<<<     ΛΛΛ     >>>   

Государь понял, что победа «защитников Петрограда» означает конец надежде на освобождение страны от засилья немецкой агентуры. Документы, подтверждающие связь большевицкого руководства с немцами, еще в апреле 1917 года попали в разведотдел русской армии.
Временному правительству удалось подавить большевицкий мятеж 3 июля 1917 года, потому что войскам были зачитаны документы, свидетельствующие, что Ленину, Суменсон, Козловскому, Троцкому и другим агентам германского генштаба были заплачены известные суммы за подрывную работу в тылу и на фронте русской армии.
За утечку информации, допущенную большевицким руководством, его хозяева — разведывательное бюро (отдел) германского генштаба — сделал строгое внушение своим ставленникам, когда те захватили власть, отобрав ее у Временного правительства. Налицо была государственная измена, но «временщики», сами возникшие в результате измены, потому и отошли в сторону, когда «кукловоды» — круги, которым было не нужно русское государство, — решили, что наступило время для смены декораций.
«Около 15 ноября <1917 г.> мы узнали, что Временное правительство свергнуто и что большевики захватили власть в свои руки. Но... большевики лишь несколько месяцев спустя надумали заняться нами», — вспоминал Пьер Жильяр. Комендантом продолжал оставаться довольно благодушно настроенный к Августейшим Узникам эсер Панкратов. Но после того, как в Рождество дьякон провозгласил во время службы в церкви многая лета Царской Семье, разразился скандал. Солдаты едва не растерзали священника. После этого Царской Семье запретили посещать храм, что было для них тяжелым ударом. В январе солдатский комитет запретил носить погоны, а в феврале, в связи с демобилизацией армии (готовился Брестский сговор) старые солдаты были отпущены домой. Несмотря на «уступчивость» большевиков, немцы продолжали наступать. Были сокращены расходы на содержание Семьи и служащих. По существу, Семья, у которой были конфискованы все средства, стала жить чуть ли не впроголодь. Добросердечные тоболяки, узнав о бедственном положении Августейших Узников, приносили им сласти, печенья, яйца. 19 марта стало известно о том, что подписан Брест-Литовский договор. По сообщениям газет, одним из условий договора было требование немцев передать им целой и невредимой Царскую Семью. Требование оскорбило Государя и Императрицу. В середине апреля в Тобольск прибыл с отрядом красногвардейцев московский комиссар В. В. Яковлев, облеченный ВЦИК'ом неограниченными полномочиями. Он заявил, что должен увезти с собой Императора.
Сначала Государь отказался, но Яковлев сказал, что иначе пришлют «менее гуманного, чем он, человека». Поняв, что его хотят заставить подписать позорный Брестский договор, Государь заявил, что скорее даст отрубить себе руку, чем подпишет подобный документ. Заставив себя расстаться с детьми, Государыня поехала с Императором. Перед отъездом дети упали на колени перед родителями, прощаясь с ними.
В. В. Яковлев, учтиво относившийся к Государю, называл его «Ваше Величество» и упорно отказывался назвать место назначения. До Тюмени добирались с трудом. При переезде через реки, которые вот-вот должны были вскрыться, вода доходила до осей тарантасов. Государя и Императрицу сопровождали, кроме Великой Княжны Марии Николаевны, князь Долгоруков, лейб-медик Боткин, камердинер Государя Чемодуров, бывший матрос Гвардейского Экипажа Седнев и комнатная девушка Императрицы Анна Демидова. Хорошо изучив характер швейцарца Пьера Жильяра, который умел ухаживать за Наследником Цесаревичем, Императрица поручила ему присматривать за ребенком, получившим тяжелую травму при катании на санках с лестницы. Ледяная горка, на которой катались Царские Дети, была разрушена охранниками. При детях также остались граф Татищев, графиня Гендрикова, баронесса Буксгевден, Е. А. Шнейдер, А. А. Теглева, камердинер Царицы Волков, дядька Наследника К. Г. Нагорный, лакей А. Е. Трупп и ряд служителей. Общее число их составило 26 человек. 15/28 апреля на имя Кобылинского из Тюмени пришла телеграмма: «Едем в хороших условиях. Как здоровье Маленького? Христос с вами».
Неожиданно обитатели генерал-губернаторского дома в Тобольске получили телеграмму, в которой сообщалось, что вместо Москвы Августейшие путешественники оказались в Екатеринбурге. Как это произошло, до сих пор точно не установлено. Одни полагают, что Яковлев, пытавшийся пробиться в Москву окружным путем, был задержан. Другие — что он был в сговоре с Я. Свердловым и Лениным, которые не хотели, чтобы Государь оказался спасенным немцами. Хотя опасения эти были беспочвенными. В отличие от большевиков, Царь на сговор с оккупантами не пошел бы. Поэтому возмутительно замечание, сделанное следователем Н. А. Соколовым: «Царь Николай II... Да разве мог он сказать такие слова: лучше смерть, чем соглашение с немцами?» Что это? Преднамеренная клевета? Искреннее заблуждение? Результат обстановки, сложившейся в кругах русской эмиграции, пытавшейся убедить всех, что в их несчастьях повинен преданный ими Государь, а не они сами? Не о них ли говорил М. Арцыбашев в «Записках писателя»:

