<<<     ΛΛΛ     >>>   

Помимо прямых расходов на поездки в СССР производились также выплаты наличными за написанные, переведенные на русский язык и изданные в СССР книги, а также за будущие произведения. Одновременно допускались: косвенные «чаевые» в виде комиссионных за услуги, выдача субсидий на всевозможные издательские проекты, оплата счетов за проведение съездов, пленумов.

Приведем примеры типовых выплат из гулаговской платиновой и золотой касс.

Гонорары западным попутчикам за реализацию идеологических проектов. 1 июля 1936 года Политбюро разрешает приобрести во Франции архив Маркса — Энгельса за 10 миллионов франков. О роли посредника — Анри Роллана: «Комиссионные Роллану входят в сумму 10 000 000 французских франков. Роллан должен будет дать расписку в получении им этой суммы в качестве вознаграждения за посредничество по продаже архивов» 117 . Сумма комиссионных однофамильца великого гуманиста не оговаривается.

Оплата похоронно-ритуальных расходов, пенсий для ближайших родственников и сотрудников усопшего попутчика. В случае с Анри Барбюсом — автором первого канонического литературного труда о Сталине — траурные мероприятия государственного масштаба сначала предполагалось провести в Москве. Из проекта решения Политбюро от 30 августа 1935 года о похоронах Барбюса: «Похоронам не придавать чисто коминтерновский, а более широкий общественный характер». Далее зачеркнут пункт: «После кремации в Москве и соответствующих почестей хоронить прах не в Москве, а в Париже, куда перевезти, по просьбе друзей и родственников»118 . Бухгалтерская точность бывшего сапожника Кагановича (Сталин отдыхал на юге) определила и количество статистов похорон. Решая арифметическую задачу, Каганович снял ограничение на число провожающих, но зачеркнул уточнение: «Определить объем демонстрации рабочих и служащих в Москве примерно в 100 тыс. чел.»119 . Следующим этапом увековечения памяти писателя была материальная помощь его семье и ближайшим соратникам. 17 ноября того же года Политбюро выделяет вдове писателя — Э. Барбюс «в счет авторских 100 тыс. франков, из коих 50 тыс. фр. — на получение наследства, 30 тыс. франков для оплаты долгов и 20 тыс. фр. — жене на расходы»120 .

После этого возникает новый вопрос. 13 января 1936 года секретарь Барбюса Андре Видаль от имени Комитета по сооружению памятника писателю обращается в Москву с просьбой: «Комитет по сооружению памятника Барбюсу хотел бы просить уральских рабочих прислать нам могильную плиту, которую мы поставим в склепе на кладбище Пер-Лашез. Считаете ли Вы это дело возможным? Речь идет о том, чтобы достать один из этих прекрасных камней Урала или другой области СССР, обтесать его соответственно размерам, которые мы Вам сообщим, и переслать нам его в таком виде, чтобы его можно было сразу уложить. Если это возможно, то мы просим на этом камне никаких украшений не делать, а только написать фамилию и даты рождения и смерти. Нет надобности Вам говорить о том, что эту работу необходимо сделать как можно скорее. И Вы, конечно, отлично понимаете, какое значение этот жест будет иметь во Франции». 10 февраля председатель МОПР Елена Стасова передает эту законную просьбу французских товарищей лично Сталину. Решение: «Удовлетворить просьбу Комитета по сооружению памятника Анри Барбюса о присылке в Париж уральскими рабочими надмогильной плиты для склепа»121.

Другой вид бюджетных субсидий западным попутчикам заключался в форме оплаты сценариев и иных литературно-художественных услуг (помимо гонораров за книги). 23 июля 1936 года в момент подготовки поездки Фейхтвангера в СССР Политбюро соизволяет отпустить Главному управлению кинофотопромышленности на оплату сценария «Семьи Оппенгейм»122 валютную субсидию: «Разрешить тов. Шумяцкому оплатить писателю Фойхтвангеру (так в тексте. — Л. М.) за сценарий по роману “Семья Оппенгейм” до 5 тыс. долларов, ассигновав ему эти средства за счет резервного фонда СНК СССР»123 .

