Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Но в том-то и дело, что речь идет не о блоке, а о партии, о партии общенародной и всенародной, какой она рисуется в глазах лучших представителей ее. Такая партия должна представлять собой единый духовный организм, иметь общую душу, общую мысль, общую волю, должна представлять собой сверхиндивидуальный коллективный организм. (...) Но раз нужно выходить за пределы гостиных и идти к народу, интеллигентский индивидуализм обессиливает и вредит, атомистическая совокупность должна превратиться в более полную, истинную соборность, имеющую одну душу и одну проповедь, ибо к народу нужна проповедь. Какую же общую проповедь, т. е. от имени партии, могут произнести атеист и священник, раввин и мусульманин и т. д.? Ведь одно из двух: или для того, чтобы проповедь могла быть действенна и полна энтузиазма, проповедник должен вложить в нее всю свою веру, изложить всю свою религию и вылить как вывод из нее действительную программу партии, — но тогда, очевидно, партия распадается на несколько, ибо не может же одна и та же партия санкционировать все зараз эти проповеди и издавать их все зараз с клеймом партии в качестве партийных изданий, — или же партийный проповедник должен оставить дома все, что для него всего дороже: христианин — свою религию, раввин — свою, атеист — свою, — и ограничиться лишь проповедью практической программы. Но не будет ли она страдать тем практицизмом, приурочиваться лишь к низшим практическим интересам, как среди безыдейных, грубо классовых партий? Ведь то, что для самого проповедника или агитатора есть вывод из его общего мировоззрения, идеалов более широких и отдаленных, он будет сообщать только в обескрыленном виде, доказывая практичность, выгодность этих требований. И как бы ни была искренна, трезва и реальна эта проповедь, палка будет вышиблена из рук первым ударом меча, когда рядом с этой практической и трезвой проповедью в головы вступает политический хмель социального утопизма, широких перспектив. Ведь когда происходят столкновения к.-д. [кадетов.— Сост.] и с.-д. [социал-демократов.— Сост.], то обе стороны говорят на совершенно различных языках; на одной стороне все преимущества знания, трезвости, осторожности, действительной гуманности, на другой — чаще всего фанатический пыл, нередко в соединении со слабыми знаниями, совершенно невыполнимыми требованиями, хотя они, по обычной фразеологии, прикрываются словами о “научной закономерности”, “классовых интересах” и т. п. И если победа в рабочих массах пока остается все-таки не на первой, а на второй стороне, то это объясняется, конечно, не тем, чтобы реальная политика к.-д. меньше обещала действительным “интересам” рабочих, но совсем другим. Проповедь в народных массах, в которых живо еще чувство соборности, “кафоличности”, утраченное индивидуалистической, “уединившейся” интеллигенцией, должна быть религиозна, если только рассчитывает захватить народную душу в лице наиболее пылких представителей народа, а не уловлять только “умеренных и аккуратных”, “хозяйственных мужичков”, рассудительных скопидомов. Поэтому в народе, нам думается, может иметь широкий успех проповедь христианского социализма или, шире, христианской общественности. В народе, вернее, в одной его части, оторванной от христианства, имеет успех проповедь атеистического социализма, религии “государства будущего”, классовой ненависти и вражды. Этот социализм не является религиозно-индифферентным даже и в узком смысле слова: и теоретически в основе всего этого мировоззрения, и практически в тактике партии лежит воинствующий атеизм, сознательное и боевое антихристианство. В социал-демократии не могут совмещаться, как в к.-д., христианин, согласившийся спрятать в карман свою религию, и атеист, снисходительно прощающий своим партийным сочленам религиозные предрассудки, нет, здесь вопрос поставлен остро и непримиримо, как он ставится самой природой религии и существом дела. Ибо, как бы ни было велико сходство и близость между практическими программами и требованиями атеистического и христианского социализма, между ними существует наибольшая полярность и непримиримая противоположность, должна идти борьба, какая идет между Христом и Антихристом. В партии же к.