«Где вы, те, кто в Феврале исходил восторгом от «великой бескровной русской революции», кто ждал от нее великих достижений, кто сыпал громкими словами и пышными лозунгами?.. Как ошпаренные тараканы рассыпались они по всему свету, забились во все заграничные щели и... думают горькую думу: что же это такое? Неужели мы, в самом деле, были только идиотами, ничего не предвидели и не понимали?.. Нет, ошпаренные тараканы, отсидевшись и отдышавшись от этой проклятой революции, в прекрасном далеке, немедленно принялись измышлять себе оправдание. Кое-кто просто пытается снять с себя всякое оправдание, свалив всю вину на большевиков, на немцев, доставивших нам знаменитый запломбированный вагон, на стихийное бездушие, вдруг, неведомо почему охватившее весь русский народ. А кто похитрее, стараются все дело представить в таком виде, чтобы и вины никакой не оказалось, они пытаются «оправдать революцию»».

Не от имени ли этих «ошпаренных тараканов» говорил Н. А. Соколов, называя Царя слабым, безвольным, награждая и другими эпитетами, по примеру юсуповых, шавельских и прочих клеветников. Нельзя перечеркнуть огромный труд, проделанный в 1919 году следователем по особым делам, но нельзя и не усумниться в ряде выводов, к которым приходит этот юрист.
По словам одного из свидетелей, Яковлев во время поездки сообщил Государю, что его везут в Ригу. Другие полагали, что Царя везут в Москву. Комиссар Заславский (знакомая фамилия?), получивший от Яковлева щелчок по носу, убедил Уральский совдеп, что Яковлев везет царя не в Москву, а за границу. Екатеринбургские большевики объявили по телеграфу «всем, всем, всем», будто Яковлев — враг народа. Во время остановки поезда для заправки водой он был окружен. Яковлева с его «грузом», как цинично называл Царственных Узников московский ставленник, направили в Екатеринбург. Там пленников обыскали. У князя Долгорукова, на его беду, нашли два револьвера и 80 000 рублей. Князя тотчас же отправили в тюрьму. Остальных повезли в дом инженера Ипатьева, которому в апреле месяце было предписано большевицким совдепом освободить особняк, оставив мебель, а вещи перенести в кладовые. Особняк получил зловещее название «дом особого назначения». Следовательно, все было предусмотрено заранее, и гипотеза о «добром комиссаре» Яковлеве становится неубедительной.
Шая Голощекин, вместе с Дидковским приехавший из Германии, обыскал пленников, словно это уголовники. «Груз» был принят Белобородовым и Дидковским, которые выдали Яковлеву такой документ:

«Рабочее и Крестьянское
Правительство
Российской Федеративной Республики Советов
Уральский Областной Совет
Рабочих
Крестьянских и Солдатских
Депутатов
Президиум
№ 1
Екатеринбург, 30 апреля, 1918 г.

Расписка.