Три года спустя поступит аналогичное прошение по тому же действующему лицу (Фейхтвангер) и по аналогичному сюжету (оплата сценария). 28 июля 1939 года Молотов обратится в Политбюро по вопросу экранизации романа Фейхтвангера «Изгнание», «поручив написание сценария автору романа. Л. Фейхтвангер высказывается за экранизацию этого романа в СССР по политическим и художественным соображениям. Для оплаты авторской работы отпустить комитету до 35 тыс. франков. Совнарком Союза ССР считает целесообразным удовлетворить просьбу Комитета по делам кинематографии»124 .

Последний факт не лишен характерной для советского режима неоднозначности и загадочности. За три недели до подписания Молотовым и Риббентропом пакта большевистского СССР с нацистской Германией Политбюро выделяет деньги на написание антинацистского сценария одному из главных врагов гитлеровского режима, эмигранту-еврею, живущему в Париже, — Лиону Фейхтвангеру. Сумма во французских франках была по тем временам немалая. Но уже через месяц первый фильм «Семья Оппенгейм», созданный Григорием Рошалем125 , на два года исчезнет с советских экранов (дабы не оскорблять национальные чувства германских партнеров по антипольской и антизападной коалиции). Вопрос заключается в следующем: если пакт готовился заранее, то почему Политбюро выделяло деньги Фейхтвангеру? Остается невыясненным и другое: получил ли Лион Фейхтвангер ассигнованные ему 35 тысяч французских франков и приступил ли романист к работе над сценарием?

Правдоподобным будет предположение о том, что оплата услуг Фейхтвангера до написания книги «Москва 1937» и после ее выхода в свет шла в том числе и в форме завуалированных гонораров за составление киносценариев. Сценарий «Семьи Оппенгейм» был написан родственницей режиссера фильма Серафимой Рошаль. В рекламных проспектах лишь указывалось на то, что кинофильм был авторизован немецким писателем. Созданию второго фильма помешал пакт Молотова — Риббентропа и начало Второй мировой…

Свои собственные, советские инженеры человеческих душ в исполнении ролей на международной арене также были недешевы. Прямые расходы на поездку в Испанию на писательский конгресс в 1937 году обошлись советской валютной казне в астрономическую по тем временам сумму. 17 апреля главное казначейство империи ГУЛАГа щедро распределило колымские золотые червонцы: на расходы делегации советских писателей на международный конгресс в защиту культуры ассигновать 15 тысяч долларов, по тысяче на каждого члена делегации (включая проезд). Это равнозначно примерно двадцати тысячам долларов на человека в масштабе цен 2003 года. Далее: «Отпустить в качестве помощи от СССР Международной ассоциации на проведение конгресса и проезд иностранных делегатов — 20 000 долларов»126 . Много ли это было по тогдашним советским меркам? В июне 1935 года Сталина попросили разрешить Ивану Лупполу127 после конгресса в Париже съездить в Италию и Англию на 2—3 недели для ознакомления с «аналогичными институту учреждениями». Вождь разрешил, но счел нужным выделить всего лишь 300 валютных рублей128 .

Окончательная дегенерация жанра (иллюстрация из антикосмополитического 1949 года)

О вариации «большевизанствующего» попутничества образца 20-х — начала 30-х годов, перешедшего в ледниковый период послевоенного сталинского режима, говорит утвержденная ЦК программа поездки Луи Арагона и Эльзы Триоле129 в Советский Союз образца 1949 года. Кульминацией визита должна была стать их встреча с академиком Трофимом Лысенко, поездка в лавру в Загорск и посещение мероприятий декады таджикского искусства в Москве. Александр Фадеев докладывал Молотову: «Луи Арагон — убежденный сторонник теории Лысенко. По его инициативе редакция журнала “Эроп”130 посвятила теории Лысенко специальный номер, в котором была помещена статья Луи Арагона. Целью этого выпуска была пропаганда учения Лысенко»131 . Это пример неоднозначной эволюции бывшего попутчика Андре Бретона и Сальвадора Дали. Режим не оставлял никакой свободной территории для умственного маневра своим почетным консулам за пределами одной шестой земного шара. В том числе и бывшим сюрреалистам.

