<<<     ΛΛΛ     >>>   

Я не обещал, что мы уже отказываемся от ломки, но сказал им, что это зависит от того, насколько их проект разрешит задачу движения. Теперь я бы просил разрешить мне немного выждать, чтобы получить от них проект. Так как он, конечно, не удовлетворит нас, то мы им объявим, что Сухареву башню ломаем. Если Вы считаете, что не надо ждать, то я, конечно, организую это дело быстрее, то есть сейчас, не дожидаясь их проекта».31

Сталин соглашается: «Насчет Сухаревой башни я Вас торопить не собираюсь».32
Трудно сказать, понимали ли архитекторы, что их водят за нос. Но иллюзий относительно того, кто именно принимает решение и к кому следует апеллировать, у них явно быть не могло. В этой переписке хорошо прослеживается характер взаимоотношений первого и второго человека в стране. На уровне личных писем не наблюдается и намека на коллегиальность. Это касается не только архитектуры, но и вообще всех обсуждаемых вопросов. Собственных взглядов у Кагановича нет. Он может дать совет, но с оговоркой, что выполнит и любое другое решение... Даже если оно ставит его в неудобное положение перед третьими лицами. Хотя разыграть спектакль Кагановича и Сталина побуждает, конечно, не чувство неловкости, а желание соблюсти видимость формальностей.

6. Союз Архитекторов

Постановление ЦК ВКП(б) о перестройке литературно-художественных организаций от 23 апреля 1932 г. касалось всей художественной жизни страны. Сталин выстраивал систему управления советской культурой по тому же образцу, что и управление всеми остальными областями жизни. Первой стадией этого долгоиграющего плана было создание в 1929 г. «пролетарских художественных организаций» – РАППа, ВОПРА и пр. Их задачей было внести хаос в культурную жизнь и ликвидировать нормальную профессиональную художественную критику, подменив ее «классовой борьбой» в искусстве. Рапповцы и вопровцы ощущали себя в качестве партийных комитетов в искусстве и рассчитывали на то, что именно их партия объявит единственно правильными художественными организациями. К 1932 г, задача была выполнена, но Сталин поступил неожиданно. Запретил сразу всех и назначил в новые художественные Союзы представителей всех распущенных объединений. Единственный критерий – лояльность и послушание. Самые нахальные «комиссары» от искусства вроде Авербаха даже попали в опалу....

Термин «соцреализм» также был придуман лично Сталиным, но, конечно, вовсе не в качестве некоего художественного метода. Сталину нужен был только термин, лишенный самостоятельного смысла, который можно было наполнять любым содержанием и ассоциировать в зависимости от ситуации с любым художественным направлением.

Происходило это так. Против постановления ЦК от 23 апреля выступили рапповцы, которые требовали признать главным творческим методом советской литературы придуманный ими «диалектико-марксистский творческий метод», а для себя особых прав к новых творческих союзах. Практическую работу по реорганизации советской культуры возглавлял в тот момент сталинский выдвиженец главный редактор «Известий» и «Нового мира» Ива Гронский. Он был член специальной Комиссии Политбюро, созданной для «рассмотрения заявлений руководителей РАПП»33 в составе Сталина, Кагановича, Постышева, Стецкого, Гронского. В начавле мая Гронский со Сталиным обсуждали методы борьбы с РАППом. Гронский предложил противопоставить рапповскому «диалектико-марксистскому творческому методу» другой, назвав его «пролетарским социалистическим реализмом» или «коммунистическим реализмом». Сталин возразил: « Но ведь мы пока не ставим в качестве практической задачи вопрос о переходе от социализма к коммунизму... Как вы отнесетесь к тому, если мы творческий метод советской литературы и искусства назовем социалистическим реализмом? Достоинством такого определения является, во-первых, краткость, во-вторых, понятность, а в-третьих, указание на преемственность в развитии литературы...»34
Соцреализм был придуман в первую очередь как способ укрощения литераторов, но оказался универсальным трюком, пригодным для применения во всех областях культуры именно из-за полного отсутствия конкретного содержания.

