<<<     ΛΛΛ     >>>   

«Мы серчали на правительство — оно совсем не было так уж зверски плохо, ...били нашими обличениями по всей России, учились и учили не любить ее, а стыдиться... На первое место в детском и юношеском воспитании выдвинем не тех, кто ловчее освистывал Россию, а тех, кто любовно и бережно описывал ее и учил нас любить ее...»

В беседе с отставным министром Временного правительства Переверзевым писатель рассказал о настроениях в крестьянских массах и отметил, что «уже есть опасность абсолютизма» (Царская Семья была еще жива в это время).
— Какая же «опасность» абсолютизма? — удивился экс-министр. — Присягнем нашему Государю Императору и будем верой и правдой служить ему.
Иван Наживин от изумления даже откинулся на спинку стула:
— Но ведь вы были откомандированы в коалиционное министерство одной из социалистических партий? Давно ли вы стали говорить так, как только что говорили со мной?
— А с тех пор, как побывал у власти... — ответил бывший министр юстиции временного правительства.
«Я поклонился, — вспоминает И. Наживин. — Это был умный и мужественно-откровенный человек».
О тяге к царю среди крестьянства свидетельствовал и Иван Бунин. Тот самый, который, узнав в своем орловском поместье об убийстве Столыпина, ...плясал от радости.
А позднее, спустя несколько лет после Екатеринбургского злодеяния, Иван Наживин признавался:

«...И все, и каждый из нас виновны в том, что не сумели сохранить и сберечь Царя своего. И Бог карает за это русский народ. С падением Престола, со смертью Царя всего лишилась Россия. Величие и славу, святыни и богатства... Все... и даже имя свое она потеряла... Все потеряла, и сама отлетела, как сон...»

Иван Наживин отмечал, что вина за гибель Царской России лежит и на писателях:

«С Гоголя и началось это высмеивание России; высмеивали кто во что горазд: один освистывал духовенство..., Островский живописал купца-зверя, Салтыков специализировался на высмеивании чиновничества и т. д. И, наконец, ...явился Горький.. Идеалом человечества... был объявлен пьяный... босяк Ванька-Пляши-Нога и его воняющая сивухой подруга Катька-Заверни-Подол — ...герои, которые идут теперь в авангарде мировой революции...».

Во время своего заточения в Тобольске Государь Император в разговоре с Сиднеем Гиббсом сообщил ему следующее: «Существует легенда, что Царь Александр I Благословенный посетил Старца Серафима, и тот сказал ему: «Продлится род твой триста лет и три года. Начался он в доме Ипатьева и кончится в доме Ипатьева. Начался с Михаила и кончится Михаилом»... Он говорил еще много другого, — продолжал Государь. — Что на мощах его будет построена кузница диавола для уничтожения всего рода человеческого, что Россия будет затоплена кровью за грехи ее. Но Господь милостив, Он даст России восстать из руин и пепла, о чем предупредит всех русских людей чудесными знамениями в святой день Преображения Господня. Старец также говорил о чудесном отроке, который, явившись, избавит Русь от скверны черного язычества. Вы видите, Гиббс, как все это совпадает со словами португальской девочки из Фатимы?» <Речь идет о явлении Божией Матери в Фатиме в 1917 г. >.
«Где-то в середине октября 1917 года, — вспоминал Гиббс, — до Тобольска дошли газеты с описанием так называемого Фатимского чуда. Государь получал в Тобольске много газет, включая и иностранные, но все они приходили по меньшей мере с месячным опозданием. В середине октября пришли некоторые газеты, вышедшие еще в июне и июле. Его Величество дал мне посмотреть несколько газет, где под разными заголовками давалось описание Фатимского чуда. ...После призыва молиться за Россию, которую Господь решил покарать преобразованием, Лючия объявила окончательный приговор Пресвятой Девы. Это произошло 13 июля 1917 года. «Господь твердо решил покарать Россию, и неисчислимы будут ее бедствия и страшны страдания народа. Но милость Господа безгранична, и всем страданиям отпущен срок. Россия узнает о том, что наказание окончено, когда Я пришлю отрока, чтобы тот объявил об этом, появившись в сердце России. Его не надо будет искать. Он сам найдет всех и заявит о себе»... «На месте Вашего Величества, — осторожно заметил я, — я не стал бы придавать особого значения этим газетным сообщениям. Вы же знаете газетчиков и их вечную склонность к преувеличениям. В католических странах случаи, подобные Фатимскому чуду, далеко не редкость. За последние двести лет их произошло не менее дюжины во Франции, Италии, Испании и Португалии. И в Испанской Америке...» — «О нет! — перебил меня Государь. — Ни один португальский газетчик не додумался бы вложить в уста этой девочки пророчества о России. Зачем им Россия? Я тоже знаю о подобных случаях в прошлом. Но все сводилось к тому, если вообще отрицать Божественную сущность происходящего, чтобы привлечь паломников к определенному месту, либо добиться субсидий и пожертвований для какого-нибудь близлежащего монастыря. В Португалии не только эта неграмотная деревенская девочка, но и большинство владельцев газет знают о России столько же, сколько мы о них, даже меньше. Кто же мог вложить в уста девочки, наверняка будущей святой, слова именно о России. Ну, представьте себе, господин Гиббс, чтобы у нас, скажем, Серафим Саровский стал бы пророчествовать о Португалии, Франции или о вашей стране? Кто бы его услышал?»

