<<<     ΛΛΛ     >>>   

16 Важность подобной реконструкции вовсе не зависит от вопроса о реальности самой «прасказки». В любом случае установление некоей схемы «прасказки» как некоего теоретического конструкта имело бы исключительное значение, сопоставимое с праязыковыми реконструкциями, которые могли и не иметь реальных соответствий и воплощений (ср. про-конструкцию «пост-языка» в ситуации близости языков в ареале, где ведущим является конвергентное развитие; таким могло быть, в частности, соотношение некоторых языковых макрогрупп Старого Света, ср. идеи позднего Н. С. Трубецкого). — Впрочем, К. Леви-Строс считает, что В. Я. Пропп сводит все сказки к одной, и объясняет это пренебрежением к этнографическому контексту и отрывом грамматики сказки от ее лексики.

17 И «Трансформации волшебных сказок», и «Исторические корни волшебной сказки» при всей их важности как исследований в историческом плане все-таки не решают и, строго говоря, даже не затрагивают указанных проблем реконструкции.

18 Как много важного и даже основоположного было вскрыто благодаря счастливой ориентации на функцию, хорошо известно, и меньше всего следует сожалеть, что автор не поступил иначе. В данном случае речь идет лишь о том, какая из единиц более непосредственно ведет исследователя по цепи генетических связей и, следовательно, корректнее приближает нас к реконструкции архетипа. Интересно, что уже ранний рецензент «Морфологии сказки» выразил сомнение в возможности вывести из описания сказочных функций ее праформу. См.: В. Н. Перетц. Нова метода вивчати казки // Етнографiчний вiсник, № 9, Київ, 1930, с. 187 и сл.

19 Признавая ценность методики Ж. Бедье, различавшего в сказке постоянные, существенные величины (т. н. «элементы») и переменные величины, В. Я. Пропп признавался: «Что такое, по существу, объективно представляют собой элементы Бедье и как их выделить, это остается невыясненным» (Морфология сказки, с. 19, со ссылкой на более подробную оценку приемов Бедье, содержащуюся в работе С. Ф. Ольденбурга о фаблио восточного происхождения).

20 Можно напомнить, что знаменитая работа о мифе появилась в 1926 г. Ее акцент на связи мифа с ритуалом и другими формами социальной жизни и на функциональном аспекте мифа не мог не привлечь внимания автора «Исторических корней...». Ср.: «[...] the thesis of the present work is that an intimate connection exists between the word, the mythos, the sacred tales of a tribe, on the one hand, and their ritual acts, their moral deeds, their social organization, and even their practical activities, on the other», см.: В. Malinowski. Myth in Primitive Psychology. London, 1926, p. 11; или же: «The function of myth, briefly, is to strengthen tradition and endow it with a greater value and prestige by tracing it back to a higher, bitter, more supernatural reality of initial events [...]. Folk-tales, legends, and myths must be lifted from their flat existence on paper, and placed in three-dimensional reality of full life». Ibid., p. 125—126.

21 Дело в том, что сказка, проанализированная sub specie функций, давала наиболее простую запись своей структуры, и к тому же процесс функциональной табуляции сказок исследователем осуществлялся довольно легко (во всяком случае, легче и существенно короче, чем при анализе по мотивам).

22 Ср.: «Признак мотива — его образный, одночленный схематизм; таковы не разлагаемые далее элементы низшей мифологии и сказки» («Поэтика сюжетов», с. 11) и далее о соотношении мотива и сюжета с точки зрения временной и логической первичности.

23 Разумеется, предлагаемый выход не уравнивает мотив и функцию в деле описания с их помощью сказки, но все же существенно уменьшает различия между ними в данном отношении.

24 Ср.: «...если в одном случае герой получает от отца сто рублей и покупает себе впоследствии на эти деньги вещую кошку, а в другом случае герой награждается деньгами за совершенное геройство и сказка на этом кончается, то перед нами, несмотря на одинаковость действия (передача денег), морфологически различные элементы. Таким образом, одинаковые поступки могут иметь различное значение и наоборот. Под функцией понимается поступок действующего лица, определяемый с точки зрения его значимости для хода действия» (с. 25). Собственно, и тезис В. Я. Проппа о том, что последовательность функций в сказке всегда одинакова (ср. еще: «Свобода в последовательности ограничена весьма тесными пределами, которые могут быть приведены в точности», с. 25), более или менее просто перекодируется с помощью мотивно-сюжетного «алфавита».

25 Как известно, подлежащие и дополнения определяют сюжет сказки, тогда как сказуемые — ее композицию (см. «Морфология сказки», с. 103).

26 Некоторые опыты такого рода содержатся в книге: В. В. Иванов, В. Н. Топоров. Исследования в области славянских древностей. М., 1974, и в некоторых других работах.

27 То же самое могло быть представлено в виде ориентированных во времени трансформаций типов-схем, но эта работа по ряду причин не могла оказаться выполненной.

28 Вообще, когда речь идет об уровне Ur-Phanomen'a, по данным принципиально иного порядка, единственный способ приближения к Ur-Phanomen'y — реконструкция, неизбежно связанная с изменением статута реконструируемого, введением его в иное категориальное пространство.

29 В данном случае более строгое определение этого типа не является обязательным.

30 Характерно, что рассматриваемый сказочный тип не охватывает, как правило, тех элементов общей схемы, которые присущи начальной ситуации, экспозиции, Vorgeschichte (ср. бездетность, молитвы о рождении сына, беременность, чудесное рождение, пророчества-предвещания, предзавязочное благополучие).

31 Показательно, что эти же сказки (по крайней мере, в русской фольклорной традиции) с наибольшей верностью и полнотой сохраняют нетривиальные имена персонажей, как бы занесенные сюда из чужой этнокультурной и лингвистической традиции или из других (и в принципе более архаичных) жанров той же самой (своей) традиции. О роли имен в реконструкциях мифопоэтических текстов см. в ряде работ Г. А. Левинтона.

32 Ср.: «Изучение атрибутов дает возможность научного толкования сказки. С точки зрения исторической это означает, что волшебная сказка в своих морфологических основах представляет собой миф», см.: В. Я. Пропп. Морфология сказки, с. 32; ср. также: «Если определять этот класс сказок (scil. — волшебные сказки. —В. Т.) с точки зрения исторической, то они заслуживают старинное, ныне отброшенное, название мифических сказок» (там же, с. 90).

33 Реконструкция «основного» мифа была предложена в кн.: В. В. Иванов, В. Н. Топоров. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.

34 В качестве сюжетного перводвигателя в «основной» миф включается предисторическая часть, посвященная так называемой «небесной свадьбе» и ссоре в «небесной» семье и также находящая себе соответствие в сказках, причем в тех, где очень силен космологический элемент (типа русской сказки «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» и т. п.). Уместно заметить, что это же сочетание мотивов характеризует архаичные мифологические песни. Не исключено, что мотив ссоры, разрыва, разъятости, исходной недостачи, предшествующий «прасюжету» о преодолении этого состояния и установлении космического порядка, как-то соотнесен с предположением (оно находит частичное подтверждение и в текстах) о том, что началу творения предшествовала какая-то метаматериальная и метафизическая катастрофа, остатком которой был подлежащий упорядочению первозданный Хаос (ср.: В. Ильин. Шесть дней творения. Париж, 1930).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Раздел волшебных сказок
Морфологически различные элементы