<<<     ΛΛΛ     >>>   

Стремясь низложить главу церкви, императоры тоже старались поразить воображение обывателя неожиданным «откровением» — сенсационным сообщением о якобы вскрытых тайных пороках уважаемого церковного владыки. Никто, разумеется, среди епископов и чиновни­ков не мог всерьез поверить, что суровый старец Кирул­лярий погряз в пороках. Философ Пселл, которому было поручено написать порочащий патриарха памфлет, был способен измыслить вполне правдоподобные обвинения, но высокообразованный царедворец прибег к самым плоским и грубым нападкам на Кируллярия, ибо следовало уронить авторитет патриарха среди широких масс населе­ния и сделать это наиболее доходчивым и понятным для них образом. Кроме того, император стремился изолиро­вать патриарха от народа, лишив его возможности об­щаться с паствой в момент детронизации. Михаил V, решившись свергнуть Алексея Студита, повелел ему от­правиться в пригородную патриаршую резиденцию, якобы для встречи там с василевсом. Исаак I приказал схватить Кируллярия, когда тот выехал для поклонения в загород­ный монастырь.

Василевсы не останавливались и перед расправой над непослушными патриархами: некоторых даже казнили, других избивали, ссылали, держали под стражей. Патриарх Константин II был низложен в 766 г. и казнен, патриарха Евфимия при низложении в 912 г. избивали до тех пор, пока он не потерял сознание, его коллега и соперник Ни­колай Мистик, свергнутый пятью годами раньше, был лишен в ссылке теплой одежды, спал в мороз на соломе, не имел права читать книги. Однако, избавясь с помощью насилия от строптивого владыки, император должен был непременно добиться от церкви одобрения или прощения. Официально и открыто осуждаемого церковью василевса рано или поздно могла сбросить с престола оппозицион­ная группировка знати.

Именно поэтому столь противоречиво и драматично было поведение Льва VI Мудрого, жены которого по роковому стечению обстоятельств умирали одна за другой. Долго не получая разрешения церкви на третий, а за­тем — и на четвертый брак, Лев плевал патриарху в лицо, бросал его наземь, приказывал избивать до полусмерти, а потом плакал слезами ненависти и отчаяния, стоял на коленях у царских врат, валялся со стенаниями в ногах у владыки.

Именно поэтому василевсы сознательно сажали иногда на патриарший трон либо своего родственника, либо не­мощного старца, либо простачка, невежественного и не­далекого, которого заранее заботливо прославляли как «святого подвижника». Особенно любопытной фигурой среди таких патриархов был Феофилакт, сын узурпатора Романа I Лакапина. Юнец, занявший трон в 18 лет, он впопыхах завершал литургию, чтобы поспешить к стойлу любимой кобылы, собравшейся рожать; он из своих рук кормил ячменем, изюмом и сушеными фруктами отборных коней (в его конюшнях стояло более двух тысяч лошадей); он развлекался на интимных пирушках с шутами и ми­мами; он и умер, разбившись при падении с коня.

Бывало, императоры ошибались в своем выборе, как ошибся Лев VI, посадив на трон вместо Николая Мистика Евфимия; бывало, властный патриарх уже занимал пре­стол, когда новый император приходил к власти. Сменить такого патриарха оказывалось особенно трудно, если но­вый император был узурпатором, отнявшим трон у «за­конного» василевса или его наследников. Если церковный владыка отличался умом и волей, император в момент острого столкновения с патриархом мог предстать в про­паганде духовенства как клятвопреступник и убийца.

Так, например, узурпатор Никифор II Фока занял престол, когда патриархом был Полиевкт, сменивший упомянутого выше Феофилакта (оскопленный в детстве родителями, он долго был монахом, прежде чем по воле Константина VII стал патриархом). Полиевкт принудил Фоку, женившегося на вдове Романа II, снести церковное наказание (эпитимью) как второбрачника, угрожая в слу­чае отказа отлучением от церкви. Умело использовал Полиевкт для усиления патриаршей власти слабость по­ложения на троне и другого узурпатора — Иоанна I Ци­мисхия: переступивший через труп Фоки Иоанн должен был понести еще более тяжкую эпитимью, а кроме того, наказать своих друзей за убийство (в котором, впрочем, сам был повинен больше всех), и раздать свое личное имущество бедным.