-д. заключен как бы род перемирия, существующие противоречия погашены. Все признано несущественным по сравнению с практической программой, но что же вообще осталось существенного, если несущественно то, во что верит человек, во имя чего он живет и действует? Скажут, что нужно спасать Россию. Да, нужно, но в том и состоит проклятый вопрос, как можно ее спасти (как в смысле историческом, так и религиозном) и есть ли взаимное духовное самооскопление действительно вернейший путь спасения? Даже в практической программе, где различие вер все же вносит некоторые нюансы, стремление соблюсти нейтралитет привело к недомолвкам или умалчиваниям. Укажу как на самый яркий пример на вопрос церковный, затрагивающий насущные религиозные интересы многомиллионного православного населения и влиятельного — в особенности в деревне — духовенства. Гнет самодержавия над православной церковью (как я указывал это еще на страницах “Освобождения”*** в статьях о “Православии и самодержавии”, напечатанных за подписью Ак.) сильнейшим образом испытывается всеми не отравленными казенщиной христианами, и в стремлении к освобождению церкви помимо прочего заключается для них один из сильнейших мотивов в пользу освободительного движения. Вопрос о раскрепощении церкви от государства, о будущих судьбах и положении церкви занимает первое место в их душе и не может занимать иного места в их проповеди... (...) Я не берусь судить, могут ли отрицающие религию отказаться от скрытой или открытой проповеди своих отрицательных взглядов, но искренняя христианская вера не может мириться со второй ролью или намеренно быть оставляемой в тени, в особенности если дело идет о проповеди среди народных масс и о движении народном. Можно в практических требованиях совпадать с другими партиями и в целях практической политики входить в те или иные соглашения с ними, — но в проповеди своей христиане могут выступать только во имя Христа и, следовательно, оставаясь верны себе, не могут и не должны участвовать в каком бы то ни было идейном блоке, основанном на умолчаниях, взаимных вежливостях и приводящем к засариванию жизни безыдейным практицизмом безрелигиозной политики, которая для религиозного человека есть величайшее зло нашего времени. Поэтому-то ввиду, с одной стороны, обязательности для христиан участия в общественной и политической жизни в целях преобразования ее в духе заповеди любви, свободы, равенства и братства, а с другой стороны, ввиду затруднительности и даже прямой невозможности идти в идейном блоке, молчаливо отказываясь от Христа, следует признать, что рано или поздно должна у нас возникнуть чисто христианская партия, совершенно чуждая клерикализма, обскурантизма и прочих признаков прошлого, но воодушевленная христианской верой, и во имя этой веры и идеалами демократии и социализма (которые, конечно, в христианском их понимании не имеют ничего общего с атеистическим социал-демократизмом). (...) Вековой гнет, тяготевший над русской церковью, делает еще очень затруднительным быстрое осуществление таких начинаний за неподготовленностью духовной почвы для них, но я убежден, что для этого придет свое время, и, может быть, оно уже не за горами... Возникновение такого движения кроме своего религиозного смысла может иметь еще и огромное культурно-общественное значение, лишь оно может выбить оружие из рук вождей черносотенства, ибо, стоя на религиозной почве, только оно может показать религиозный обман и неправду этой проповеди человеконенавистничества и реакции во имя веры... (...) Печатается по: Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991. С. 60—67. ПРИМЕЧАНИЯ* Zukunftstaat (нем.) — государство будущего.— Сост. ** Булгаков имеет в виду партию социал-демократов и партию социалистов-революционеров. — Сост. ***“Освобождение”—газета, издававшаяся в Штутгарте в 1902— 1905 гг. под ред. П. Б. Струве.— Сост. (1871—1947)— один из лидеров меньшевиков, по профессии врач. В социал-демократическом движении участвовал с 90-х гг., входил в петербургский “Союз борьбы за освобождение рабочего класса”. Неоднократно подвергался арестам и ссылке. В сентябре 1903 г. уехал за границу, где активно сотрудничал с меньшевиками. Дан был участником IV (объединительного), V съездов РСДРП и ряда конференций. Редактировал газету “Голос Социал-Демократа”. После февральской революции 1917 г.