Но, как мы полагаем, Государь еще надеялся на то, что Его Семье будет предоставлена возможность выбрать место их дальнейшего пребывания после созыва Учредительного собрания. Даже Государыня, не желавшая расстаться с Россией, где родился Ее Супруг, Ее Дети, Ее Солнечный Луч — Наследник Цесаревич, предчувствуя дальнейшие осложнения в жизни Семьи, попытались связаться со своими королевскими родичами в Англии — королем Георгом и королевой Марией. Если благодарность в наше время стала пустым звуком, то должен же существовать зов крови — ведь королева Виктория была ее родной бабушкой и прабабушкой ее дочерей — Великих Княжон и сына — Наследника Цесаревича. Условия заточения стали невыносимыми. Пришлось рассчитать ряд людей, в том числе и всеми любимую Теглеву. Причина — стесненность в средствах. Царственные Узники ищут какой-то выход.
Свыше тридцати лет назад мисс Маргарет Джексон была учительницей принцессы Алисы Гессенской, впоследствии ставшей Императрицей Всероссийской. Александра Федоровна часто переписывалась со своей старой учительницей. В 1917 году старушка жила в пансионате для гувернанток в Риджентс Парке. К мисс Джексон писал учитель английского языка Сидней Гиббс. В одном из писем он рассказывал о событиях, произошедших в последнее время с Царской Семьей. Он был частным лицом, и писать за границу ему было сподручнее чем самой Императрице.

«Дорогая мисс Джексон,
В газетах вы прочтете о многих изменениях, которые у нас произошли. В августе Временное правительство решило перевезти нас из Царского в Тобольск, небольшой городок в Сибири, расположенный в 300 верстах от железной дороги. Произошла смена резиденции. Мы устроились в новом жилище, доме бывшего губернатора. Город гораздо лучше, чем мы ожидали, но все-таки он крайне примитивен. Он расположен у подножья крутого холма, который завершается высоким плоскогорьем. На нем расположен главный собор, в нем находятся мощи, дворец епископа и большое здание, которое сейчас используется, как судебная палата. Хотя в городе проживает всего 25 тысяч человек, в нем свыше двух десятков церквей, коих колокольни и купола, зачастую необычной формы, придают городу особую прелесть. По обыкновению, церкви окрашены в белый цвет, крыши — в бледно-зеленый. Сверху обычно небольшой купол, увенчанный позолоченным крестом. На фоне светло-голубого неба они являют собой неповторимое зрелище.
Наш дом, вернее, дома, поскольку мы занимаем два дома (они расположены через дорогу друг от друга), самые лучшие в городе. Дом, в котором живет Семья, совершенно изолирован, при нем имеется небольшой садик, к которому прирезан участок дороги, тоже обнесенный забором. Второй дом, он почти напротив, занят правительственными чиновниками; в нем также находятся помещения для свиты. Дом губернатора не очень велик, но комнаты уютно обставленные и светлые. Как в большинстве русских домов, поднявшись по главной лестнице, вы попадаете в залу, по одну сторону которой находится кабинет, а по другую — гостиная. Затем следуют спальня и еще одна комната, в которой спят все четыре дочери. Комната светлая, в ней четыре походные кровати, вокруг них расположены наиболее ценные для Великих Княжон предметы. У самого младшего ребенка имеется отдельная комната, расположенная по другую сторону коридора, служащая ему одновременно спальней и классной комнатой. Внизу столовая, удобно расположенная рядом с кухнями. Дни проходят однообразно, за исключением воскресных и праздничных дней, а также дней, им предшествующих, когда читает молитвы благодушный старый священник, в чьем приходе мы живем. По воскресеньям нам обычно разрешают посещать храм, присутствовать на богослужении и причащаться. Но в остальные дни молитвы читаются дома. Службы очень благолепны и красивы, теперь появился небольшой хор, который прекрасно поет. Младшие члены Семьи занимаются утром до завтрака, после чего мы все работаем и гуляем в загородке. Думать о разнообразии занятий в таком тесном пространстве трудно. Прогулка, пилка дров и подобные занятия помогают провести время и сохранить здоровье. К счастью, все чувствуют себя хорошо и находятся в хорошем настроении несмотря на то, в какое время мы живем. О том, что происходит в мире, узнаем только из газет, которые приходят в эти отдаленные места с опозданием и с большими перерывами.
С тех пор, как Вы писали, прошло очень много времени; возможно, Ваши письма до нас не дошли! Попробуйте написать снова, может быть, следующие дойдут до адресата. Пишите обо всех, как они живут и что поделывают. Мы узнали, что Дэвид вернулся из Франции. Как чувствуют себя его мама и отец? Что кузены? Они тоже на фронте?
У нас похолодало, земля покрыта снегом, но для здешних краев зима пришла удивительно поздно, а осень была просто великолепной. Еще неделю назад утром было темно, особенно, когда мы шли городским садом в храм; но теперь, после того, как время передвинули на час назад, когда выходим из дома, уже светло. В темноте же, когда через каждые несколько ярдов стояли часовые, да еще когда дул ледяной, пронизывающий ветер, нам было жутковато и не по себе. Но радует возможность посещать церковь, потому что служба очень утешает. Служит тот же священник, но ему помогает дьякон, а также певчие, и все получается восхитительно и благолепно. Богослужение продолжается немногим больше часа, затем мы вновь образуем процессию и возвращаемся назад в том же самом порядке, при лучах только что поднявшегося над горизонтом солнца».