1918 года апреля 30 дня я, нижеподписавшийся, Председатель Уральского Областного Совета Раб., Кр. и Солд. Депутатов Александр Георгиевич Белобородов получил от Комиссара Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Василия Василиевича Яковлева доставленных им из г. Тобольска: 1. бывшего царя Николая Александровича Романова, 2. бывшую царицу Александру Федоровну Романову и 3. бывш. вел. княжну Марию Николаевну Романову, для содержания их под стражей в г. Екатеринбурге.
А. Белобородов
Чл. Обл. Исполн. Комитета
Г. Дидковский»

Поскольку деньги находились у князя Долгорукова, Царственные Узники оказались без средств. Принадлежавшие им драгоценности, в основном, остались в Тобольске (драгоценности, принадлежавшие державе, были конфискованы еще временным правительством). Чтобы сохранить их, Государыня послала Теглевой от имени горничной Демидовой телеграмму: «Уложи, пожалуйста, хорошенько аптечку с лекарствами, потому что у нас некоторые вещи пострадали». Под словом «лекарства» подразумевались драгоценности.
Царственных Узников повезли в дом Ипатьева. Ошибся солдат, который решил, что Императора повезут в столицу. Во время остановки поезда в одном из сел какой-то крестьянин спросил красноармейца — из тех, кто сопровождали Царя:
— А куда вы, черти, нашего Царя-батюшку везете? В Москву, что ли?
— В Москву, дедушка, в Москву.
— Слава Те, Господи, что в Москву. Теперича снова будет в Рассее порядок...
Увы, нет в Москве Царя, нет и порядка в России.
Дом Ипатьева находился на вершине холма напротив Воскресенской площади. Окружен он был высоким забором, так что из окон был виден лишь золотой крест, наблюдать который доставляло удовольствие узникам «дома особого назначения». В одной комнате разместились Их Величества с Великой Княжной Марией Николаевной, в другой — Анна Демидова, в третьей — доктор Боткин и Чемодуров. Охрана дома заметно отличалось от той, что была в Тобольске. Комендантом был бывший слесарь Авдеев, пьяница и хулиган. Он и остальных спаивал. Были и порядочные солдаты из числа охранников. Один из них рассказывал:

«Часовые к б. Государю относились хорошо, жалеючи, некоторые даже говорили, что напрасно человека томят». Но было и немало дурных людей. По словам Чемодурова, «поведение и вид караульных были совершенно непристойные: грубые, распоясанные... они возбуждали ужас и отвращение». Обед был общий с прислугой. «Придет какой-нибудь <из красноармейцев> и лезет в миску: «Ну, с вас довольно».

Князь Львов, сидевший в тюрьме вместе с Седневым и Нагорным, передавал их слова о порядках в Екатеринбурге:

«<Охранники> начали воровать первым делом. Сначала воровали золото, серебро. Потом стали таскать белье, обувь... Становилось все хуже и хуже. Сначала на прогулки давали 20 минут, а потом стали все уменьшать это время и довели до 5 минут. Физическим трудом совсем не позволялось заниматься...»

Государыня, Император и уехавшая вместе с ними Великая Княжна Мария Николаевна скучали по близким, оставшимся в Тобольске. И Тобольское заточение по сравнению с Екатеринбургом казалось светлой порой для Царственных Узников. Мы приводим письма Великой Княжны Марии Николаевны и Государыни, написанные ими по приезде в «столицу Красного Урала».