Даже великому скептику и пересмешнику Бернарду Шоу вплоть до его предсмертного вздоха помогали идти по этой жизни Агитпроп ЦК ВКП(б) и Министерство финансов Союза ССР. В 1949 году девяностолетнего циника хотели привезти в Москву на Всемирную конференцию сторонников мира («в качестве гостя»)132 . С пометкой «коммунист» был приглашен и Шон О’Кейси133 , но два хрестоматийных критика приехать не смогли, пообещав прислать приветствия. Приехали более предсказуемые западные интеллектуалы (хотя и не такого калибра, как Шоу или О’Кейси), чья рекламная поддержка оказалась выигрышной в тактическом плане для внутреннего пользования, но не в интеллектуально-стратегическом, международном масштабе.

Издание произведений Бернарда Шоу по причинам внешнеполитической конъюнктуры продолжалось и в годы воинственного антикосмополитизма и борьбы с низкопоклонством перед Западом. Пьесы Шоу не фигурировали в качестве враждебных экспонатов в постановлении ЦК 1946 года о репертуаре драматических театров. Не критиковались они и в сопроводительной литературе по данному вопросу. В злополучном сорок шестом вышел однотомник пьес Шоу. В эти годы пьеса «Пигмалион» шла более чем в восьмидесяти театрах Союза, соперничая по показателю массовости с боевиками Чирскова, Николая Вирты, Анатолия Софронова и Вадима Кожевникова — этих «черных полковников» послевоенной советской драматургии. Шоу знал об этом и потребовал причитавшиеся ему авторские.

20 августа 1949 года «глаза и уши» Лаврентия Берии во Внешнеполитической комиссии ЦК (не путать со штаб-квартирой советской разведки — Комитетом информации МИД), ее председатель и бывший главный редактор тбилисской газеты «Заря Востока» журналист В. Г. Григорьян134 сообщал Сталину о том, что издательство «Художественная литература» готова выплатить Шоу 90 тысяч рублей. Одновременно Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР (в его ведении находились все советские театры) не возражал перечислить на личный счет драматурга за показ пьес престарелого автора астрономическую сумму в 750 тысяч рублей. В результате этих выплат Бернард Шоу мог превратиться в одного из самых высокооплачиваемых «советских» драматургов. Но старцу неконвертируемые советские денежные знаки были не нужны. Он обратился в советское посольство в Лондоне с просьбой прислать английские фунты стерлингов. Для подобной авторизованной утечки капитала требовалось решение Политбюро и согласие Сталина.

Тот факт, что царская Россия и ее правопреемник СССР не присоединились к Бернской конвенции 1886 года об авторском праве, не помешал Сталину разрешить перечислить Шоу в Англию одну четверть причитавшейся ему суммы в английских фунтах (10 тысяч фунтов стерлингов).

«Учитывая заявление Б. Шоу в беседе с сотрудником советского посольства и дружественное отношение Шоу к Советскому Союзу», по предложению финансистов со Старой площади и ревизоров с Лубянки сумма изымалась из бюджетных счетов издательства «Художественная литература» и Управления по охране авторских прав Союза советских писателей, а переводилась в Лондон по каналам Общества культурных связей с заграницей. Послу СССР в Великобритании Зарубину135 была отправлена в Лондон депеша: «Поручите вашему работнику Горшеневу» встретиться с Шоу; «если со стороны Шоу не имеется возражений, он может сообщить адрес и номер текущего счета, на который будет переведен гонорар»136 .

По отношению к своим советским доморощенным талантам или обедневшим белоэмигрантам с красными паспортами кремлевская теория и практика поведения были иными. Престарелым, больным, пенсионного возраста деятелям советского искусства субсидии не выплачивались, орденами они награждались не самыми престижными, а новые почетные звания им старались не присуждать вообще. Так было в случае с композиторами Сергеем Василенко137 и Сергеем Прокофьевым, с кинопевцом великого Октября Дзигой Вертовым. Обнищавшим и больным эмигрантам также не разрешали возвращаться в СССР. Ни к чему не привели просьбы о репатриации Николая Метнера138 .