Судя по тому, насколько письмо подробно, закрадывается сомнение в том, что письмо писал сам Гиббс, который не был знаком с мисс Джексон. Скорее всего, письмо написано самой Императрицей. Это был своего рода крик о помощи. Ответа на письмо не последовало. Царь и его Семья были нужны Англии тогда, когда русская армия проливала кровь за своих английских и французских союзников, а ее Верховным Главнокомандующим был Император.
А ведь давно ли писала газета «Дейли Телеграф»:

«Мы должны быть благодарны Великой Северной Империи. Мы постепенно начинаем понимать душу русского народа; та лояльность, за которую Англия так благодарна России, является лишь внешним проявлением величавого темперамента, столь серьезного, скромного, благородного и почти патетически простого... Когда настанет день окончательной победы, мы осуществим наши обязательства по отношению к Северной Империи, которая в течение пятнадцати месяцев вынесла всю тяжесть борьбы».

Статья попалась на глаза князю Долгорукову, острому на язык. «После дождичка в четверг осуществите вы ваши обязательства», — заметил он. Особенно его возмутила фраза Конан Дойла, напечатанная в «Дейли Кроникл», которой писатель убеждал русских в отсутствии у англичан «эгоистических целей империалистической политики».
Предположение, что письмо, адресованное мисс Джексон, было продиктовано Гиббсу Императрицей, подтверждается двумя обстоятельствами. Во-первых, вряд ли скромный служащий Царской Семьи, незнакомый с английской королевской семьей, осмелился бы назвать Дэвидом принца Уэльского, родственника Императрицы. Во-вторых, семнадцать месяцев спустя учитель английского языка направил некоему правительственному чиновнику следующий запрос:

«В Верховный комиссариат Великобритании, Владивосток
1 мая 1919 года
Сэр,
Находясь в Тобольске, куда сопровождал покойную Императорскую Семью, по просьбе Императрицы я написал письмо некоей мисс Джексон, которое в действительности предназначалось для Короля и Королевы. В то время ни им, ни мне было невозможно связаться с внешним миром ввиду строгой цензуры; сама же Императрица, по причинам, которые Вы можете понять, писать не могла. При таких обстоятельствах Императрица оказала мне честь воспользоваться моими услугами, и хотя я незнаком лично с мисс Джексон, я послал ей письмо, в котором попытался ознакомить ее с обстоятельствами и условиями нашей жизни, каковое мне было поручено отправить.
Мы были уверены, что письмо, написанное мною соотечественнице в Англии, не привлечет ничьего подозрения. Как я узнал, оно благополучно дошло до Петрограда. Письмо было отправлено из Тобольска 15 декабря 1917 года, а из Петрограда было послано с оказией на имя мисс Джексон в Приют для гувернанток, расположенный в Риджентс Парке в Лондоне. Императрица была уверена, что мисс Джексон доставит письмо королеве, однако я не имею возможности установить, действительно ли письмо дошло до адресата. Поэтому я прошу вас выяснить, не могло ли оно где-то затеряться».