«27 апреля/10 мая, 1918 г. № 16
Скучаем по тихой и спокойной жизни в Тобольске. Здесь почти ежедневно неприятные сюрпризы. Только что были члены областного комитета и спросили каждого из нас, сколько кто имеет денег. Мы должны были расписаться, т. к. Вы знаете, что у Папы и Мамы с собой нет ни копейки, то они подписали: ничего, а я 16 р. 75 к., которые Анастасия мне дала в дорогу. У остальных все деньги взяли в комитет на хранение, оставили каждому понемногу,— выдали им расписки. Предупреждают, что мы не гарантированы от новых обысков.
Кто бы мог думать, что после 14 месяцев заключения так с нами обращаются. Надеемся, что у Вас лучше, как было при нас».
«28 апреля/11 мая 1918 г.
С добрым утром, дорогие мои. Только что встали и затопили печь, т. к. в комнатах стало холодно. Дрова уютно трещат, напоминает морозный день в Тобольске. Сегодня отдали наше грязное белье прачке. Нюта тоже сделалась прачкой, выстирала Маше платок, очень даже хорошо, и тряпки для пыли. У нас в карауле уже несколько дней латыши. У Вас, наверное, неуютно, все уложено. Уложили ли мои вещи, если не уложили книжку дня рождения, то попроси Н. Т. написать. Если не выйдет, то ничего. Теперь уже, наверное, скоро приедете. Мы о Вас ничего не знаем, очень ждем письма. Я продолжаю рисовать все из книжки Бем Может быть, можете купить белой краски? Ее у нас очень мало. Осенью Жилик где-то достал хорошую, плоскую и круглую . Кто знает, может быть, это письмо дойдет к Вам накануне вашего отъезда. Благослови Господь ваш путь и да сохранит Он вас ото всякого зла. Ужасно хочется знать, кто будет вас сопровождать. Нежные мысли и молитвы вас окружают — только чтобы скорее быть опять вместе. Крепко вас целую, милые, дорогие мои, и благословляю.
Сердечный привет всем и остающимся тоже. Надеюсь, что Ал. себя крепче опять чувствует и что дорога не будет его слишком утомлять. Мама .
Пойдем сегодня утром погулять, т. к. тепло. Валю все еще не пускают. Скажите А. (?) Вас. и др. привет. Очень жалела, что не успела проститься. Наверное, Вам будет ужасно грустно покинуть Т., уютный дом и т. д. Вспоминаю все уютные комнаты и сад. Качаетесь ли Вы на качели или доска уже сломалась?
Папа и я горячо Вас милых целуем. Храни Вас Бог.
Всем в доме шлю привет. Приходит ли Толя играть? Всего хорошего и счастливого пути, если вы выезжаете.
Ваша М[ария]»

Великая Княжна Мария Николаевна не забывала и друзей, оставшихся в России. Хотя жизнь в Екатеринбурге стала гораздо тяжелее — как в материальном, так и в нравственном отношении, она не жалуется.

От Великой Княжны
Марии Николаевны
к З. С. Толстой

«Екатеринбург, 4/17 мая 1918 г.
Христос Воскресе!
Дорогая моя З...
Поздравляю Вас с светлым праздником. Извиняюсь, что так поздно, но мы как раз уехали перед праздниками. Это было для нас очень неожиданно. Алексей был как раз болен, так что сестрам пришлось остаться с ним . Они должны скоро к нам приехать . Скажите Рите , что не очень давно мы видели мимолетно маленькую Седюшу . Сегодня три недели как мы выехали из Т. Так грустно быть без других , в особенности теперь, и на праздниках.
Устроились мы пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад совсем маленький. Когда приедут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной , где и проводим почти целый день. Только выходили в сад, погода серая и идет дождь. А в дороге погода была чудная. До Тюмени 260 верст ехали на лошадях. Дорога была ужасная, трясло ужас как. Бумага, в которой были завернуты вещи, местами протерлась. Табак высыпался из папирос. Но, как ни странно, ничего стеклянного не разбилось. У нас были взяты с собой лекарства , и это доехало благополучно. Ехали мы два дня, ночевали в деревнях. Через Иртыш проехали на лошадях, а через Туру пешком и несколько сажень до берега на пароме. Мама перенесла эту дорогу удивительно хорошо, но теперь, конечно, чувствует усталость и почти каждый день болит голова. С нами приехал доктор Боткин , у него бедного в дороге сделались колики в почках, он очень страдал. Мы остановились в деревне, там его положили в избу, он отдохнул два часа и поехал с нами дальше. К счастью, боли не повторились. А как Вы поживаете? Сестры нам писали, что имели от Вас известия. Если хотите мне написать, то адрес мой: Екатеринбург, областной исполнительный комитет, председателю, для передачи мне. Имели ли какие известия о Тили ? Всем Вашим и Ник. Дм. привет. Крепко целую Вас, Риту и детей . Желаю Вам всего хорошего. Храни Вас Господь. Ужасно было грустно, что нам ни разу не удалось быть в соборе и приложиться к мощам Св. Иоанна Тобольского.
М[ария]»

