<<<     ΛΛΛ     >>>   

Богословские дискуссии, сопровождавшие становление трех течений внутри иудаизма: ортодоксального, реформаторского и консервативного, имели под собой социально-экономические и политические основания. Ортодоксальное направление выражало в основном интересы тех социальных слоев еврейского населения в странах Восточной Европы и в России, которые были лишены возможности полноценного участия в хозяйственной и политической жизни и, как говорят, оказались на обочине прогресса. Мы имеем в виду всякого рода ограничительные и репрессивные законы и правила, ущемлявшие гражданские и политические права трудящихся масс еврейского населения. Инстинкт самосохранения и этническое сознание толкали евреев на сплочение, на этнокультурную и этноконфессиональную изоляцию от враждебной им среды. Эти настроения масс в сфере светской идеологии находили выражение в различных течениях палестинофильства, а позже сионизма.

Реформаторское и консервативное направления в своих идеологических построениях отражают интересы тех еврейских общин и, в особенности, их верхушечных слоев, которые жили и продолжают жить в странах Центральной, Северной и Западной Европы, в странах Американского континента и вообще во всех странах высокоразвитого капитализма.

Теперь можно от чисто богословских проблем перейти к проблемам более широкого плана. Постараемся кратко обрисовать те реально-исторические явления и события в истории еврейского народа, которые, в большей или меньшей степени, послужили социально-культурными истоками современного фундаменталистского течения в иудаизме.

История еврейского народа складывалась так, что этот народ не знал крупных жестоких междоусобиц, гражданских войн и национальных еврейских революций. В период древности социально-политические конфликты в еврейских царствах выражались в виде дворцовых переворотов, заговоров, борьбы семейств и клик. Простой народ проявлял свое несогласие с установившимся порядком вещей в основном через религиозное сектантство, самым ярким примером которого было образование секты первоначального христианства. Правда, в национально-освободительных восстаниях, направленных главным образом против завоевательной политики Римской империи на Ближнем Востоке, еврейские войны-повстанцы обращали оружие и против собственной верхушки, так называемых “богатых и знатных”. Но в историческом масштабе это были лишь эпизоды.

В средние века и в новое время социальные конфликты внутри еврейских общин в странах диаспоры имели вид религиозно-сектантских движений, развивавшихся, как правило, под лозунгами возрождения “истинного благочестия” и соблюдения социальной справедливости.

Мартин Бубер, о котором мы упоминали во введении, в свойственной ему манере выражать свои мысли туманным языком идеалистической философии, именует социальную практику использования различных сторон религиозного учения в целях переустройства земной жизни — “идеей действия”. Эту, высоко ценимую им, идею действия М.Бубер противопоставляет обрядовой стороне религии, которую он весьма резко называет “бездушной обрядовой набожностью или лишенными смысла церемониями”. Заметим попутно, что М.Бубер был горячим поклонником хасидизма, речь о котором пойдет далее. Что касается религиозно-сектантских движений, то М.Бубер пишет о них следующее: в их религиозной практике “тенденция действия возрастала в силе, идея действия становилась все более чистой, представление о связи с Богом — все более возвышенным и святым”. Весьма выразительно и заинтересованно пишет М.Бубер о столкновении древнего еврейского сектантства с древней ортодоксией: “Но одновременно (с развитием сектантства — А.В.) обрядовый закон становился все более оцепенелым и безжизненным. И вот случилось, что из уединенных общежитий (то есть из изолированных сектантских общин — А.В.) это движение перекинулось в середину народа, и здесь вспыхнула та духовная революция, которую теперь весьма неудачно называют первобытным христианством; гораздо правильнее было бы назвать ее первобытным еврейством — правда, в другом, неисторическом смысле, — потому что с еврейством у нее гораздо более общего, чем с тем, что теперь обозначается словом христианство” . М.Бубер не пожелал, по-видимому, принять точку зрения научного религиоведения, которое весьма основательно разработало проблему соотношения еврейского сектантства и раннего христианства. Если принять научную теорию происхождения христианства, то отпадают всякие сомнения в том, что христианство выросло на почве иудаистского монотеизма, но затем под воздействием мощных исторических сил превратилось в антагониста своей “духовной матери”.