В Королевском архиве в Виндзоре письма этого нет, однако Тревину, автору книги «Наставник Цесаревича», основанной на дневниках Гиббса, удалось ознакомиться с документами, указывающими на интерес к Гиббсу и всему, что относилось к Августейшим Узникам.
И Георг V, и его супруга Мэри сделали вид, что не услышали этот зов о помощи.
Англичане высадили десант в Архангельске, но весьма немногочисленный. Когда войска Северо-Западной армии наступали на Петроград, англичане, обещавшие ей помощь, практически ничего не сделали, хотя обладали самым мощным в мире флотом. Ружья, которые они поставляли, выдерживали не больше трех выстрелов, танки, которые они присылали, как горько острили русские, были времен «войн Филиппа Македонского» и ломались на каждом шагу. Правда, присылались отменного качества танки французского производства «Бебе», но экипажи их были укомплектованы англичанами. А те заявляли, что роль танков — оказывать на противника устрашающее воздействие, а не участвовать в бою.
Поступали аэропланы, но оснащенные неподходящими пропеллерами; пулеметные ленты не входили в казенники пулеметов, присылаемых англичанами; снаряды не взрывались. Приходит в голову мысль: уж не такой ли тактики придерживались те, кто снаряжал корабли 2-й Тихоокеанской эскадры. Ведь у русских были отменные артиллеристы, но поскольку снаряды, как правило, не взрывались, японцы понесли незначительные потери, в то время как почти вся русская эскадра погибла.
Англичане обещали продовольствие для армии и населения Петрограда, но продукты осели в ревельских складах, где их разворовывали, ими спекулировали, а армия в это время голодала.
Но повинно в предательском отношении к своим союзникам было высшее английское руководство. Боевые же офицеры не разделяли его.
Одним из моряков, питавших симпатии к русским, был адмирал Кемп (скончавшийся 13 января 1928 года).
С 1915 года он командовал английской флотилией, действовавшей против немцев в Баренцевом и Белом морях. Трата времени на перевод при переговорах его раздражала, и адмирал выучил русский язык. В 1917 году он уже принимал участие в переговорах по морским перевозкам и говорил по-русски.
Когда началась гражданская война на Севере, и англичане оккупировали Архангельск и часть губернии, адмирал выступал против оккупации. Он требовал не оккупации, а помощи России. Требовал, чтобы в Россию через Архангельск были направлены 20 пароходов с хлебом и 20 пароходов с войсками. Хлеб следовало отправить в Москву и Петроград. Эти центры русской жизни надо было освободить от германских агентов и интернационального сброда.
О подрывной работе германской агентуры свидетельствует такой факт. За полчаса до взрыва парохода «Барон Дризен», стоящего в Бакарице, районе Архангельска, капитан и боцман покинули судно.

* * *

До Государя доходили слухи о провале Корниловского наступления на Петроград. Казаки Краснова, которые должны были разогнать большевиков, были остановлены на подступах к столице хорошо организованными отрядами «красной гвардии» — матросами, которые приобрели «опыт» в февральской революции, солдатами-дезертирами и рабочими, которых Керенский до зубов вооружил на свою голову. Большую часть «красной гвардии» составляли немецкие военнопленные, главным образом, офицеры. Генерал Краснов сразу узнал «германский почерк»: снаряды немецко-большевицкой артиллерии шли точно в цель.
С опозданием в месяц пришли и газеты. «Известия» от 29 августа 1917 г. извещали:

«Комитет народной борьбы с контрреволюцией при ЦИК С.Р. и С.Д. постановил: в переживаемые тревожные дни предложить товарищам печатникам к сдаваемым им в набор текстам разных воззваний и в случае, если их содержание покажется им подозрительным, немедленно доводить об этом до сведения по следующим телефонам: № № 180-90 и 80-85».

Позднее об этой практике скажут: «Скорость стука выше скорости звука».
«Речь» от 1 сентября:

«...В связи с выступлением генерала Корнилова по приказу полковника Верховского членами штаба произведен обыск в помещении Союза Георгиевских Кавалеров».

«Биржевые ведомости» от 1 сентября:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Принесена была присяга государю императору
Князь василий александрович долгоруков
Кузнецов В. Русская Голгофа истории России 6 рабочих
Эпопея с царскими останками возникла
В чисто боевой обстановке совершает свой исторический объезд армии русский император