чередования видов нагрузки, рабочих органов, физиологически обосновывая принцип «активного отдыха» как способ повышения продуктивности работы; физиологически обосновывает также принцип перерывов в работе, дает научное объяснение природы утомления человека в труде, указывая на определяющую в нем роль центральной нервной системы (1903 - 1904).
Среди этих работ, однако, лишь последняя содержит обращение И. М. Сеченова собственно к психическим явлениям; в остальных случаях речь идет о функциональных системах, работающих относительно независимо от высших проявлений психики человека.
В этом смысле эти исследования являются, скорее, фундаментом для биологических наук о труде (физиологии, биомеханики труда), и оказываются, действительно, лишь предпосылкой собственно научно-психологических исследований труда. И если ограничиться только этими работами, то прав Н. Д. Левитов, действительно, здесь еще нет развернутой разработки представлений о психике человека и ее роли в его трудовом поведении [102].
Следует, однако, иметь в виду, что И. М. Сеченов выделяет для анализа разные уровни функционирования организма соответственно специфике обсуждаемой практической задачи. Так, в одном случае, при решении задачи определения максимально допустимой, физиологически безвредной длительности рабочего дня И. М. Сеченов упрощает представление о работающем человеке, анализируя работу одного его органа - сердца [176]. В другом случае, когда он обсуждает принципы рационального выполнения рабочих движений, им используется модель человека, как «живой машины» [175]. В третьем случае моделью работающего человека является сложное саморегулирующееся устройство, отражающее взаимоотношение состояний и свойств центральной нервной системы и чувствующих нервов [177]. Здесь используется понятие «заряжения энергией нервных центров» при раздражении чувствующих нервов. Нервные центры оказываются в роли «аккумуляторов энергии». Чувство усталости или, наоборот, неутомимости соотносится с уменьшением или увеличением запаса энергии в центральной нервной системе. В целом эта модель является аналогией, метафорическим описанием некоторых процессов в организме работающего человека, берущих начало в учении об электричестве.
Но у И. М. Сеченова можно найти и такие варианты общих представлений о человеке в труде, в которых высшим регулятором его поведения оказываются именно психические образования. Так, в статье «Участие нервной системы в рабочих движениях человека» (1900) И. М. Сеченов демонстрирует представление о работающем человеке так, как если бы требовалось создать машину, полноценно заменяющую человека в труде, машину, обладающую существенными человеческими качествами. Работающий человек здесь представлен следующим образом: «Рабочую деятельность всей нервно-мышечной механики можно сравнить с исполнением на фортепианах заученной пианистом пьесы. Струны будут мышцами; клавиши - нервными центрами; рычаги от них к струнам - нервами; а музыкант будет представлять неизвестного нам по природе агента, действующего из нервных центров по нервам на мышцы. При этом музыканта следует представлять себе неразрывно связанным с инструментом в одно целое...» [178. С. 150]. Для успешной работы музыканта - «верного и стройного исполнения пьесы» - требуется «...прежде всего состояние бодрствования с возможностью ежеминутного контроля игры чувством и сверх того уменье видоизменять темп игры в ту и другую сторону и управлять звуками по силе и продолжительности»; - так и для «агента» в теоретической модели И. М. Сеченова необходимы - «бодрствование, контроль движений чувством и регуляции движений по силе, быстроте и продолжительности» [Там же. С. 150]. Важным моментом в этой модели является вопрос о том, как же она запускается в действие, что движет поведением человека в работе? Ответ имеет общее значение для всякого произвольного поведения. По Сеченову, произвольные действия подчиняются потребностям: «Жизненные потребности родят хотения, и уже эти ведут за собой действия; хотение будет тогда мотивом и целью, а движения - действием или средством достижения целя» (Там же. С. 153]. Все действия, умения, способности, на которых строится любая трудовая деятельность - суть произвольные действия, которым человек обучается в онтогенезе по мере возникновения потребности в них, возникающей в определенных условиях жизнедеятельности.