Но и в Тобольске, где оставались Великие Княжны и Наследник, стало хуже, чем прежде. Из Екатеринбурга приехал отряд красногвардейцев во главе с Родионовым и Хохряковым. Хохряков, в прошлом кочегар, был довольно безобидным человеком. Зато Родионов, бывший жандарм, прежде агент охранного Отделения, который, живя в Берлине, выдавал скрывавшихся там революционеров, был жестокий тип. Он злоупотреблял возможностью поиздеваться над беззащитными пленниками. Запрещал Великим Княжнам запирать двери их комнат. Когда Великих Княжен и Наследника повезли в Екатеринбург, то издевательства красногвардейцев над узниками стали вовсе невозможными. Родионов запирал каюту, в которой ехали Цесаревич и Нагорный. Благородный моряк возмутился: «Какое нахальство! Больной мальчик! Нельзя в уборную выйти!» Напротив, Великим Княжнам на пароходе «Русь», который вез детей с их спутниками в Тюмень, каюты запирать изнутри запрещалось. Более того, двери оставались открытыми, а возле них стояли часовые. Добрые тоболяки и монахини Ивановского монастыря снабдили Царских Детей съестными припасами — молоком, квасом, творогом, пирогами, печеньем. Но все это красногвардейцы отобрали. В дороге давали им лишь немного молока.
После того, как поезд из Тюмени доставил Их Высочеств и их слуг в Екатеринбург, Великих Княжен, Наследника в сопровождении Нагорного и Седнева, а также повара и поваренка отвезли в Ипатьевский дом. Юных девушек заставили самих нести свои вещи. Когда Нагорный решил помочь, один из комиссаров нанес ему такой удар, что бедняга отшатнулся.
Графиню Анастасию Васильевну Гендрикову, совсем молодую женщину и пожилую гоф-лектрису (чтицу) Екатерину Адольфовну Шнейдер, графа Татищева и камердинера Волкова отправили в тюрьму. Обеих женщин, которые были больны, поместили в тюремную больницу.
Пьера Жильяра, баронессу Буксгевден, несколько человек прислуги отвезли на запасные пути, где скопилось до 35 тысяч беженцев, живших в невероятной грязи. Доктор Деревенко оказывается в привилегированном положении: он нанимает в частном доме комнату, довольно часто посещает заключенных «дома особого назначения» и лечит Цесаревича. Одновременно занимается частной практикой. Среди его пациентов, главным образом, представители еврейского (довольно многочисленного) населения Екатеринбурга.
Находившаяся в тюрьме графиня Гендрикова, которую все члены Царской Семьи ласково называли Настенькой, не имела при себе никаких вещей, впрочем, как и Екатерина Адольфовна Шнейдер. Имея всего одну смену белья, она надевала рубашку, когда стирала блузу. Когда стирала рубашку, надевала блузу. Однажды комиссары ее спросили, отчего она не попросит свои вещи. Графиня ответила, что ей ничего не нужно. «Так чего же вы хотите?» — «Служить Их Величествам до конца». В пермской тюрьме, куда ее перевели, она оказалась в одной камере с супругой князя Иоанна Константиновича.
В первые же дни после прибытия в Екатеринбург Седнева и Нагорного увезли на извозчике под конвоем.
Оставшись без верного помощника, Государь сам выносил в сад своего сына. Наследника, но, увы, наследника страданий. Однажды Государь спросил у одного из своих охранников:
— Как дела, как война, куда ведут войско?
— Между собой идет война, русские с русскими дерутся, — ответил охранник.

Н.А.Соколов. Убийство Царской Семьи. М.: Советский писатель. 1990. С. 39.

Там же. С. 35-36.

П.Жильяр. Цитир. пр. С. 23.

И.Наживин. "Бежин луг". М.: 1995, № 2. С. 183.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Ее величество
Не доезжая петрограда у платформы воздухоплавательный парк поезд с телом распутина был остановлен
Кузнецов В. Русская Голгофа истории России 2 государь
Наконец государыня решила сообщить дочерям об отречении их отца
По инициативе императрицы было создано 70 походных госпиталей