Союз советских архитекторов был официально создан в июле 1932 г.35 В правление вошли представители всех архитектурных направлений. Через 2 года, в ноябре 1934 г., в избранном на Всесоюзном совещании архитекторов Оргкомитете Союза советских архитекторов уже не оказалось плохо зарекомендовавших себя в процессе перевоспитания представителей АСНОВА Н.Ладовского и В.Балихина.
Верхушка Союза архитекторов представляла из себя странную и пеструю компанию. Понятно, почему в нее попали профессиональные партийцы типа Алабяна и Мордвинова. Это организаторы и исполнители. Группа маститых эклектиков – Щусев, Жолтовский, Щуко – олицетворяла собой культурность и художественность нового стиля. Менее понятно прочное положение братьев Весниных и Гинзбурга. Конструктивизм следующие двадцать лет был ругательным словом, едва ли не синонимом троцкизма, а Веснины и Гинзбург оставались уважаемыми академиками и были практически выведены из под критики. Причем их невнятные теоретические декларации36 никак не походили на покаяния за прошлые грехи. А конкурсные проекты 30-х годов (Наркомтяжпром, Правительственный центр в Киеве) демонстрировали не столько готовность сменить стиль, сколько упрямое желание сохранить хоть какие-то формальные признаки прежней архитектуры, хотя бы и ценой полной художественной деградации. И очевидное отвращение к «возрождению наследия» в щусевском канонизированном варианте.

Тем не менее, Виктор Веснин был, наверное, самым титулованным советским зодчим – председатель Оргбюро Союза архитекторов СССР с 1932 по 1939 г., первый президент Академии архитектуры СССР с 1939 по 1949 г. Объяснение этой загадке кроется, вероятно, в том, что действительно важную роль Веснины и Гинзбург играли в той сфере советской архитектурной жизни, которая совсем не афишировалась. Дело в том, что в 1934 году Виктор Веснин был назначен главным архитектором и членом совета Наркомтяжпрома. Наркомтяжпром был в это время главным наркоматом страны. Он руководил всем промышленным строительством Советского Союза. Масштабы этой работы трудно себе вообразить. Тем более, что практически вся она была засекречена. Как пишет автор книги о братья Весниных М.А. Ильин «...в руках Веснина сосредоточились нити управления почти всей промышленной архитектурой Советского Союза»37 Чуть позднее Веснины и Гинзбург возглавили архитектурную мастерскую Наркомтяжпрома. Ничего конкретного о их работе в Наркомтяжпроме неизвестно. Но можно предположить что для Сталина она была никак не менее важна, чем комиссарская деятельность бывших вопровцев и дворцово-храмовое строительство, которое возглавили дореволюционные академики.

***
Первый съезд советских писателей с огромной помпой прошел в 1934 г. Он был экспериментальным и образцом для подражания. Все остальные съезды проводились по уже выработанному сценарию. О том как осуществлялась режиссура спектаклей можно судить по нескольким опубликованным постановлениям Политбюро ЦК ВКП(б).

