ΛΛΛ     >>>   

Хмельницкий Д. Сталин и архитектура

Личный вклад

История советской архитектуры в нынешнем виде очень плохо документирована. То есть, сама архитектура в виде проектов или построенных зданий известна в достаточной степени. Вряд ли в ближайшее время можно рассчитывать на открытие новых имен или неизвестных ранее построек. Но совершенно неизвестен механизм управления архитектурой. Неизвестен состав жюри многочисленных конкурсов ЗО-х-40-х годов и мотивы принятия тех или иных решений. Неизвестно кем они принимались. Неизвестна, или по крайней мере, никогда не описывалась и не анализировалась структура проектных ведомств и внутрипрофессиональная иерархия, позволявшие мгновенно воплощать в любой точке СССР принятые в Москве решения. А ведь эта структура была важнейшим стилеобразующим фактором. Без нее советская архитектура никогда не смогла бы стать настолько гомогенной и моностилевой в каждый отрезок времени.

Фразы типа «было принято решение...» или «советские архитекторы в то время полагали....» кочуют по советским и постсоветским исследованиям всегда без расшифровки того, чье это было решение и чье мнение разделяли сразу все советские архитекторы. Ясно только, что формальные вожди Союза архитекторов и Академии Архитектуры – Алабян, Мордвинов, Чечулин, Власов, Виктор Веснин – никак не могли реально управлять советской архитектурой и принимать самостоятельные решения. Никаких других имен тоже никогда не называется. От этого история советской архитектуры выглядит как загадочный процесс, все участники которого действуют абсолютно необъяснимо и в тоже время абсолютно согласовано.

В грандиозном по объему информации двухтомном исследовании С. Хан-Магомедова «Архитектура советского авангарда», в котором описана советская архитектура вплоть до второй половины 30-х годов, о механизме принятия решений в архитектуре, а следовательно о логике ее, архитектуры, развития, вообще речь не идет. Что фактически превращает ценнейшую книгу просто в справочник.

Зная как был устроен сталинский советский Союз и как осуществлялось управление всеми областями его жизни, можно с уверенностью предположить, что нити управления архитектурой сходились в ту же точку, что и все остальные - в Политбюро. То есть - лично к Сталину. Тем не менее, Сталин от сталинской архитектуры странным образом отлучен. В упомянутой книге Хан-Магомедова на 1,5 тыс. страниц на Сталина есть две случайные ссылки - по одной на том. Хотя автор описывает двадцатилетие (1917 - 1937 гг.), первую треть которого Сталин был одним из руководящей пятерки вождей, вторую треть - первым лицом в государстве, а последнюю треть - абсолютным диктатором. Даже специалистами в области истории сталинской культуры вопрос о личном влиянии Сталина на архитектуру, часто воспринимается с удивлением. Вроде бы не должно было у него хватать времени на архитектуру.

В 90-е годы вышло довольно много книг, описывающих взаимоотношения Сталина с различными областями культуры - музыкой, кино, театром, литературой. Теперь известно, как внимательно и жестко руководил он процессом развития советской культуры. Вплоть до редактуры отдельных книг. Известно, что лауреатов сталинских премий всегда назначал лично Сталин. Иногда очень неожиданно и прихотливо. Известно также, что ни один фильм не выходил в 30-40 гг. на экраны без его разрешения. Им же утверждался и репертуар московских театров (а, следовательно, и практически всех театров страны).

Документов, касающихся взаимоотношений Сталина и архитектуры опубликовано крайне мало. Но все-таки они есть. И все они говорят о том, что архитектурой Сталин управлял не менее решительно, чем литературой. Более того, именно он и был Главным Архитектором сталинской архитектуры, а вовсе не бесправные марионетки, возглавлявшие Союз Архитекторов или официальные «корифеи советского зодчества» вроде Щусева и Жолтовского. Их самих, как и всех прочих подвергали регулярным поркам.

1. Мавзолей

Первое соприкосновение Сталина с архитектурой было связано, видимо, со смертью Ленина и строительством мавзолея.
Когда 21 январе 1924 года умер Ленин, членами Политбюро кроме него были Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский. Кандидатами в члены — Бухарин, Калинин, Молотов, Рудзутак. Тройка Зиновьев-Каменев-Сталин в это время вела борьбу с Троцким, который стремительно терял свои позиции. Кроме того, его не было в это время в Москве.