Особенно сильное упорство в борьбе с императором, проводившим невыгодную церкви политику, проявил пат­риарх Михаил Кируллярий, сам помогавший воцариться узурпатору Исааку I Комнину. В данном случае ошибся в выборе патриарх: он организовал в столице оппозицион­ные Михаилу VI силы, он лично убедил василевса от­речься от престола в пользу Исаака. «Что дашь ты мне взамен этого?» — спросил старец-император, сбрасывая порфирные сапоги (знак царского достоинства). — «Цар­ство небесное», — ответил Кируллярий. Когда, же Исаак I решительно разошелся с патриархом в направлении политики двора, Кируллярий открыто грозил василевсу: «Я тебя создал, печка, — я тебя и разрушу!» Патриарх умер, не доведя борьбы до конца, но его нападки на Исаака сыграли роль в последовавшем через год отрече­нии василевса от престола.

Иначе повел себя в аналогичной ситуации умный и дальновидный узурпатор Алексей I Комнин: он сам испросил эпитимью, ибо она была не только карой, но и предоставляемым церковью средством избавления от грехов перед богом и людьми. Василевс понимал, что этот акт выбьет из рук врагов важный козырь. Анна пишет, что после 40 дней покаяния (пост, молитвы, сон на полу) василевс «уже чистыми руками коснулся государственных дел» 3. Эпитимья, наложенная патриархом, представляла собой, несомненно, политическую победу церкви, но узур­патору в конкретной ситуации оказалось выгоднее не отказываться от ее принятия, а домогаться ее получения. 

Причины конфликтов между императорами и патриар­хами были вполне земными. Но взаимное недовольство обосновывалось, как правило, доводами, не имевшими ни­чего общего с существом конфликта. И это не было лишь холодно рассчитанной тактикой, искусной и лживой дема­гогией. И патриарх, и василевс, глубоко верующие люди, обвиняя друг друга в безнравственности и прегрешениях перед богом, начинали верить в справедливость своих претензий.

По сравнению с IX—Х вв. столкновения между пат­риархами и василевсами в Византии XI—XII вв. про­исходили значительно реже. В XI столетии, в период борьбы между столичной бюрократией и провинциальной аристократией, церковные владыки иногда становились на сторону оппозиции, но чаще маневрировали, добиваясь не столько политических, сколько материальных уступок у светской власти. К концу этого века патриархи перестали перечить императорам.

Несмотря на размолвки, о которых сказано выше, в главном — в стремлении сохранить существующий по­рядок вещей — церковь и государство были всегда едины. Василевс и патриарх постоянно находились в тесном лич­ном общении. В южной пристройке к св. Софии имелся митаторий — место отдыха императора после литургии в обществе патриарха. Патриарх крестил порфирород­ного ребенка, он венчал его при заключении брака и при восшествии на престол, он совершал по василевсу за­упокойную службу. Патриарх был своим человеком в цар­ской семье, нередко еще до занятия им патриаршего пре­стола. Угодного человека василевс не стыдился просить на коленях принять высший церковный пост, а затем не­редко обращался к нему за советом по важнейшим делам. Однако роль церкви была тоньше и сложнее в утверждении власти и существующих порядков, чем роль им­ператора. Боясь поставить под угрозу свой авторитет и влияние на массы, церковь не могла позволить себе до­стижение цели любой ценой, как сплошь и рядом поступал светский глава государства. Оберегая свой авторитет, цер­ковь в то же время оберегала и авторитет василевса.

*

Все христиане империи делились на три чина: клири­ков (священнослужителей), назиреев (монахов) и мирян (светских лиц). Согрешивший мирянин оставался миряни­ном: отлучение от церкви было в Византии редким страшным наказанием. Согласно же канонам, допустивший грех клирик или монах должны были подвергаться более суровым карам, вплоть до исключения из своего чина, даже за незначительные проступки. Но каноны соблюда­лись плохо. Нравы в среде духовенства порой не отлича­лись от нравов в среде служителей светской власти. Борьба за доходные и почетные места в церковной иерархии, за богатую епископию и высокий титул шла ожесточенная. Патриарх, севший на трон после низложе­ния предшественника-соперника, стремился стереть в па­мяти прихожан даже самое имя низложенного. Никола Мистик, одолев Евфимия, повелел снять священные по­кровы с престола св. Софии и мыть алтарь губками, чтобы очистить его от «скверны», ослика Евфимия Никола приказал удавить (церковь не проливает крови!).

Нарушалось каноническое право самими епископами постоянно. Некоторые из них передавали свои посты сыновьям (рожденным до посвящения в епископский сан) или другим родственникам. Клирики частенько перебегали из одной эпархии в другую, на более выгодное место. Епископы сманивали их друг у друга (хотя каноны при­равнивали этот грех к прелюбодеянию) и превращали некоторых из них в своих париков и личных слуг.

