<<<     ΛΛΛ     >>>   

12 сентября 1950 года Григорьян сообщает Сталину о том, что председатель английского Общества культурных связей с СССР Д. Н. Притт просит разрешения посетить одно из исправительно-трудовых учреждений СССР (по нынешней исторической номенклатурной словарной классификации — лагерь ГУЛАГа)144 . Английский юрист обосновывает необходимость такой экскурсии планами издания в Великобритании своей очередной книги с «разоблачением клеветнических измышлений англо-американской пропаганды о принудительном труде в СССР». Идея в Москве понравилась. Аппарат ЦК с помощью правоохранительной и весьма компетентной референтуры МГБ остановил выбор на Крюковской колонии. Традиции «Интуриста» и ВОКСа времен рытья Беломорканала оставались фирменным блюдом экскурсионного обеспечения путешествий из-за железного занавеса.

В деле — запрос ЦК министру МВД Круглову145 и ответ высшего милицейского чина секретарю ЦК Суслову: «Тов. Круглов сообщил тов. Суслову М. А. , что Крюковская колония146 находится в хорошем состоянии и надлежащий показ будет обеспечен»146а. Лояльность доктора Притта была исторически и традиционно гарантирована. Кадры симпатизантов и большевистских попутчиков из Великобритании были намного предсказуемее визитеров из романо-германских стран. Эффективность коэффициента их полезного действия, отдача на каждый рубль капиталовложений были документально доказуемы. Так было в 30-е годы в случае с Уэллсом, Шоу, супругами Вебб, в 50-е с канадским священником и лауреатом Сталинской премии мира Эндикоттом147 и в 70-е с австралийским англичанином и лауреатом Ленинской премии мира Джеймсом Олдриджем148 .

Доктор Притт сообщал в Москву, что в 1936 году он уже посещал «исправительно-трудовые лагеря в СССР, после чего написал книгу, которая была издана на восьми языках и сыграла положительную роль». Вот только советский режиссер подобных фокусов с привлечением иностранных гастролеров и организатор визита Притта бесподобный Карл Радек сам тем временем превратился в пыль в одном из таких лагерей или тюрем.

Эпилог

В один из сентябрьских дней тридцать седьмого года, в тиши кабинета на Старой площади в Москве, главный кадровик большевистской партии Георгий Маленков просматривал бумаги на очередного номенклатурного выдвиженца. Этот новый кадр подходил лишь для неприметной руководящей должности. Маленков согласился с назначением, но ему не понравилась фамилия кандидата — заведующего сельскохозяйственным отделом Воронежского обкома партии Левина. Тогда генерал-бюрократ, своими объективками и справками отправивший на эшафот сотни, если не тысячи людей, во всех сопроводительных документах на нового назначенца с маниакальной дотошностью отточенным простым карандашом проставляет в фамилии кандидата над буквой «е» две точки и превращает ее из иудейско-библейской «Левин» в крестьянско-русскую «Лёвин».

Примерно в те же дни на двух крупнейших советских киностудиях приступают к съемкам двух антигитлеровских фильмов: «Семья Оппенгейм» на «Мосфильме» и «Доктор Мамлок» на «Ленфильме». Первый — по роману Лиона Фейхтвангера, второй — по пьесе Фридриха Вольфа149 . Двум этим кинокартинам будет суждено стать единственными в том мире и в то время фильмами, где в открытую говорилось о зверином антисемитизме нацистского режима. Еще до «хрустальной ночи», до Освенцима, доктора Менгеле и Эльзы Кох. На «Мосфильме» снимался фильм по роману Фейхтвангера, а в главном кадровом бастионе режима, который финансировал дорогостоящее производство этого фильма, чиновник высшего ранга придавал семитским фамилиям этнически приемлемую славянскую фонетику и графику. Жаль, что Маленкову не дали том «Анны Карениной» с задачей проставить в тексте точки над каждым упоминанием фамилии Левина. В этом типичном противоречии видится и природа неоднозначности сталинского режима, и изначальное существование альтернативного потенциала для любого, самого непредсказуемого, поворота политического руля.

Возможность нацистско-большевистского сговора определилась в сознании столпов советского режима еще до заключения пакта: на мистическом уровне проставления точек в фамилии «Левин», в сталинских указаниях для советской печати сдерживать персональную критику вождей «третьего рейха»150 . После августа 1939 года многие западные интеллектуальные вожди поколения, с восторгом перечисленные в реестрах Первого писательского съезда, примут решение пойти своим путем. Сталинский режим останется наедине с новыми германскими «друзьями». Флирт с тоталитаризмом оказывался смертельно опасным и рискованным занятием. При этом приглашенные осенью тридцать шестого в Москву Маркузе и Фейхтвангер сами лишь чудом не попали в лапы гестаповцев в оккупированной Франции. Правда, им двоим повезет: они спасутся и переедут в Америку.