Итак, можно зафиксировать, что И. М. Сеченов пользуется не одной, а несколькими моделями работающего человека. И это, вероятно, не случайность. Есть основания считать, что И. М. Сеченов намеренно упрощал картину предмета исследования, делая яркими наиболее существенные моменты и устраняя второстепенные. Причем эти упрощенные модели он использовал лишь в пределах рассмотрения конкретных практических задач, не перенося эти модели на другие случаи, в которых требовалось учесть уровень сознательной, целенаправленной, произвольной регуляции поведения человека. Вероятно, это был способ абстракции, устранения второстепенных и выделения существенных для данной задачи факторов. М. Г. Ярошевский специально подчеркивает мысль о том, что И. М. Сеченов использовал такого рода модели, как ориентиры, которые позволяли «исходя из того, что проверено естественно-научным опытом, продвигаться вперед в не имеющей надежных опорных точек области исследования психических явлений» [236. С. 381]. Этот прием описан и самим И. М. Сеченовым в первом варианте его статьи «Элементы мысли» (1878), переизданном в форме «Примечаний» ко второму варианту текста этой статьи в публикации 1903 г. [182]. Здесь он говорит о том, что в первых шести главах, обсуждая проблему развития психики ребенка, он сознательно пользовался упрощенным представлением о человеке, как «пассивном носителе нервно-психических процессов», как «вечном школьнике», или своего рода «машине, способной усваивать опыт». В седьмой главе он переходит к анализу активности мышления, и ему необходима новая модель - модель практической деятельности человека, в которой человек - активный деятель [182. С. 621]. Для истории отечественной психологии труда именно эта, последняя, модель имеет особое значение.
В тесной связи с общей моделью работающего человека находится представление И. М. Сеченова о произвольном действии, которое может быть и чрезвычайно сложным, но оно должно, как минимум, обладать признаками, необходимыми и достаточными для выполнения трудовых действий. Эти признаки приводятся при обсуждении И. М. Сеченовым генезиса произвольных действий у ребенка. Так, И. М. Сеченов намечает функциональную структуру сознательно регулируемого целенаправленного действия, состоящую из следующих элементов:
«1) побуждение к действию;
2) отличение себя от предмета, на который имеет быть устремлено действие;
3) сознание в себе силы или способности к действию;
4) различение субъективных и объективных условий действия, т. е. оценка положения и свойства предмета, рядом с оценкой собственных сил (т. е. по силам ли действие или нет), из чего определяется:
5) начало действия во времени;
6) самый способ действия и
7) результат» [182. С. 621].
Здесь особое внимание уделяется ориентирующей и регулирующей функции психики, сознания в процессе подготовки и выполнения произвольного действия.
Принципиальное значение для теории и практики психологии труда имеет учение И. М. Сеченова о чувствовании, как регуляторе движений. Мысли о контроле движений чувствованиями содержатся в работах И. М. Сеченова «Кому и как разрабатывать психологию?» (1873). «Рефлексы головного мозга» (1863), «Участие нервной системы в рабочих движениях человека» (1902), «Физиологические очерки» (1884). Особое внимание И. М. Сеченов уделял роли мышечного чувства, .«смутного», «темного», часто не доходящего во всей своей полноте до уровня сознания, но играющего важную роль не только в общем самочувствии, обеспечиваемом проприорецепторами от внутренних органов, не только о характере движений, но и выполняющего функцию «дробного анализатора пространства и времени» («Элементы мысли», 1903). В советской физиологии это учение было плодотворно развито в работах ученика И. М. Сеченова - А. Ф. Самойлова (1946); К. X. Кекчеева (1936; 1946). В психологии труда на основе идей И. М. Сеченова о роли мышечного чувства в восприятии времени С. Г. Геллерштейну удалось построить систему упражнений для спортсменов, в результате которой они могли реагировать на сигнал с заданным латентным периодом и оценивать временные интервалы с точностью до сотых долей секунды [52].
И. М. Сеченов отмечал, что способности органов чувств определяются не только их анатомическим устройством, но и развитием функциональных возможностей под влиянием потребностей и упражнений («Кому и как разрабатывать психологию?»). В работе «Элементы мысли» [182] И. М. Сеченов указывал, что то, что недоступно нашим органам чувств в настоящее время, возможно станет доступным в будущем. Для С. Г. Геллерштейпа [51. С. 843) эта мысль звучала, как признание принципиальной безграничности развития чувствующих способностей человека. Он указывает на свидетельства в эту пользу в фактах чрезвычайного развития органов чувств под влиянием профессии.
Общее представление о роли психики, сознания в регуляции действий позволило И. М. Сеченову создать плодотворное учение об автоматизации движений, составляющей основу формирования навыка. Всякое произвольное движение он считал «заученным» под влиянием условий, создаваемых жизнью. Причем решающее значение в развитии произвольных движений имеет, по его мнению, потребность в осуществлении этих движений. С. Г. Геллерштейн подчеркивал, что эта мысль не только не устарела, но должна быть признана «актуальной» и «злободневной» для современной педагогики труда, спорта [51, С. 724].
В статье «Кому и как разрабатывать психологию?» (1873) И. М. Сеченов намечает условия, необходимые и достаточные, по его мнению, для формирования двигательных навыков. К ним он относит пять следующих условий:
«При всяком заучивании нужно:
1) чтобы рука предварительно обладала известной степенью поворотливости, чтобы она умела увернуться в любую сторону, сгибаться и разгибаться во всех сочленениях;
2) чтобы она слушалась во всех этих движениях глаза...;
3) чтобы человек умел подражать показываемой ему форме движения;
4) чтобы он умел отличать хороший результат правильного движения от дурного результата неправильного и, наконец,
5) чтобы он упражнялся как можно более под контролем достижения нормального результата» [180. С. 299].
