<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но сам Сталин при этом крайне редко засвечивался в качестве действительного участника архитектурного процесса. В режиссуру спектакля входило создание иллюзии насыщенной профессиональной жизни.

В передовой статье десятого номера «Архитектуры СССР» за 1934, посвященного предстоящему съезду архитекторов говорилось следующее: «Развертывание творческой дискуссии будет означать в то же время разработку и дальнейшее уточнение единой творческой платформы советской архитектуры... Единый творческий путь... менее всего предполагает какую-то нивелировку отдельных стилевых тенденций, - напротив он означает громадное расширение диапазона творческих исканий и творческих направлений».44

Единство стиля при широком диапазоне направлений – типичное для сталинской демагогии соединение несовместимых компонентов. Единство стиля было реальностью, а диапазон направлений – иллюзией, в которой архитекторы нуждались для сохранения профессионального самоуважения.
О том, каким образом реализовывалось практическое партийное руководство архитектурой можно судить по эпизоду, рассказанному архитектором Александром Власовым в речи «творческой встрече архитекторов Москвы и Ленинграда», состоявшейся в апреле 1940 г.: «Когда на заседании Архплана обсуждался проект застройки... на улице Горького, трудно было сказать, хорошо это или плохо. Действительно, то что сделал т.Мордвинов, было нисколько не хуже тех фасадных разверток, которые мы обычно делаем для магистралей Москвы. Трудно было сказать хорошо это или плохо, потому что мы не знали, с каких позиций рассматривать этот материал. И вот, секретарь МК и МГК ВКП(б) т. Щербаков в своем выступлении дал нам правильный метод оценки проекта... определение т.Щербакова ул. Горького как триумфальной, дает нам возможность правильно уяснить себе и характер архитектуры этой улицы».45 Архитекторы-профессионалы оказались не в состоянии оценить проект коллеги, пока по этому поводу не высказался партийный вождь Москвы. И – что важно – не должны были оказаться в состоянии. Это их достоинство, а не недостаток, о чем Власов говорит с гордостью. Надо учесть, что Щербаков, аппаратчик второго ранга, никакой самостоятельностью заведомо не обладал, а совершенно очевидно озвучивал высказывания Сталина.

***
К воспитательно-тренировочным мероприятиям следует отнести и целый ряд конкурсов середины тридцатых годов, из которых два самых крупных – конкурс на здание Наркомтяжпрома (1934-1936) и конкурс на проект правительственного центра в Киеве (1934-1935). В обоих конкурсах участвовала вся архитектурная элита, но премий в двух турах распределено не было. Не было победителей и не было ничего построено.

Трудно сказать, собирался ли Сталин в действительности строить на Красной площади гигантскую башню Наркомтяжпрома или просто экспериментировал – как с архитектурной идеей, так и с психикой Ясно, только, что выбор места и сама идея запроектировать в центре Москвы колоссальный комплекс зданий для главного наркомата страны исходила от него. Возможно это был такой способ поощрить наркома тяжелого машиностроения – Серго Ордженикидзе, в руках которого в тот момент сосредоточилось фактическое управление всей экономикой страны. Зная характер Сталина, можно предположить, что уже в 1934 г. судьба Орджоникидзе была предрешена. После его самоубийства (или убийства) в феврале 1937 г. от Наркомтяжпрома стали отпадать куски в виде отдельных наркоматов, а в 1939 году он был расформирован. Такие вещи Сталин просчитывал загодя.

Возможно, что Сталин уже тогда начал обдумывать идею строительства в Москве серии башен, образующих одно композиционное целое с Дворцом Советом (прообраз будущих московских небоскребов).
Несомненно воспитательное значение конкурса. В первом туре братья Веснины сделали проект при консультации Гинзбурга, а Гинзбург и Лисагор при консультации Весниных. Оба проекта почти одинаковые – четыре башни, поставленные в ряд и объединенные понизу стилобатом в несколько этажей, а поверху мостами-переходами. От конструктивизма сохранилась стилистика деталей, сплошное остекление, металлический каркас. От новой эпохи пришли – монументальность, жесткая симметрия, утяжеленность книзу, скульптуры и барельефы. Оба проекта производят впечатление сделанных формально, без надежды на выигрыш. Проект Весниных второго тура совсем безнадежен. Стоящая на стилобате тяжеловесная ступенчатая башня со звездообразным планом, вообще лишена конкретного стиля и украшена сверху нелепыми башенками и скульптурами со знаменами.

На первый тур конкурса были поданы два знаменитых проекта двух замечательных архитекторов – Мельникова и Леонидова. Проект Мельникова по-настоящему безумен. В нем есть, кажется, все требуемые эпохой качества – пафос, монументальность, нечеловеческий восторг, лестницы уходящие в небо, «синтез искусств» в виде гигантских атлантов... Но при этом остроумный план и до предела острая, ни на что не похожая композиция. У этого здания нет никаких корней в истории архитектуры, нет прошлого, но в нем нет и стилизации, которая на языке эпохе называется «освоением наследия». В нем нет похожести на уже известное. Мельников дал свой вариант тоталитарной архитектуры, первобытное варварство стиля которой в общем-то соответствовало идеологической задаче. Но этот продукт оказался несъедобным со всех точек зрения, в том числе и с начальственной.