В дни празднования сорокалетия Октябрьской революции в 1957 году в юбилейном номере журнала «Огонек» была опубликована небольшая автобиографическая заметка Л. Фейхтвангера под характерным названием «Испытание временем». Писателю оставалось чуть больше одного года жизни (он умрет в Лос-Анджелесе). Эссе можно считать своеобразным подведением итогов. Фейхтвангер говорит о себе одновременно в первом и третьем лице («мой друг Г. Л.»). О сюжете рассказанного нами эпизода из номенклатурной истории советской литературы он пишет:

«Пришло время, когда в Москве предстали перед судом внутренние изменники и саботажники. Даже некоторые верные друзья Советского Союза начали впадать в сомнения, многое казалось им невероятным. Они отказывались принять эти факты. Мой друг Г. Л. тоже их не принимал, но он проглатывал их.

Я присутствовал по желанию Сталина на одном из процессов, и я передал моему другу то, что сказал мне Сталин, рассказал также со всей возможной точностью о моих впечатлениях и об общем фоне, на котором протекали эти процессы. Мой друг заявил: “Еще никогда в истории человечества не было сделано шага вперед без борьбы, без кровопролития. Даже самые высокие мыслители соглашались с этим —от Фукидида до Веньямина Франклина. Вожди, даже стоящие во главе справедливого дела, остаются людьми, они подвержены людским слабостям и заблуждениям...”

Пришло второе испытание. Советский Союз заключил договор о ненападении с Гитлером. Антифашисты целыми группами отходили от Советского Союза. Мой друг Г. Л. не дал себя сбить с толку. Он был убежден, что Советский Союз имел правильные, разумные основания для заключения договора о ненападении и что цель Советского Союза — построение социалистического общества — осталась неизменной. Его высмеивали. Самые близкие люди покинули его. В своем эмигрантском уединении он ушел в себя еще больше».

Апофеозный финал эссе: «Сороковая годовщина Октябрьской революции — это один из лучших дней в его жизни»151 .
Некоторые из западных собеседников и поклонников Сталина и советского эксперимента молчаливо отвернулись от вождя и его режима уже в 30-е годы (Эмиль Людвиг, Герберт Уэллс), другие сделали это со скандалом (Андре Жид), третьи ушли в мир респектабельной буржуазной политики (Андре Мальро). Лион Фейхтвангер, похоже, умер нераскаявшимся.

Л. Максименков

Примечания ко II части

1-2 Ш. З. Элиава (1883—1937) — заместитель наркома внешней торговли СССР, затем заместитель наркома легкой промышленности СССР. Расстрелян.

3 Л. М. Карахан (1889—1937) — заместитель наркома иностранных дел СССР, затем посол СССР в Турции. Расстрелян.

4 Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме // Ле-
нин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5. Т. 41. М., 1977. С. 14.

5 В. П. Ставский (Кирпичников; 1900—1943) — секретарь РАПП (1928—1932), ответственный секретарь правления Союза писателей СССР (1936—1939), редактор журнала «Новый мир» (1937—1941), депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. Один из главных проводников ежовского террора в писательской организации. Погиб на фронте.

6 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Ед. хр. 257. Л. 40.

7 Машинописный экземпляр. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 804. Л. 18. На тексте перевода послания Сталин оставил каракули и пометки, среди которых, кроме слов «Зеленый пар», разобрать ничего не удалось.

10 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1130. Л. 49.

11 Выдающийся американский журналист и создатель агентства ЮПИ Рой Уилсон Говард (1883—1964).

12 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Ед. хр. 24. Л. 105.

13 9 января 1937 года Николай Ежов докладывал Сталину: «Направляю квартирное расписание (дислокация) воинских частей Германской Армии на 1935—36 год. Документ изъят нами 4/I с. г. в несгораемом шкафу германского военного атташе в Москве генерала
КЕСТРИНГ, сфотографирован и положен на прежнее место <...> Изъятие и фотографирование документа было проведено лично старшим лейтенантом Государственной Безопасности тов. БИРО Б. Ф., успешно производящим в течение ряда лет выемки в здании Германского посольства и его военного атташе в Москве. В особых и трудных условиях непосредственного проведения выемок в зданиях Германского посольства и его военного атташе, тов. Биро Б. Ф. проявляет инициативу, смелость, находчивость и выдержку...» Ежов предлагает наградить Биро орденом Красной Звезды с формулировкой: «За особые заслуги в деле б-бы с контрреволюцией». Резолюция Сталина красным карандашом: «За» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1134. Л. 73). Оказалось, что в январе тридцать седьмого года в дни, когда Фейхтвангер готовился к встрече с вождем, контрреволюция свила свое очередное гнездо в Леонтьевском переулке, в здании посольства нацистской Германии. Уже весной этого года Биро будет арестован НКВД, объявлен частью заговора и позднее расстрелян.

14 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 207. Л. 36.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Служебное положение занимали в великобритании ради чего они пошли на сотрудничество с советской разведкой

Понравилась фамилия кандидата заведующего сельскохозяйственным отделом воронежского обкома партии левина
Чем лучше интеллигенция распознает интересы господствующих классов