В вышедшей в 1972 г. книге Хан-Магомедова «Мавзолей Ленина» в качестве активного участника и руководителя строительства упоминается только В.Д. Бонч-Бруевич. По понятным причинам никто из членов тогдашнего Политбюро упомянут быть не мог, хотя ясно, что решение о строительстве Мавзолея могло быть принято только на самом высоком уровне. Бонч-Бруевич был третьестепенным чиновником в партийном аппарате. В частности, занимался снабжением продуктами партийного и правительственного руководства.1 Это значит, что он подчинялся непосредственно Сталину, как генсеку партии. Главой комиссии по увековечиванию памяти Ленина был назначен Дзержинский, сторонник Сталина, а Бонч-Бруевич как член комиссии руководил организацией похорон.2 Уже 24 января на заседании Политбюро был заслушан доклад комиссии Дзержинского об организации похорон , а 25 января было принято решение ЦИК Союза ССР. о строительстве Мавзолея.3 Проект решения ЦИК был подготовлен Молотовым (человеком Сталина) и принят опросом членов Политбюро тогда же, 25 января 1924 г.4 Из членов правящего триумвирата, пожалуй, только один Сталин был психологически способен придумать, продумать и в считанные дни пробить фантастическую идею мумификации трупа Ленина и превращения его мощей в религиозно-пропагандистский символ. У него хватало и фантазии и власти. Надо думать, что тогда Сталину было еще не до художественных проблем. Он разрабатывал политическую идею.

***
Деревянный ящик, который Алексей Щусев за три дня построил на Красной площади, был на самом деле только постаментом, на котором должны были возвышаться четыре деревянные колонны, объединенные общим антаблементом. На колонны времени не хватило. Некоторое время после похорон Щусев дорабатывал первоначальный проект, варьируя форму и количество колонн. Пока речь шла о более или менее традиционном варианте усыпальницы. В начале февраля за основу достройки был принят вариант с десятиколонной ротондой и антаблементом, который в плане, представлял собой десятиконечную звезду (две сдвинутых по отношению друг к другу пятиконечных звезды).

Но затем Щусеву было внезапно приказано полностью переработать проект и совместить его с правительственной трибуной. В феврале 1924 года в советской прессе прошла дискуссия об облике мавзолея, решающую роль в которой сыграл Леонид Красин, нарком внешней торговли СССР. Красин высказался против высотной композиции в пользу распластанной и предложил «...дать гробнице форму народной трибуны, с которой будут произносится будущим поколением речи на Красной площади».5 Красин тоже не был самостоятельной фигурой. Он явно озвучивал чье-то более высокое мнение. В результате, Щусеву пришлось отказаться от колонных ротонд. Второй деревянный мавзолей был построен к маю 1924 года в виде трибуны, функция которой явно преобладала над функцией гробницы.

В январе 1925 г. постановлением ЦИК СССР был объявлен конкурс на постоянный мавзолей. В программе было указано, что центром композиции должна была стать трибуна, рассчитанная на вмещение президиума всенародного собрания на Красной площади с самостоятельно выдвинутой трибуной для оратора»6 По словам Хан-Магомедова конкурс «оказался малоудачным» и результатов не дал. Пет данных о том, что были присуждены обещанные 10 премий. Опубликованные проекты (напр. Шехтеля, Руднева) действительно выглядят странно, что вряд ли можно считать действительной причиной отсутствия результатов конкурса. Видимо, это первая ласточка будущей сталинской эпохи. Если объявленный архитектурный конкурс по какой-то причине Сталина больше не интересовал, результатов просто не было.

Годы 1925-1929 - время напряженной борьбы за власть в партийном аппарате. В советском обществе разброд и шатания. Трибуна для некоего нелепого «президиума всенародного собрания» да еще с кафедрой для одиночного оратора (Троцкий мог бы воспользоваться такой трибуной, но никак не Сталин) в планы Сталина никак не входила. Поэтому до 1929 г, до полной победы над всеми оппозициями - пауза. Деревянный временный мавзолей превратился в постоянный.