Если в проектах Весниных и Гинзбурга чувствуется внутреннее сопротивление, то в проекте Мельникова, наоборот, налицо полная моральная отдача, готовность принять все, кроме навязываемой стилистики. Эту готовность Сталин отверг. В его системе ценностей индивидуальность стиля была грехом, не покрываемым идейной лояльностью.

Проект Леонидова – полная противоположность проекту Мельникова. Он и сегодня производит потрясающее впечатление. Три башни, собранные в пучок, не монументальны, по крайней мере, в сталинском смысле этого слова. Они стройны, устремлены вверх и, действительно, несмотря на гигантскую высоту, вписываются в силуэт Москвы. Впрочем, это здание тоже без корней, оно странное порождение именно той нечеловеческой ситуации, в которой оказался в 1934 г. Леонидов. От конструктивизма Леонидов не вполне отошел, он разбавил его пластикой, но абсолютно новой, не имеющей ничего общего с «освоением наследия». Об этом обязательном для советских архитекторов тезисе напоминают странные выросты на круглой башне, делающие ее похожей на ростральную колонну, и замечательные рисунки Леонидова, где башни служат фоном для луковиц Василия Блаженного. Он был ответ Леонидова на требование «осваивать классическое наследие». Ответ несостоятельный. Убедить Сталина, что современная архитектура вполне может сосуществовать с исторической было невозможно.
После конкурса и Леонидов, и Мельников выпадают из советской архитектурной элиты.

***
Последним предвоенным конкурсом был конкурс на здание панорамы «Штурм Перекопа. Он демонстрирует итоги 8-летней воспитательной компании. Все участники, взяли за образец римские мавзолеи или Колизей. Единство стиля исключительное. Конкурс интересен двумя моментами. Во-первых, несмотря на полное единомыслие, по словам рецензента, «ни одному из авторов не удалось найти законченный художественный образ панорамы»46 Со времен конкурса на Дворец советов это признак воспитательного характера мероприятия. Сталин просто поручал своим архитекторам отработать новый тип здания.

Во-вторых, интересно, что за три месяца до войны, возникает «не имеющая прецедентов задача спроектировать монументальный памятник героическим победам Красной армии» (там же). Сталин ничего не делал случайно. Если ему именно весной 1941 года понадобилось разработать образец памятника в честь военных побед, значит победы были запланированы.
***
В декабре 1939 года Сталину исполнилось шестьдесят лет. Почти весь декабрьский номер “Архитектуры СССР” посвящен этому событию. Сталину присваивается звание Героя социалистического труда. Учреждаются премии и стипендии имени Сталина. Самые известные советские архитекторы рассказывают о своих встречах со Сталиным. Академик архитектуры Виктор Веснин вспоминает о выступлении Сталина 14 июля 1934 года на заседании в Кремле, посвященном планировке Москвы: «В живых, чеканных и замечательных по своей глубине и простоте словах Иосиф Виссарионович дал нам не только указания о том, как реконструировать столицу, но и о том, как вообще работать – планировать, проектировать, строить».47

Профессор В. Гельфрейх вспоминал о том, что «Товарищ Сталин с момента возникновения идеи постройки Дворца Советов, принимал самое близкое участие во всех заседаниях совета строительства и с присущей ему простотой и гениальной прозорливостью решал все возникающие при проектировании вопросы».48

Академик архитектуры Алексей Щусев рассказывает о выступлении Сталина весной 1935 года в Кремле на заключительном заседании по утверждению плана Москвы. «Я ясно помню его внушительную фигуру, помню как с трубкой в руке он детально разбирал проект, представленный с обширнейшей докладной запиской и чертежами... Он не только высказался по вопросу о новых границах города, ...но и детально проанализировал вопросы планировки отдельных магистралей, вопросы ширины той или иной улицы или площади... Исключительно важными были замечания товарища Сталина об общем благоустройстве города, о высоте домов на тех или иных улицах и площадях, о мостовых, о парковых зеленых насаждениях».49
Эти наполненные казенной лестью выступления – редкие свидетельства действительного участия Сталина в проектировании ведущих сооружений эпохи.

***
Определить теоретическую основу, сложившейся в середине 30-х годов сталинской архитектуры довольно сложно. Теории как таковой нет, есть набор образцов, по которым можно судить о требованиях высочайшего заказчика. Позитивных требований к стилистике немного – следует использовать только элементы классической архитектуры, опирающейся на античность – древней Греции, Рима, итальянского Возрождения, русского ампира. В национальных республиках допустимо пользоваться также элементами местных исторических стилей.