Первый пункт фиксирует необходимость целостной костно-мышечной системы, которая, однако, является лишь предпосылкой движения. В пункте втором речь идет о планирующей, ведущей роли зрения по отношению к мышечному чувству в построении движений. В третьем, четвертом и пятом пунктах отражены условия, психологически важные для процесса усвоения навыка: сознательное представление о требуемом способе работы, процессе ее выполнения и результатов действия и обеспечение обратной связи для обучающегося (т. е. сведений о полученном реальном результате действия).
Эти идеи можно рассматривать как психологические требования к построению тренировочных упражнении, которые могли быть использованы и современниками И. М. Сеченова - педагогами.
Исполнительным процессам в любых движениях, по образному выражению И. М. Сеченова, предшествует всегда «песня чувственных следов» [180. С. 281]. Отсюда следует практический вывод для профессиональной педагогики: необходимо организовать эти чувственные следы в обучении и сделать их, по возможности, объектом внимания, сознания ученика. Речь идет здесь, по сути дела, о создании ориентировочной основы действия, но не в вербальной форме, а в форме чувственных образов - эталонов  (которые могут быть не только визуальными, но и тактильно-кинестетическими, проприоцептивными, слуховыми, вкусовыми). Эта идея выражена С. Г. Геллерштейном в разделе «Развитие профессионально-важных качеств» в книге «Научные основы обучения школьников труду» [53]. Как нам представляется, эта идея еще далеко не исчерпала своих конструктивных возможностей в деле совершенствования профессионально-технического образования.
Роль сознания в контроле заученных движений И. М. Сеченов демонстрирует в статье «Участие органов чувств в работе рук у зрячего и слепого» (1901) на примере действии опытной вязальщицы. Он показывает, что сознательный контроль остается при выполнении хорошо заученных навыков, но он осуществляется не в зрительной форме, а в форме осязания и мышечного чувства. Причем, если сознание сильно захвачено одновременно выполняющимися дополнительным занятием, например, чтением книги, то процесс вязания замедляется [181. С. 396].
Интересна мысль И. М. Сеченова о признаках совершенствования навыка, которые он видел не только в улучшении координации движений, но и большем торможении, задерживании движений [180]. Автоматизированный навык отличался Сеченовым от автоматически выполняемых движений. Если последние осуществляются как бы «машинообразно» и потому могут стать неадекватны изменившимся условиям, то автоматизированный навык предполагает возможность его тонкой сознательно волевой регуляции по скорости, выбору момента начала, конца, по способу выполнения [180. С. 283]. Вместе с тем И. М. Сеченов неоднократно отмечал, что в ряде случаев вмешательство воли и сознания в налаженное движение может оказаться вредным. Это замечание, эмпирическое по своему происхождению, нашло позже теоретическое подтверждение в работах Н. А. Бернштейна, посвященных уровневому строению и регуляции разных типов движений человека [17].
Особое значение имеет положение И. М. Сеченова о регулирующей роли чувствований в формировании и осуществлении действий, умений, в компенсации дефектов путем замещения зрения осязанием, мышечной чувствительности - зрением, развитое в работах «Кому и как разрабатывать психологию?» (1873); «Участие органов чувств в работах рук у зрячего и слепого» (1901). По свидетельству С. Г. Геллерштейна [51. С. 756], во время Великой Отечественной войны идеи И. М. Сеченова были активно использованы в практике восстановительной трудотерапии двигательных функций у раненых бойцов. В частности, С. Г. Геллерштейн опирался на мысль И. М. Сеченова о том, что согласованные движения глаза и руки становятся привычными в онтогенезе «в силу жизненной потребности и особенно трудовой деятельности». И глаз и рука имеют сходство функционирования, состоящее в том, что они «щупают» предмет. Отсюда при нарушении функций глаза либо руки эти их дефекты могут быть частично восстановлены в процессе осуществления трудовых действий, имеющих выраженную побудительную силу. Сохранные центральные механизмы взаимодействия глаза и руки в условиях трудовой деятельности способствуют восстановлению чувствительности и двигательных исполнительных функций руки, нарушенных при ранении. Система восстановительной трудотерапии, использующая среди прочих и эту идею оказалась высокоэффективной [54].