***
Весной 1929 года, как пишет Хан-Магомедов, «выяснилось, что незачем объявлять новый конкурс, так как образ деревянного Мавзолея... выдержал испытание временем.»7 Кем выяснилось, он не пишет, но это совершенно ясно. Только Сталин мог принять такое решение. Главой правительственной комиссии по разработке проекта был назначен Ворошилов, а строительством руководил секретарь ЦИК СССР Енукидзе. Ворошилов без всяких конкурсов поручило разработку проекта Щусеву. Поначалу Щусев начал менять облик здания. Сохранился эскиз, в котором мавзолей превратился в довольно высокую ступенчатую пирамиду. Были варианты ассиметричные, с экспрессивно вынесенной на угол трибуной. Тут явно сказалось увлечение Щусева конструктивизмом.

Но «правительственная комиссия» ассиметричные варианты отклонила и высказала пожелание «сохранить в каменном мавзолее облик деревянного мавзолея»8 Такой вариант проекта и был в конечном счете утвержден. Строительство началось в июле 1929 года, велось в лихорадочном темпе и было закончено осенью 1930 г. Как писал журнал «Строительство Москвы»: «Красная площадь - сердце Москвы - приобрела новый облик. Закончено сооружение величайшего в мире памятника Ленину - нового мавзолея»9

Этот год -1930 - кульминационный для Сталина. Разгромлена оппозиция и у него развязаны руки. Все дальнейшие события в стране могут развиваться строго по разработанным им планам. Полным ходом идут экономические и культурные реформы. Строятся Беломорканал и бесчисленные военные заводы. Идет коллективизация. Опробованы первые процессы «вредителей» - «Шахтинский процесс» (1929) и «Дело Промпартии» (1930). Приговор подсудимым из «Промпартии» объявлен через месяц после окончания строительства мавзолея. Внезапное и срочное строительство каменного мавзолея - часть общей программы действий.

Мавзолей не просто склеп. Это, как было сказано, «величайший памятник Ленину». И совершенно ясно, кто должен стоять на его трибуне. Следующим шагом в этом направлении будет проектирование действительно громаднейшего (полкилометра высотой) памятника Ленину в виде Дворца советов. Всего через три года и совсем рядом с Красной площадью.

Стилистически мавзолей принадлежит предшествующей эпохе. В нем несмотря на классические детали отчетливо чувствуется привкус конструктивистского кубизма, которым увлекался Щусев в 20-х годах. Но одновременно крохотный мавзолей — откровенный прообраз чудовищного постамента под статую Ленина в иофановском проекте Дворца советов 1933 г. Стилистически мавзолей в прошлом, но функционально – в будущем.
Уже деревянный мавзолей был первым в истории примером совмещения гробницы и трибуны для вождей-наследников умершего. Совмещение гробницы с храмом - бывало, а с трибуной - нет. Правда, следует отметить, что трибуна как самостоятельное здание - вообще чисто советское, по крайней мере по началу, явление. Раньше такой функции не существовало. Никогда вожди не принимали парадов, стоя на специально построенном здании. Следующий хронологический пример - стадион для партийных съездов в Нюрнберге, заложенный в 1937 г. Это сооружения того же порядка, что и мавзолей - и функционально, и отчасти, стилистически.

Мавзолей строился в тот момент, когда до официального введения нового сталинского архитектурного стиля весной 1932 г оставалось около двух лет, но сталинская атмосфера в советской культурной жизни уже была уже единственной возможной. А следующие шаги по реформированию советской архитектуры запланированы.

Первый этап конкурса на Дворец Совета был объявлен в феврале 1931 г. только что созданным специальный правительственным органом - Советом строительства Дворца Советов. А задумывался вождем на несколько месяцев раньше. Можно предположить, что обсуждение последних вариантов проекта Мавзолея летом 1930 г. и программы будущего конкурса на Дворец Советов шли одновременно.

2. Дворец советов

Конкурс на Дворец Советов – самое известное и самое загадочное событие в истории советской архитектуры. Что о нем известно?