25 декабря 1952 года личный фотограф Бернарда Шоу Джон Грэхем обратился в Посольство СССР в Великобритании с просьбой переслать Сталину письмо и приложенную к нему фотографию писателя. Посол Г. Пушкин139 прежде всего сообщил в Москву результаты проверки ритуальной чистоты самого фотографа: «по сведениям, полученным из нашего посольства в Лондоне, Д. Грэхем не принадлежит ни к какой политической партии и опасается открыто связывать себя с прогрессивными организациями, хотя утверждает, что он симпатизирует этим организациям». К письму на имя «Уважаемого маршала Сталина» фотограф прилагал портрет, сделанный 13 августа 1950 года, — «самый последний портрет Шоу, когда ему было 94 года»: «Как частый гость г-на Шоу, я знаю, как он был бы рад, если бы Вы имели эту фотографию: г-н Шоу был большим поклонником Вашего превосходительства <…> Я не занимаюсь политикой, но я полагаю, что для Вашего превосходительства это не имеет значения»140 .

В истории с Шоу характерна временная связь между приглашением на всемирную конференцию «сторонников мира» и выдачей значительной суммы подъемных денег и транспортных бонусов. По-видимому, ирландца хотели заманить из Англии щедрым талоном на «отоваривание» в «распределителе».

Хотя содержание беседы Сталина и Бернарда Шоу остается тайной по сей день, вождь всю жизнь оставался лояльным поклонником старца. Не случайно, что в 1939 году, оправдывая свой новый курс на союз с Гитлером и агрессию против Финляндии, Сталин выбрал именно Бернарда Шоу в качестве адвоката тоталитаризма и обвинителя лицемерного Запада. Одна его эпатажная статья обильно цитировалась в написанной Сталиным анонимной передовой для «Известий» за 9 октября 1939 года «Мир или война», посвященной речи Гитлера в Рейхстаге.

В роковую осень начала Второй мировой Сталин утверждает: «Теперь уже никто не может оспаривать, что война в Польше закончилась несколько недель назад. Польская армия интернирована или взята в плен. Полностью обанкротившееся правительство Польши бежало за ее пределы». Критикуя с идеологических позиций демократические страны, Сталин иронично отмечает, что Западом «борьба против идеологии гитлеризма выдвигается в качестве основной и даже единственной причины и цели современной войны». Он продолжает, что «в этом отношении заслуживает внимания статья Бернарда Шоу, опубликованная в журнале “Нью cтейтсмен энд нейшн”». Шоу: «Оправдания для войны нельзя найти, сколько бы мы ни болтали относительно свободы, демократии и всего того, что мы упразднили у себя в стране. Наша задача сейчас — это заключить мир с Германией и со всем остальным миром, а не совершать еще большего зла, которое разрушит жизнь нашего народа».

Сталин делает диалектико-материалистический вывод: «Следует признать, что Бернард Шоу во многих отношениях прав»141 . Прав прежде всего в том, что критиковать нужно не Адольфа Гитлера и нацистскую Германию, а «демократические» правительства Запада. Заручившись такой серьезной интеллектуальной поддержкой, Сталин полностью переписывает окончание передовой (выделенные слова зачеркнуты Сталиным): «Попытка игнорировать мирные предложения Германии, отказаться даже от их обсуждения снимает рыцарскую маску с подлинных виновников и поджигателей войны». Следует новый финал статьи, написанный Сталиным: «Попытка игнорировать мирные предложения Германии» — «значит взять на себя ответственность за дальнейшее развязывание войны, следовательно, взять на себя ответственность за те колоссальные жертвы, которые связаны с войной»142 .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

1 июля 1936 года политбюро разрешает приобрести во франции архив маркса энгельса за 10 миллионов франков
В 30-е годы сталин с интересом читал бюллетени бюро международной информации цк

Так дальше жить в германии нельзя
Вопрос о высылке стоит в повестке политбюро56