О дальнейших судьбах еврейского сектантства М.Бубер пишет следующее: “Бесспорно, это движение (имеется в виду раннее христианство — A.B.), имеющее столь великое значение в абсолютной (так М.Бубер называет метафизически-духовную жизнь евреев — А.В.) жизни еврейского народа, осталась в его относительной (то есть реально-исторической — A.В.) жизни только эпизодом, который оказался не в силах задержать все растущее окостенение закона (имеется в виду раввинский иудаизм — А.В.). Но борьба за идею действия не прекратилась; в вечно новых формах она наполняет тысячелетия” .

В средние века наиболее интересным и значимым было сектантское движение караитов (по-древнееврейски — “Верные Писанию”; их называли также и Бней Микра — “Дети Писания”). Сущность идеологической доктрины караитов, по определению Р.Зельцера, заключалась в следующих установках: “Главными характеристиками караизма в первые века его истории были аскетический образ жизни, настойчивое стремление положить конец жизни в изгнании, неприятие всевластия раввинов, индивидуальное толкование Библии, возраставший интерес к рационалистической критике раввинского иудаизма и рационалистическому обоснованию и защите еврейской религии” .

Караитское сектантство родилось в среде евреев Багдадского халифата в конце VIII века. Основным стремлением караитов было твердое соблюдение “истинного” благочестия и, в связи с этим, возврат к утраченной, по их мнению, чистоте веры. Караиты полагали, что чистоту веры можно обеспечить неукоснительным соблюдением не только духа, но и буквы Священного писания. Они открыто и решительно осуждали раввинский иудаизм, который, как они считали, “замутил” веру через введение традиции постоянного комментирования учеными-“книжниками” первоначального текста Писания.

Социальными истоками караитского движения были противоречия между раввинской кастой, которая осуществляла жесткое руководство евреями халифата, и массами трудового еврейского населения. Караиты, к примеру, выражали негодование в связи с тем, что раввинская верхушка не отказывала себе ни в комфорте, ни в удовольствиях, в то время как простым труженикам с большими усилиями приходилось обеспечивать скудное существование, к тому же вдали от родной земли.

Надо сказать, что идеология караитов была весьма противоречивой. С одной стороны, они твердо выступали за нерушимость буквы Писания, а с другой стороны, их духовный руководитель Беньямин из Нехавенда позволял себе явно еретические отступления от традиционного толкования принципиальнейших положений вероучения. Он, скажем, считал, что бог сотворил мир не непосредственно, а через созданного им ангела. Авторитетные еврейские историки профессора Макс Марголис и Александр Маркс усматривают в этом факте влияние идей знаменитого иудейско-эллинского философа Филона Александрийского (I в. до н.э. — I в. н.э.). Филон разработал учение о “логосе” — высшем и совершеннейшем творении бога, с помощью которого бог сотворил ангелов, а за тем мир вещей и человека.

Караитская секта существует и поныне, но влияние ее идеологии на главные направления иудаизма совершенно ничтожно; первоначальная резкая оппозиция караитов раввинскому иудаизму с течением времени сошла на нет.

В период новой истории в европейском еврействе появилось еще одно крупное сектантское движение — хасидизм. М.Бубер приравнивал значение хасидизма для религиозно-культурной истории евреев к значению первоначального христианства. Характеризуя хасидизм, М.Бубер не жалел самых громких и торжественных эпитетов. “[...] возникло опять, — писал М.Бубер, — великое движение, обратившееся к глубочайшему основанию истины и потрясшее народ до его глубочайших оснований: движение хасидизма” .

Как считал М.Бубер, в хасидском учении нашло выражение дерзкое желание божьей твари-человека, наделенной по милости своего творца разумом и свободой воли, сравниться с самим богом по силе творческой мысли и воли к действию. Для определения сущности хасидского движения и его значения для еврейской жизни М.Бубер использует уже упоминавшуюся категорию “действия”, понимаемую им не в физическом, а в метафизическом смысле, как осуществление полной реализации свободы воли. “Так действие, — писал М.Бубер, — приобретает здесь такую полноту мощи и возвышенность, какую, правда, совсем в другом роде, оно имеет еще только в древнеиндийской религии, где сосредоточенный на своей мысли святой заставляет трепетать мир богов, мир Брамы. Теперь свободное действие может противопоставить себя закону (то есть предписаниям раввинского иудаизма — А.В.) в качестве совершенного закона свободы, употребляя выражение “первобытного христианства”. Поэтому для хасидизма последняя цель человека в том, чтобы самому стать законом, стать Торой” .