В феврале 1931 года группа известных советских архитекторов и все архитектурные объединения получили приглашение Управления Строительством Дворца советов участвовать в разработке и уточнении программы будущего всесоюзного конкурса. В июле было представлено на рассмотрение 15 проектов (из них 12 – заказных). Это – первый этап конкурса.
Премий распределено не было, но уже 18 июля 1931 г.был объявлен всесоюзный конкурс с участием приглашенных с западных архитекторов из самых известных. В этом момент ни о каких стилистических реформах в СССР еще и речи нет. Конструктивизм воспринимается всеми участниками конкурса как официальный советский стиль.

В феврале 1932 г. присуждается множество премий из них три высших – Борису Иофану, Ивану Жолтовскому и американцу Гектору Гамильтону. Все три проекта, хотя и не имели между собой ничего общего, в той или иной степени были связаны с классицизмом. Точнее с классицизированной эклектикой.

В результате – всеобщий шок. В СССР – тихий. На Западе – громкий. Руководство СИАМ и лично Корбюзье пишут Сталину возмущенно-угрожающе-упрашивающие письма. Реакции – ноль. С этого момента официальные отношения между западными архитекторами и СССР прерваны. Планировавшийся на 1932 г. в Москве конгресс СИАМ, отменен Москвой. Тех западных архитекторов, которые уже работают в СССР в качестве иностранных специалистов, начинают выдавливать из страны.
А проектирование продолжается. В марте 1932 г. приглашение участвовать в третьем закрытом туре конкурса получают 12 авторских групп. В июле конкурс заканчивается, но премий нет. Совет строительства отмечает, что уровень проектов выше чем раньше и объявляет новый этап. Участвовать в нем приглашаются 5 групп, составленных из отобранных и перетасованных участников третьего тура.

В феврале 1933 г. конкурс заканчивается. Представлены пять похожих симметричных дворцово-храмовых композиций. А в мае объявлено, что за основу для дальнейшего проектирования принят проект Иофана – нелепый зиккурат, как будто составленный из нескольких консервных банок.

Годом раньше, в апреле 1932 г. запрещаются все независимые творческие союзы, а архитекторов, как и прочих творцов, объединяют в едином Союзе архитекторов. Тогда же все проектирование в СССР переориентируется на возрождение «классического наследия». То есть – на эклектику. Конструктивизм де-факто запрещен.

***
А теперь – что же остается неизвестным в истории конкурса на Дворец Советов? Самое главное – неизвестно кто и зачем конкурс организовал. И вообще – был ли конкурс? Точнее, было мероприятие, организованное как архитектурный конкурс действительно конкурсом?

Совершенно очевидно, что заказчик проекта – государство. Государство в том момент – Сталин. Но его имя официально ни разу не появляется в истории проектирования и строительства Дворца. В Совет Строительства Дворца Советов входят ближайшие сотрудники Сталина К. Ворошилов, А. Енукидзе, К.Уханов (два последних через несколько лет расстреляны). Совет строительства – законодательный орган (!). Исполнительным органом являлось Управление строительством Дворца Советов (УСДС), под председательством М.Крюкова (ум. в 1944 г. в лагере в Воркуте), в составе Б. Иофана, Г. Красина, И. Машкова и А. Лолейта. В качестве совещательного органа был сформирован Временный технический совет (ВТС УСДС), впоследствии преобразованный в Постоянное архитектурно-строительное совещание из 36 человек. В него кроме нескольких титулованных архитекторов входили представители всей культурно-художественной элиты страны – Горький, Машков, Грабарь, Меркуров, Мейерхольд, Луначарский...

На время проведения всесоюзного конкурса была создана техническая экспертная комиссия под руководством Г.Кржижановского.

В составе всей этой сложной и явно декоративной структуры отсутствовала одна инстанция, абсолютно необходимая для проведения конкурса – профессиональное жюри. Все решения принимались тремя партийными функционерами – членом Политбюро Ворошиловым, секретарем президиума ЦИК Енукидзе и председателем московского облисполкома Ухановым. То есть, лично Сталиным.
Для участников конкурса это секретом не было. Во всяком случае, возмущенные результатами всесоюзного конкурса руководители Конгресса новой архитектуры (СИАМ) пишут письма не Совету строительства Дворца, а лично Сталину. Письмо от 20 апреля 1932 г., подписанное президентом СИАМ Корнелиусом ван Еестерном и генеральным секретарем Зигфридом Гидеоном 1932 г. стоит того, чтобы привести его целиком.

