<<<     ΛΛΛ     >>>   

Все это относится к понятию «личность» как к одному из стержневых гуманитарных понятий. Итак, на мой скромный взгляд:

а) условное понятие «личность» как понятие, связанное с идеальной
типизацией индивидов в той или иной социально-исторической общно
сти, — понятие вполне достойное и работающее в плане исторической
психологии. Но оно берется почти автоматически, без рефлексии. И нет
в том никакого греха;

б) при более рефлексивном и философичном и, стало быть, ценностном
подходе это понятие начинает как бы двоиться.

С одной стороны, оно воспринимается как некое универсальное понятие, как обозначение определенного облика, об-лика, человеческого облика, в коем отчетливо явлены важнейшие положительные (в некоей условной общечеловеческой шкале) духовные, нравственные или поведенческие ценности данной культурно-исторической общности. В этом плане можно говорить, скажем, об античной полисной личности, о средневековой японской рыцарской личности, о традиционной русской монашеской личности.

Личность традиционных обществ чаще всего строится и утверждается через парадоксальную сознательную резиньяцию ради некоего сакрального лада (вспомним: «отрекись самого себя. . .»).

С другой стороны, понятие личности воспринимается как понятие локально европейское. В этом смысле личность есть, если угодно, самосознание, сознательное самостоянье, самообоснование. В нашем российском пореформенном контексте на это понятие личности-самосознания наслоилось еще и понятие личности-совестливости. Впрочем, оно легко укладывается в европейскую парадигму личности-самосознания, или личности-ответственности. А уж объект ответственности в культурном плюрализованном обществе приходится выбирать на свой риск и страх. Отсюда и обнаруженный экзистенциалистами в специфических условиях Европы и проработанный ими теоретически вопрос о конституировании личности в актах внутреннего выбора, о присужденности к свободе и т. д. Все это было обнаружено и осмыслено в Европе XIX — XX вв., все это более всего сродно европейскому духу. Но сложность-то в том, что этот круг представлений проливает некоторый свет на духовное содержание великих

«осевых» культур. Если эти культуры не знали характерной для новоевропейской эпохи заведомой обращенности сознания к самому себе, это не значит, что в них не было этой глубинно-интуитивной обращенности. . .

Моя исследовательская ситуация такова, что именно занятия культурной проблематикой «третьего мира» заставляют меня держаться как раз за эту двоящуюся схему. Почему?

В условиях нынешней относительной конвергенции культур, в условиях нынешней универсализации элементов европейско-американского (и в частности, нашего, советского) лингвистического, технологического, социально-организационного и политико-правового опыта обнаруживается некая взаимодополнительность обоих этих словоупотреблений. И за всем за этим — некая всеобщая потребность во взаимном соотнесении элементов активной рациональности и персонализма Запада с достижениями традиционного интеллектуального и имагинативного опыта народов Востока;

в) именовать индивида-чудовище личностью, на мой взгляд, бездумно
пользоваться даром человеческой речи. Посему и именование культа
чудовища «культом личности» (скажем, культ «личности» Пол Пота или
Иди Амина) — пример легкомысленного и опасного словоупотребления;

г) изучение сугубо индивидуальных проявлений исторической жизни
в деяниях конкретных людей, в конкретных памятниках и текстах —
нормальный элемент как прагматической истории, так и — на более вы
соком уровне понимания — Geistesgeschichte , Kulturgeschichte . Для
последних особенно важно, что индивидуальный духовный опыт не просто
«отражает» в себе историю, но и благодаря уникальному преломлению
в субъекте разнородных структур психики, языка, логического мышления,
имагинации этот опыт опосредует историю в актах человеческого воления
(воления положительного или отрицательного, т. е. неволения, приневолен
ности, подневольности). Стало быть, творит ее. Стало быть, при такого
рода подходе проблема индивида в истории вновь упирается в многозначную
проблему персонально-личного. В проблему человеческого лика истории.

1. Считаю, что у историков культуры нет оснований различать понятия «индивидуальность» и «личность». Если бы психологи стали настаивать на необходимости такого различения, этот вопрос пришлось бы рассмотреть снова, так как понятия эти относятся к сфере компетенции психологов.

2. Оценка меры индивидуального в различных историко-культурных
эпохах в принципе в известной мере возможна. Представляется, что более
плодотворной будет многомерная оценка по нескольким независимым па
раметрам. Типология личностей и форм проявления индивидуального до
лжна быть разработана на основании имеющихся результатов статистиче
ских и психологических обследований XIX и XX вв., а также новых иссле
дований с охватом возможно большего числа народов различных
континентов с различными культурными традициями, в том числе и носи
телей дописьменных культур.

Я верю, что такую типологию, если она будет создана во всеоружии методов современной дифференциальной и социальной психологии, можно будет затем с пользой применять «на глаз» и к эпохам, от которых не осталось ни результатов психологических обследований, ни анкет, ни статистики, т. е. и к эпохе Возрождения, и к средневековью, и к Древнему миру.

•  Культурно-историческая типология личностей возможна, но предметом ее окажутся статистически преобладающие характеристики личности в каждую отдельную эпоху. Об античной личности говорить трудно, но о типе личности древнего грека или римлянина, по-моему, можно и не без пользы. Не следует только удивляться тому, что в силу нормальной вариативности личностных характеристик мы находим в наших источниках и греков и римлян, которые хорошо вписались бы в нормы мышления и поведения человека Древнего Востока, и людей типа Цицерона, относительно которого трудно понять, чем же он отличается по психологическому складу от некоторых наших соотечественников и современников.

•  Подлинное научное изучение уникальных явлений в культуре, т. е. включение их в достоверно реконструированный причинно-следственный ряд, невероятно трудно; если же подтвердятся догадки о неполной детерминированности психической деятельности человека, придется признать, что возможности научного познания ограничены в данном случае принципиально. С другой стороны, для эпох, от которых дошло слишком мало данных о рядовых людях, изучение гениальных произведений дает очень много для понимания культурного фона: надо только уметь увидеть, что автор такого произведения принимает за самоочевидное и бесспорное, а что он отвергает с особым эмоциональным накалом.

5. Изучение индивидуального в истории культуры представляет собой задачу, пожалуй, еще более важную, чем изучение среднего и типичного, но и более трудную. Самое разумное было бы, если бы большинство исследователей культуры и впредь, как это было до сих пор, изучали факты, касающиеся индивидуальных достижений человеческой культуры, и делали частные эмпирические обобщения. Главная трудность, затронутая мною уже в ответе на четвертый вопрос, заключается в крайней сложности закономерностей психологии творчества, недостаточной изученности даже тех проблем, которые как будто могли бы поддаться усилиям исследователей, и в наличии здесь, возможно, даже принципиально неразрешимых загадок. Результативными при изучении индивидуального в истории культуры являются все подходы, не отступающие от универсальных принципов научного метода, а из нерезультативных мне лучше знакомы герменевтика школы Дильтея и структурализм.

1. Соотношение понятий «личность» и «индивидуальность» зависит, разумеется, от того, что в них вкладывать. Психолог Б. Г. Ананьев различал их так: индивидуальность дается человеку от природы, личность выражает меру причастности индивида к социальному опыту. Пример Б. Г. Ананьева: Маяковский ярче как индивидуальность, Блок крупнее как личность. Если вкладывать в разбираемые понятия такой смысл, на первый план выступает соотношение природы и культуры в отдельном человеке.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мертвецы
Занимающийся проблемами истории культуры конца средневековья
Индивидуальности в истории культуры с
Оно последовательно с необходимостью отказывает индивиду во внутренней жизни
Одиссей. Человек в истории. г. истории 13 истории