Та форма, в которой М.Бубер определял сущность учения хасидизма, представляет собой красочный поэтический образ, но ни в коей мере не научно-рационалистический анализ этого действительно замечательного культурно-исторического явления. Дополним характеристику М.Бубера некоторыми сведениями, почерпнутыми из научных изданий.

Заметим попутно, что в настоящее время научное изучение хасидизма в его реальном выражении, без примеси сопутствующего этому движению романтически-мистического ореола, приобрело кроме теоретического еще и практическое значение, поскольку в государстве Израиль хасидизм переживает ныне период вторичного расцвета, во многом благодаря духовно-религиозным исканиям еврейских иммигрантов, прибывших в Израиль из стран СНГ, в основном после 1985 года.

В древнееврейском языке (ныне в осовремененном виде он стал называться “иврит”, что в переводе на русский означает просто “еврейский”) слово “хасид” означало понятие “набожный”, “благочестивый”. Хасидизм сразу же приобрел характер массового движения, в рождении которого участвовали и религиозно-идеологические и культурно-исторические силы. Первоначально хасидизм возник в среде евреев Польши в начале XVIII века. Основные идеи хасидского учения быстро приобрели популярность в массах, и численность приверженцев новой секты возрастала, — более половины польских евреев стали приверженцами хасидизма. С известными оговорками хасидское движение можно сравнить с протестантизмом в христианстве. Сходным моментом в обоих движениях был акцент на интимно-чувственную сторону религии, а не на обрядовость или догматику. Существенным различием между двумя явлениями стало то, что хасиды отличаются сильным влечением к мистике и верой в чудеса.

Основатели хасидизма хотели сделать так, чтобы для верующих служение богу не представлялось утомительным исполнением многочисленных обрядовых и ритуальных предписаний, а ощущалось бы как возвышенное, радостное, ликующее состояние религиозного экстаза, в котором душа молящегося устремляется прямо к престолу создателя. Такое мистическое слияние души с богом, по мысли идеологов хасидизма, должно вселять в душу верующего целительные силы для преодоления житейских невзгод, наполнять его существование радостным светом божественной благодати. Заметим, что в учении хасидов, как и в учении караитов, слышны отголоски философии Филона Александрийского, — Филон высказал идею о слиянии души молящегося с божеством в приливе молитвенного экстаза.

Социально-психологическим истоком хасидского учения стал тот факт, что у простых тружеников, постоянно испытывавших бремя житейских тягот, появилась сильно выраженная потребность приблизиться к богу лично и общаться с ним непосредственно. М.Марголис и А.Маркс писали о хасидизме: “Развилось такое чувство, что писание комментариев и супер-комментариев к библейским книгам оставляет неудовлетворенным душевное томление по простому и прямому общению с богом” .

Мы считаем, что в хасидском движении наглядно выразились две главные стороны религиозного учения и религиозного культа. Одна сторона — это коллективные церемонии, молитвенные службы, празднества, шествия и т.п., которые совершаются по раз и навсегда выработанным правилам. В иудаизме эта сторона религии служит целям объединения и сплочения всего еврейского народа в целом. Вторая сторона — индивидуальное общение каждого верующего с богом, выраженное в душевном порыве, в интимном стремлении к достижению нравственного идеала, в приобщении к самому высокому и чистому — к божеству. Эта сторона религии обеспечивает нравственное воспитание индивида. Разумеется, проведенное разделение не абсолютно, поскольку вся религиозная культура представляет собой некое единое целое, и все ее элементы тесно связаны друг с другом.

Хасиды внесли в еврейскую культуру в целом, и в религиозный культ, в частности, сильную художественную струю: очень выразительное сольное и хоровое пение, обрядовые танцы, красочный фольклор. Но, вероятно, самой яркой эмоционально-художественной стороной хасидизма является сильное увлечение адептов этого учения мистикой и магией. Эта сторона идеологии хасидизма дала себя знать и в организационной сфере — духовными вождями хасидов стали так называемые “цадики” (то есть “праведные”, “богобоязненные”); в народе их еще называли “добрыми евреями”.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Значимым было сектантское движение караитов
Кто исследовал израильскую действительность после арабо-израильской войны 1967 года
Представляет подлинную дорогу никуда