«Господин Президент.

Мы имеем честь уведомить Вас о новой ситуации, возникшей между высшими правительственными инстанциями СССР и мировой общественностью. Речь идет о событиях, которые вызвали в профессиональных кругах очень большое волнение. Однако, эти события профессионального порядка могут повлиять на общественное мнение, о чем мы считаем своим долгом Вам сообщить.

Речь идет о недавних решениях связанных со строительством Дворца Советов.

В 1931 году правительство СССР в лице Совета Строительства Дворца Советов обратилось к мировому сообществу, объявив международный конкурс. Не было назначено никакого жюри, но нам казалось само собой разумеющимся, что решение будет следовать генеральной линии, определяемой пятилетним планом, и выразится в проекте, представляющем современное мышление. Архитектура Дворца Советов, говорящая языком, не поддающимся фальсификации, выражала бы революцию, совершенную новой цивилизацией современной эпохи.

В обращении Совета к архитекторам указывалось, что в связи с тем, что пятилетний план блестяще завершен, правительство СССР, желая увенчать его особым событием, постановляет реализовать принятое в 1922 году на заседании III Интернационала решение о строительстве Дворца Советов. Исходя из этого архитекторы всего мира представили правительству СССР плоды своей работы.

29 февраля ТАСС сообщает: «Совет строительства закончил рассмотрение представленных проектов. Проекты архитекторов Жолтовского и Иофана, так же как американского архитектора Гамильтона были признаны лучшими... Совет решил продолжить конкурс, дав возможность другим участникам так, чтобы другие проекты были переработаны с учетом лучших методов классической архитектуры и достижений современной архитектурной технологии».
Журнал «Баувельт» (№12,1932) публикует три вышеназванных проекта: проект Иофана демонстрирует в остробуржуазной форме академическое мышление. Проект Жолтовского - это копирование архитектуры итальянского ренессанса, архитектуры, которая находится в противоречии с народными массами, и полностью соответствует духу наследной власти феодальных князей. Неоспоримое совершенство этой архитектуры не может, совершенно очевидно, претендовать на то, чтобы удовлетворять потребности и решать проблемы с применением современных технологий.

Проект Гамильтона является ни чем иным, как самонадеянным воспроизведением под покровом современного декора, помпезного сооружения королевских времен, без всякой связи с органическими функциями программы Дворца.

Решение Совета строительства - это прямое оскорбление духа русской революции и реализации пятилетнего плана.
Поворачиваясь спиной к воодушевленному современному обществу, которое нашло свое первое выражение в советской России, это решение освящает пышную архитектуру монархических режимов. Проект дворца Советов, предложенный современному миру, как духовный венец огромной созидательной работы пятилетнего плана, подчиняет современную технику интересам духовной реакции. Дворец Советов воплощает в форме, которую ему хочет навязать Совет строительства, старые режимы и демонстрирует полное пренебрежение к важнейшим культурным устремлениям нашего времени. Какое трагическое предательство!

Мир, наблюдающий за творческим развитием СССР, будет потрясен.

Международный совет по решению современных архитектурных проблем (CIRPAK, представитель CIAM), созданный в 1928 году в Ла Сарразе, на своем заседании 29 мая 1932 года в Барселоне обсудил ситуацию в Москве, а также условия проведения IV конгресса по теме «Функциональный город». Он постановил обратиться в высшую политическую инстанцию СССР, чтобы указать ей на важность положения, вызванного ошибочным решением Совета. Он просит Правительство изменить решение Совета, так как этого ожидает мировая элита. В случае, если рекомендации Совета Строительства относительно строительства Дворца Советов останутся в силе, сомнительно, чтобы CIRPAK, до сих пор всегда выступавший за революционные преобразования, смог бы и дальше рассматривать СССР как страну, в которой возможно проведение плодотворного конгресса по такой бескомпромиссной теме, как “ Функциональный город”...