Мы уже говорили, что светская власть обязывала служителей церкви следить за благонадежностью своих при­хожан. Еретиков церковь преследовала неотступно. Суро­вые гонения она устраивала порой и на приверженцев языческих обрядов, которые вплоть до XIII в. еще встре­чались во многих районах страны. Непременным средством борьбы с ересью было привлечение к участию в преследо­вании возможно большего числа людей, широкая глас­ность, пропаганда, сознательное разжигание религиозных страстей. При осуждении богомила Василия и его учени­ков патриарх и василевс так распалили страсти, что озверевшая толпа требовала массового сожжения еретиков. Еще раньше они добились того же во время предания анафеме учения философа Иоанна Итала: проклятие со­вершалось при огромном стечении народа, хором подхва­тывавшего анафему при каждом пункте. Возбужденные люди метались по св. Софии в поисках самого Итала, чтобы расправиться с ним. Философ спасся, спрятавшись на крыше.

Церковное осуждение, эпитимья, отлучение были мо­гучим средством унижения человека и организации травли со стороны общества. В подобных случаях церковь вы­ступала как сплоченная корпорация. Дисциплина в среде церковнослужителей бывала при этом гораздо более вы­сокой, чем в среде светского чиновничества. Согласно канонам ни клирик без позволения епископа, ни епископ без позволения митрополита не имели права искать защиты у светских властей под страхом лишения священства.

Авторитету церкви содействовала широко распрост­раненная в Византии и насаждаемая церковью вера, так сказать, в «подлинные», канонические чудеса, реликвии, образы и знамения. Не только невежественные простолю­дины, но и образованные люди, крупные деятели и сами василевсы нередко поступали в соответствии с какими-либо предсказаниями и знамениями. Трезвый политик Алексей I при неблагоприятном знамении мог, располагая превосходящими силами, начать отступление. Особой по­пулярностью в столице пользовался культ богородицы, которая почиталась как хранительница царственного го­рода. Стало традицией в минуты крайней опасности устраивать торжественные процессии и обходить с ризами богородицы укрепления Константинополя. Византийцы, в частности, приписывали этим ризам спасение своей столицы от осады русского флота в 860, 941 и 1043 гг.

*

В позиции византийской церкви и императорской власти по отношению к другим государствам и народам имелось серьезное отличие. С одной стороны, и церковь и светская власть утверждали принцип превосходства империи над всеми прочими державами мира — именно деятели византийского духовенства усиленно аргументи­ровали эту доктрину. С другой стороны, василевсы в от­дельные периоды пытались толковать этот принцип лишь применительно к своей, светской власти, признавая при­оритет папы, «наместника апостола Петра» (особенно во время конфликтов с главой своей церкви).

Церковь Византии оставалась в этом вопросе последо­вательной до конца, даже тогда, когда ее неуступчивая по­зиция объективно могла содействовать успехам турецкого наступления и сдержанности Запада в оказании помощи Византии. Светская власть имела больше возможностей для маневра, высшее же духовенство империи сознавало, что всякое отступление от освященных веками канонов и традиций, в особенности в обрядовой стороне культа, вызовет такую бурю негодования ортодоксальных прихо­жан, что церковь потеряет на них свое влияние.

Еще в 60-х годах IX в. дело близилось к схизме — официальному расколу церквей, который произошел, однако, два века спустя, в 1054 г. Схизма, впрочем, не имела важных последствий, так как не затронула интере­сов верующих. Она стала лишь поводом для дальнейшего углубления разногласий и взаимной враждебной агитации. С начала крестоносного движения обнаружившиеся агрес­сивные устремления Запада, заранее оправдываемые «прегрешениями схизматиков», заставили императорскую власть объединить с патриархами усилия в борьбе против притязаний папства. Анна Комнин уже настойчиво про­водит мысль о том, что с переносом столицы в Константинополь при Константине Великом туда перешла также «высшая епископская власть». Окончательное разделение церквей правильнее относить поэтому не к 1054 г., а ко времени после Четвертого крестового похода, когда ре­лигиозные разногласия стали оправданием разгрома хри­стианской империи.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Маскировались под христианские праздники
Позванное василевсом для подавления восстания фомы славянина
Эти крупные церковные иерархи самим патриархом
Иноземцы упрочивали свои позиции в империи
Счастье улыбалось их господину константина василий