«4 октября 1934 г.
№15. п. 113 – О всесоюзном съезде советских архитекторов
а) Согласиться с предложением партгруппы Союза советских архитекторов и Культпропа ЦК о созыве в начале 1935 года Всесоюзного съезда советских архитекторов.
б) разрешить провести 25 октября совещание по созыву съезда с представителями крупнейших архитектурных организаций Советского Союза (Москвы, Ленинграда, Украины, Закавказья, Свердловска, Горького).
в) Предложить партгруппе Союза советских архитекторов после окончания этого совещания представить на утверждение ЦК кандидатуры в состав Оргкомитета по созыву совещания съезда, повестку съезда и докладчиков на нем».38
«25 сентября 1935 г.
№33. п. 276 – О сроке созыва и докладчиках Всесоюзного съезда советских архитекторов
а) Установить срок открытия Всесоюзного съезда архитекторов 1 марта 1936 года.
б) Утвердить следующую повестку дня съезда и докладчиков:
1) Задачи советской архитектуры – докладчики: архитектор Алабян, академик Щусев, профессор Колли, архитектор Симонов (Ленинград) и содоклады представителей национальных республик;
2) Архитектурное образование и подготовка мастеров строительного дела – докладчики: академик Жолтовский, профессор Никольский, архитектор Крюков.
3) Доклад о реконструкции Москвы и о задачах в области планировки городов – докладчик профессор Чернышев.
4) Архитектура за рубежом – докладчики: архитектор Иофан, академик Щуко, профессор Аркин.
5) Устав Союза советских архитекторов СССР – докладчик т. Александров. Определить, что доклады в письменном виде должны быть готовы к 25 ноября 1935 года.
в) Подготовительную работу возложить на партгруппу Правления Союза, а наблюдение – на т. Щербакова.
г) Поручить Совнаркому Правления Союза, а наблюдение – на т. Щербакова.
д) Разрешить приглашение на съезд 25-30 иностранных архитекторов, предложив Отделу культурно-просветительной работы ЦК представить их кандидатуры в месячный срок.»39

Из документов более или менее ясен механизм управления деятельностью Союза архитекторов. В руководители назначаются люди, способные написать «правильные» доклады. Абсолютно предсказуемые и управляемые. Доклады должны быть представлены на проверку более чем за три месяца до открытия съезда. Кому именно они должны быть представлены– не оговаривается специально. Отсюда следует, что скорее всего – самому Сталину. Организационную работу внутри союза проводит партгруппа Правления, которую в свою очередь контролирует зав. отделом культурно-просветительной работы ЦК ВКПП(б) Щербаков.

По какой-то причине, не отраженной в опубликованных документах, съезд в установленные сроки не состоялся. Возможно это было связано с идеей Виктора Веснина создать «единое государственное руководство архитектурой» внутри Наркомтяжпрома. В январе 1935 г. Веснин подал Ордженикидзе докладную записку , в которой излагался проект подобной реорганизации Управления главного архитектора Наркомтяжпрома.40 Видимо, крест на этих планах поставила смерть Орджоникидзе 18 февраля 1937 г. и последовавшая за ней утрата Наркомтяжпромом своего центрального значения в управлении советской экономикой.
Следующее постановление Политбюро о съезде архитекторов датировано 20 апреля 1937 г.:

«№49. п. 19 – О сроках созыва и повестке дня Всесоюзного съезда советских архитекторов...
1. Установить срок открытия Всесоюзного съезда архитекторов 15 июня 1937 г.
Определить количество делегатов съезда в 450 чел.
2. Утвердить следующую повестку дня съезда и докладчиков:
1) Задачи советской архитектуры. Докладчики: арх<итектор> Алабян, акад. Щусев, проф. Колли; доклады представителей национальных республик; доклады об архитектуре Дворца Советов: арх<итектор> Иофан, акад. Щуко, проф. Гельфрейх.
2) О генеральном плане реконструкции Москвы и о планировке городов. Докладчие – проф. Чернышев.
3) Архитектура жилищ. Докладчики: арх<итектор> Симонов и арх<итектор> Мордвинов.
4) Архитектурное образование и подготовка мастеров строительного дела. Докладчики: арх<итектор> Крюков и акад. Жолтовский.
5) Став Союза архитекторов. Докладчики – арх<итектор> Заславский.
3. Поручить комиссии в составе тт. Стецкого, Антипова, Смирнова Г., Гинзбурга, Бермана, Булганина, Алабяна, Керженцева, Рябова и Ангарова вести дальнейшую работу по подготовке съезда и помощи докладчикам при составлении докладов»41
Бросается в глаза отличие последнего документа от постановления 1934 г. Ответственность за подготовку съезда и докладов даже формально возлагается не на верхушку Союза архитекторов, а на группу высокопоставленных партийных функционеров, среди которых только Алабян – архитектор. Правда и времени на подготовку отведено мало, только полтора месяца. В остальном изменений мало.