Предоставляя решения этого капитального вопроса на суд вашей мудрости, мы выражаем Вам, господин Президент, наше глубокое почтение.»10
Письмо дает массу поводов для размышлений. Его авторы не сомневаются, к кому следует обращаться с претензией. Им заведомо известно, что конкурс, собственно говоря, не конкурс, а политическое мероприятие, ответственность за которое несет сам вождь. Они уверены, что «новая архитектура» - официальный советский стиль. Это их вполне устраивает. Неожиданную смену стиля они воспринимают как политическое предательство и оскорбление идеалов. Они уверены, что их политические убеждения ничем не отличаются от взглядов коммунистического руководства СССР и предъявляют Сталину обвинение в измене революционным идеалам, вполне, кстати, справедливое. Именно так рассуждала уже раздавленная в тот момент, но пока еще не расстрелянная партийная оппозиция, как левая, так и правая.

13 мая 1932 года Ле Корбюзье пишет письмо председателю Ученого комитета при СНК СССР Луначарскому, находящемуся в тот момент в Швейцарии: «...Дворец Советов есть окончание пятилетнего плана. Что такое пятилетний план? Это героическая попытка и действительно героическое решение, построить новое общество, живущее в полной гармонии. Целью пятилетнего плана является идея сделать людей счастливыми. С сегодняшнего дня Советский Союз освещает весь мир блеском новой зари. Все возвышенные сердца принадлежат Вам, это победа... Архитектура выражает дух Вашей эпохи, и Дворец Советов должен исключительностью своих пропорций и законченностью форм выражать те же цели, которые Вы преследуете с 1918 года. Весь мир должен это видеть, более того, все человечество должно увидеть в архитектуре этого здания точное и безошибочное выражение народной воли...»

Далее Корбюзье выражает желание поехать вместе с Луначарским в Москву, чтобы все объяснить архитекторам и руководству: «...Народ любит королевские дворцы... однако, руководство массами это дело избранных людей... Мы ожидали от СССР мужественный жест... и если его не будет, тогда не будет больше ни Союза советских социалистических республик, ни правды, ни мистической веры!».11
Адресат письма с 1929 г уже не нарком просвещения и давно растерял свое политическое влияние, но Корбюзье, видимо, этого не знает. Текст более подобострастный, чем официальное письмо СIАМ, но и в нем чувствуется угроза. У автора земля уходит из под ног и он не знает к чему прибегать, к лести или запугиваниям. Сам Корбюзье, видимо, не был готов к разрыву отношений с Советским Союзом – в Москве в этот момент остановлено на неопределенный срок строительство запроектированного им здания «Центрсоюза» (достроено в 1934 году).

***
До сих пор не опубликовано никаких документов, из которых было бы ясно как и в чьем присутствии проходили обсуждения проектов Дворца советов на всех этапах конкурса. Не известны протоколы заседания жюри (или того что его заменяло) посвященных распределению премий. Не ясно, были ли вообще такие заседания. Неизвестно какими принципами руководствовались те, кто премии распределял. Одно это поставило в тяжелое положение рецензентов, делавших обзоры проектов всесоюзного конкурса. Понять логику распределения премий было просто невозможно.

Механизм принятия решений, связанных с конкурсом на Дворец Советов в целом неизвестен, но нет оснований сомневаться, что он находился в руках Сталина, а все основные решения принимались на заседаниях Политбюро. То есть – им лично. Пятого мая 1931 г. Политбюро утвердило окончательным местом постройки Дворца Советов площадку храма Христа Спасителя. На заседании Политбюро 15 июля 1931 г. был утвержден проект текста об объявлении конкурса на составление проекта и было решено опубликовать его от имени Совета строительства.12

Это было правилом. Все основополагающие решения по всем государственным вопросам принимались на заседаниях Политбюро, то есть лично Сталиным, а публиковались от имени тех или иных органов, которым официально было положено такие решения принимать.

 ΛΛΛ     >>>   

Какими качествами должна была обладать сталинская архитектурная критика
Хмельницкий Д. Сталин и архитектура истории России
В передовой статье десятого номера архитектуры ссср за 1934
Хмельницкий Б. Сообщение о победах над польским войском и желании украинского народа объединиться с Россией