Идея взаимодействия органов чувств, высказанная И. М. Сеченовым, нашла отражение в фундаментальных исследованиях С. В. Кравкова [90] и в прикладных работах К. X. Кекчеева [81; 82]. К. X. Кекчееву удалось существенно ускорить процесс темповой адаптации глаз ночных летчиков-истребителей и других военных специалистов в годы Великой Отечественной войны при воздействии на вкусовой анализатор. Кроме того, важно отметить общий подход К. X. Кекчеева к функциям органов чувств, как трудовым действиям, отвечающим определенной цели, действиям, поддающимся в значительной мере направленной тренировке и зависящим от целого ряда факторов, обусловливающих общее функциональное состояние человека [82]. В статье, обобщающей цикл исследований военных лет, К. X. Кекчеев отмечает, что эти работы строились на основе идей И. М. Сеченова о взаимодействии органов чувств и их роли в деятельности человека, а также на работах Л. А. Орбели [80].
И, наконец, последним, весьма значимым для психологии и психофизиологии труда   направлением   исследований И. М. Сеченова является проблема оптимизации труда, его условий, способов работы, состояния работника. И. М. Сеченов пытался определить оптимальные условия выполнения разного рода трудовых задач. Такого рода аналитические исследования представлены в «Очерке рабочих движений человека» (1901), в лекциях в Московском университете по физиологии нервной системы (1899). В России эти работы были первыми в своей области и нашли внимательных читателей в лице врачей-гигиенистов и инженеров, занятых проблемами профилактики несчастных случаев на производстве, в частности, по причине неудобных, не соответствующих природе человеческих действий орудий труда, приспособлений [56; 57 и др.].
Экспериментальное исследование «неутомимой работы руки», выполненное И. М. Сеченовым совместно с М. Н. Шатерниковым на ручном эргографе, вызвало также интерес у современников. Помимо того, что И. М. Сеченов впервые обосновал экспериментально эффективность известного и прежде принципа чередования работающих органов (или принцип «активного отдыха»), в этой работе принципиально важное значение имел вывод о ведущей роли ЦНС в развитии явлений утомления. И. М. Сеченов показал, что психологическая сознательная регуляция и связанные с ней процессы (интерес к работе, настроение, эмоциональное переживание) оказывают, в сущности, то же активирующее влияние на продуктивность работы, как и раздражение током чувствующих нервов руки. Отсюда мы можем сделать вывод не только о том, что важно оценивать физиологические параметры ЦНС в исследовании утомления, но с неменьшим вниманием необходимо отмечать и субъективные переживания, состояние сознания исследуемого. Степень применимости принципа активного отдыха к умственному труду была подвергнута критике и экспериментальной проверке А. С. Азарьевым (1905), который показал, что эффект от смены вида занятия оказывается не всегда положительным и зависит от субъективной трудности этих занятий для работника и степени их привычности.
В итоге можно утверждать, что И. М. Сеченов действительно является одним из первых отечественных ученых (в области физиологии и психологии), кто заложил основы фундаментальных проблем не только материалистической психологии в целом, физиологии труда, но и психологии труда.
И. М. Сеченов в отличие от гигиенистов, идущих к научным обобщениям от эмпирического материала, во многих своих работах обсуждал различные аспекты произвольной целесообразной деятельности человека, которые в целом создают общую картину функционирования психических и физиологических систем работающего человека. И. М. Сеченов пользовался «аналитическим методом», останавливаясь на наиболее существенных моментах, объясняющих поведение человека в типичных, общих жизненных ситуациях (и, в частности, ситуациях, имеющих отношение к трудовой деятельности).
Суждения о психологических и психофизиологических аспектах труда буквально «рассыпаны» во многих его работах и не ограничиваются текстами, имеющими очевидную прикладную направленность. Это связано, как нам представляется, с тем, что И. М. Сеченов постоянно стремился в своих научных трудах, в публичных выступлениях не просто излагать сумму накопленных наукой фактов и закономерностей о человеке, но и демонстрировал их проявление на жизненных примерах. Его интересовали не отдельные «феномены», но психические и психофизиологические процессы деятельного человека как целого. В большинстве своем это - мысли, касающиеся проблем функционирования человека - субъекта трудовой деятельности.
Общее идеальное (модельное) представление о человеке, выполняющем трудовую деятельность, и о структуре отдельного трудового действия И. М. Сеченова оказалось адекватным теоретическим основанием для обсуждения (тоже в общем виде) типовых задач, имеющих важное значение для общественной практики, а именно: для формирования трудовых навыков, профессионально-важных свойств органов чувств; в связи с проблемой компенсации дефектов органов чувств и, наконец, для задач оптимизации условий и процесса труда (в целях достижения высокой и устойчивой продуктивности труда при функционировании систем организма человека, не выходящем за границы нормы).

Задание к § 33

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Климов Е. Носкова О. История психологии труда в России системы психологических представлений о 4 человека
Климов Е. Носкова О. История психологии труда в России системы психологических представлений о 13 сигналов
Ломоносова в отечественной культуре была бы неполной
Сводимое только к обученности