7. Процесс перевоспитания

Московский конгресс новой архитектуры (СИАМ), запланированный на июнь 1933 года, был отменен советским правительством за месяц до начала. Вместо того, чтобы в июне обсуждать с западными коллегами тему «Функциональный город», советские архитекторы в начале июля 1933 г. участвуют в «Творческой дискуссии Союза советских архитекторов», в первом из длинной череды предстоящих им воспитательных мероприятий.42
Отдельных творческих организаций отныне не существует. Больше того, не существует и творческих направлений. Все внутригрупповые связи прерваны, по крайней мере официально. Выступающие публично бывшие лидеры направлений больше не осмеливаются говорить «мы», имея в виду творческих единомышленников. Вопрос о защите прежних принципов не ставится. С этого момента все члены единого союза архитекторов – творческие единомышленники. Задача этой и последующих дискуссий – согласовать взгляды и отшлифовать общие формулировки. Фракции внутри творческого союза невозможны так же, как внутри партии. Дискутанты выступают только от своего лица и формально выражают только собственное мнение.

Главный докладчик искусствовед Давид Аркин, недавний сторонник новой архитектуры, отмечает основные недостатки советской архитектуры – низкую художественную культуру и «отказ от всяких элементов архитектурной выразительности... сводивший все архитектурное задание к сумме «чисто функциональных» обусловленностей». Аркин не видит принципиальной разницы между произведениями лидеров новой архитектуры и массовой продукцией. Аркин критикует также «ориентировку на какой-либо один определенный стиль, принимаемый за наиболее совершенный и вечный идеал». Но под недвусмысленный запрет подпадает только новая архитектура. Все остальное разрешено к овладеванию и использованию независимо от стилей и эпох. Это разрешение сопровождается такими оговорками, которые, не устанавливая никаких правил, позволяют в любой момент подвергнуть критике все, что угодно. Перед нами чисто сталинская, лишенная всякого догматизма логическая конструкция. Ее цель –смоделировать ситуацию при которой у руководства развязаны руки , а из исполнителей никто не чувствует себя в безопасности.

В речи Моисея Гинзбурга, наверное, только одна фраза выдает его действительные чувства: «Нужно откровенно сознаться, что мы имеем сегодня колоссальную диспропорцию между грандиозными горизонтами архитектурного творчества и жалкой растерянностью большинства архитекторов».43 Гинзбург фактически благодарит за разгром конструктивизма, который дал ему и его друзьям возможность разобраться в историческом наследстве прошлого. Понять смысл его высказываний невозможно, как и смысл деклараций Аркина. Но это и неважно, речь произносится только ради интонаций. Идет борьба за право и в дальнейшем произносить речи.
В мутной речи Александра Веснина почти ничего не указывает на его недавнюю роль вождя конструктивизма. Веснин призывает к пониманию сущности архитектуры, то есть организации жизненных процессов и архитектоники, к правильному разрешению проблемы формы и содержания, единства архитектуры и техники – все это разумеется в процессе изучения наследия.

Лидер АСНОВА В. Балихин - единственный, кто осмеливается оказать сопротивление. Он признает полезность изучения классики, но открыто отвергает обращение к классике и ее, классики, преимущество перед новой архитектурой. Балихин защищает формализм, продолжает бороться и с конструктивистами и эклектиками. Он не понял, что правила игры необратимо изменились и в ближайшем будущем он вылетит из советской архитектурной иерархии. Как и Ладовский, вообще не участвовавший в дискуссии.
Мероприятие, объявленное как «творческая дискуссия», совершенно очевидно не есть дискуссия. Это ритуальная акция, символизирующая верность новой теоретической догме. Никто из присутствующих не может считаться автором этой догмы и не ставит ее на обсуждение от своего имени. Автора вообще нет, точнее он не присутствует на дискуссии как физическое лицо, но все выступления адресованы именно ему. Горизонтальные связи между участниками дискуссии прерваны, они на выступления друг друга почти не реагируют. Выступления ориентированы вверх – невидимому наблюдателю. В дальнейшем все советские творческие дискуссии будут протекать именно так.