— член Исполкома Петроградского Совета, член Президиума ЦИК первого созыва, поддерживал буржуазное Временное правительство. После Октября 1917 г. Дан работал врачом в системе Наркомздрава, на VII и VIII съездах Советов выступал от имени меньшевиков. По окончании гражданской войны был выслан за границу. За границей был лидером меньшевиков, редактором их ЦО “Социалистический вестник”. В 1923 г. принимал участие в создании Социалистического Интернационала. В 1941 —1947 гг. издавал в США журнал “Новый путь” — орган меньшевиков-эмигрантов. Наряду с активной политической деятельностью много внимания уделял анализу зарождения и развития социал-демократического движения в России, изучению роли и организации деятельности Государственной Думы, Учредительного собрания. Ф. И. Дан в своих работах разъяснял основные принципы избирательного права, вопросы организации и проведения выборов. (Тексты подобраны 3. М. Зотовой.) СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ И ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА(...) Назревает кризис. Каков будет исход его? Он может окончиться двояко: или уступкой правительства, которая сразу превратит Думу в крупную силу, или уступкой думской оппозиции, которая низведет ее до ничтожной и смешной роли “говорильни”. Какая из этих двух возможных перспектив осуществится, зависит не столько от самой Думы, сколько от того, как выскажется страна, какой отклик встретит думский конфликт в народных массах. Не следует, конечно, думать, что при сочувствии масс конфликт выйдет наружу и разольется широкой волной непременно сегодня-завтра. Многомиллионные массы раскачиваются медленно. Первые отклики страны на думский конфликт будут лишь показателями тех надежд, какие можно возлагать на более или менее близкое будущее. И поскольку открытый конфликт народа с правительством — если столкновение Думы с правительством развяжет его — будет развертываться лишь постепенно, постольку мы еще можем рассчитывать своей тактикой влиять на формы, которые он примет, задачи, которые станут его содержанием, условия, в которых он будет протекать. Чем более крупным фактором в деле русского освободительного движения является рабочий класс и чем больше социал-демократия — если не организационно, то идейно — владеет рабочими массами, тем больше тактическая позиция, которую она займет по отношению к такому крупному факту общественно-политической жизни, как Дума, тем больше эта тактическая позиция приобретает значение не только для судеб самой партии, не только для форм и методов борьбы пролетариата, но и для дела освобождения всей страны от оков азиатчины. И еще одно: именно потому, что социал-демократия, при всем ее огромном идейном влиянии, пока — в силу понятных причин — лишь весьма слабо владеет массами организационно, именно поэтому те лозунги, которые она бросает, воплощаются в практику, так сказать, в упрощенном виде. (...) (...) Основная проблема российской социал-демократии — проблема руководства классовой борьбой пролетариата со всей национальной буржуазией и в то же время сохранения за собой передовой роли в процессе революционного освобождения всей буржуазной нации в целом — эта проблема дает особенно остро чувствовать себя теперь в виде целого ряда практически-политических вопросов, встающих ежечасно перед всяким политическим деятелем — социал-демократом. (...) III Дума открыла свои действия. Робко, “половинчато”, трусливо, предательски и пр. и пр. — число этих терминов можно увеличивать по произволу до бесконечности — приступило к выполнению своих обязанностей думское большинство — кадеты. Социал-демократическая печать следила за их действиями шаг за шагом, неустанно критикуя их и разоблачая всякую попытку уклониться от того прямого пути, по которому только и возможно дойти до действительной свободы. Такая критика была и остается, несомненно, обязанностью социал-демократов. Такая критика, несомненно, играет огромную роль в деле направления Думы на путь последовательной и решительной борьбы. Такая критика, наконец, содействует тому естественному расслоению Думы на фракции и группы, которое отражает собой классовое строение выбиравшего Думу общества. А так как это расслоение при наличных условиях сводится почти целиком к выделению все более “левых”, все более “крайних” групп и усилению их на счет умеренных и колеблющихся элементов, то весь этот процесс, несомненно, идет на пользу борьбе за свободу. В результате этого расслоения уже теперь центр тяжести Думы и инициативная роль в ней передвигаются от кадетов к трудовой группе — к представительству среднего крестьянства. (...) Чем более будет продвигаться вперед этот процесс самоопределения крестьянского представительства в Думе, чем резче и определеннее будет это представительство проводить в Думе крестьянскую политику, тем настоятельнее будет вставать перед рабочими депутатами, пока еще входящими в состав трудовой группы, необходимость в свою очередь конституироваться в самостоятельную группу на крайнем левом фланге. Критика социал-демократии будет содействовать рождению этой новой и столь необходимой группы. Государственный классицизм |
|
|
|
|