Еще год назад никто из участников и не заикался о таком символе веры, как «возрождение наследия», даже единственный среди всех прирожденный классицист Ива Фомин. Его проповедь упрощенной классики предполагает, естественно, знание истории архитектуры, но не более того. Уже через год и сам Фомин от «пролетарской классики» отходит, становится обычным, неупрощенным классицистом.

Гинзбург и Веснин больше не конструктивисты. Карен Алабян, Александр Власов, Андрей Буров за год полностью сменили стиль и взгляды, а теоретики Иван Маца и Давид Аркин – теоретические концепции. Другими словами, врут, в той или иной степени, все участники «дискуссии». Врут от ужаса. В 1933 году это нормальное состояние духа всего советского населения – сверху донизу.

Легко можно представить себе как практически выглядел механизм стилевой переориентации. Вождю устраивали просмотр проектов, он тыкал пальцем и начиналась работа по теоретическому обоснованию именно этого варианта «социалистической архитектуры».
Характерная особенность процесса сталинизации архитектуры состоит в том, что обязанность провозглашать новые идеологические тезисы была возложена не на природных неоклассиков, казалось бы близких эпохе по духу и стилю, а на недавних еретиков, вождей разгромленных направлений. Сталин в принципе (это касается всех областей культуры и политики) больше доверял не единомышленникам, а предателям, идущим за ним из страха и послушания, а не из убеждений. Его собственные поступки никогда не диктовались убеждениями, а только целесообразностью.

При изменении курса вчерашние единомышленники становились противниками, что создавало проблемы. С купленными и запуганными подчиненными этого не происходило. Жолтовский, случайно попавший в стилистическую струю и сохранивший до конца жизни долю независимости и первоначальные убеждения, несмотря на все почести, никогда не достигал того положения в административной иерархии, которого достигли бывшие конструктивисты и вопровцы.

Начиная с лета 1933 г. «творческие дискуссии» и «творческие совещания» проводились регулярно по одной и той же схеме. Все критиковали всех не дискутируя между собой.

В «дискуссиях» и в передовых статьях архитектурных журналов теоретически разрабатывались проблемы «реализма в архитектуре» и «синтеза искусств». Это были термины с положительным значением. Осуждались «упрощенчество», «мещанство», «механическое копирование», «эклектика». Это все были отрицательные явления. Только «упрощенчество» ассоциировалось с чем-то конкретным – с конструктивизмом. Все остальные понятия ни с чем не определенным не ассоциировались и поэтому могли быть приложимы к чему угодно. И постоянно прикладывались. Под критику регулярно попадали все по очереди – и Мельников, и Жолтовский, и Фомин, и Щусев. Еще недавно понятные профессиональные термины намеренно лишались смысла, превращались в абстрактные символы добра и зла.

Творческие совещания и дискуссии, (как и вообще вся сталинская теория архитектуры) были умело организованными провокациями. Цель – лишить смысла любое самостоятельное профессиональное теоретизирование. По сути дела теории сталинской архитектуры никогда в действительности не существовало. И когда в 1954 г. Хрущев начал крушить сталинский стиль, оказалось, что держаться не за что и спорить не с чем. Зато отработанные в середине тридцатых годов формулировки замечательно подходят и к пересаженному на место сталинского ампира индустриальному типовому модернизму 50– 60 годов.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Юмор сталина можно усмотреть
Мавзолей
Архитектура ссср 3 4