Почти все остальные требования – негативные. Не допустимы к использованию готика и модерн – стили времен социального упадка. Нежелательно барокко. Категорически исключены западный функционализм и отечественный конструктивизм. Нежелательна последовательная принципиальная работа в любом стиле, даже в классицизме – это называется «механическим копированием». Нежелательна эклектика, хотя понять, что это такое трудно, так как свободная игра с элементами классических стилей и создание несвойственных традиционной классике композиций поощряется. В отдельных случаях можно отказаться от пользования ордерной архитектурой, работать одними объемами, но тогда композиция должна быть монументальной и ступенчатой. Монументальность и тяжеловесная уравновешенность – почти непременные качества стиля. Исключения редки.

Кроме того, архитектура должна быть ансамблевой и иерархичной. Это значит, что декор и композиция отдельного здания обязательно подчиняются композиции улицы, площади или всего города. Композиция отдельного здания как правило в миниатюре повторяет композиционные принципы ансамбля – центричность, симметрия, утяжеление книзу, устремленность вверх с помощью статуй, башен, шпилей.
Архитектура обязана быть радостной, приподнятой и ликующей, изображать восторг и величие. Обязателен «синтез искусств», то есть украшение архитектуры скульптурой и живописью.

Архитектура должна быть настолько гибкой, чтобы усвоить и переварить любое указание руководства. Следовательно, творческая принципиальность во всех вариантах противопоказана. Это главный принцип сталинской архитектуры и сталинского искусства вообще. Цель архитектора – изучить вкусы Сталина настолько, чтобы наверняка угадать правильное решение. Вкусы у Сталина оказались широкими, поэтому сталинская архитектура довольно разнообразна. Внутри жестких рамок «освоения наследия» осталось достаточно места для необязательных стилевых игр.

9. Травля Жолтовского

Сразу после войны в Московском Архитектурном институте происходит странное – забавное и одновременно жутковатое событие. В октябре 1945 г. студенты 4-5 курсов получают курсовое задание – спроектировать «Загородный дом Маршала Советского Союза». Тему предложил завкафедрой Жолтовский. Она была утверждена всем институтским начальством. Ясно, что тема – отражение военно-патриотического настроя в стране и культа маршала Жукова. В начале ноября проекты были сданы. А 2 ноября появляется приказ председателя Всесоюзного комитета по делам Высшей школы С. Кафтанова, где тема проекта названа «грубой ошибкой», институтскому начальству «указано» на нее, а студентам велено выдать новое задание, отменив старое. Одновременно Кафтанов докладывает секретарю ЦК Г. Маленкову о «грубом политическом извращении, имевшем место в Московском Архитектурном институте».50

Из опубликованных документов совершенно не ясно, в чем именно заключалась «грубая политическая ошибка» руководства института. Очевидно только, что для многоопытных архитектурных чиновников такой поворот дела был полной неожиданностью. Непонятно также, кто был инициатором скандала. Можно предположить, что сам Маленков. Вероятно именно в октябре 1945 г. Сталин начал готовить будущую опалу Жукова (тот был понижен в должности с обвинением в «нескромности» только в сентябре 1946 г.). Первыми жертвами тактических планов Сталина оказались ничего не подозревавшие преподаватели МАИ и студенческие проекты.

Возможно также, что этот инцидент был отражением начавшихся лично у Ивана Жолтовского серьезных неприятностей. Или, что скорее, одной из их причин.
***
Постановление ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 г. «Об опере «Великая дружба» Вано Мурадели» послужило сигналом к началу кампании по борьбе с формализмом во всех областях культурной жизни, в том числе и в архитектуре.

Направление удара в архитектурной области было обозначено анонимной статьей в газете «Советское искусство» «Пережитки формализма в архитектуре» (6 марта 1948 г). В статье названы основные объекты критики – Ладовский, Мельников, Гинзбург (уже умерший).

В марте 1948 года с целью выявления формалистов в своей среде собирается «актив зодчих столицы». Основной докладчик, председатель комитета по делам архитектуры при Совмине СССР Г.Симонов называет и другие имена – Иофан, Бархин, Буров, Алабян. Однако больше всего места уделяется критике Ивана Жолтовского и его учеников, занимавших в это время важные места в профессиональной иерархии – «Школа Жолтовского... стоит на неверных творческих позициях в вопросе освоения нашей архитектурой классического наследия... Последователи Жолтовского питаются псевдо-научной теорией о всемогуществе пресловутого «золотого сечения», «теорией о существовании ... неких «вечных» канонов красоты и гармонии... Этой идеалистической шелухой засоряют головы нашей архитектурной молодежи».51

Никакой художественной подоплеки в этом погроме нет. Просто происходит обычная для Сталина ротация кадров. Странность в том, что в качестве главной жертвы выбран патриарх советской архитектуры Иван Жолтовский, никакой не чиновник, а преподаватель и воспитатель всех сталинских классицистов, эстет и эпигон архитектуры Возрождения. Ученики Жолтовского пострадали, кажется, мало, а над его головой тучи сгустились всерьез.

Возможно, что поводом для неприятностей послужил конфликт Жолтовского с кем-нибудь из крупных партийцев, например, с Александром Щербаковым (1901-1945), в 1938-1945 гг. первым секретарем Московского городского и областного комитетов партии. Еще до войны Жолтовскому был поручен проект реконструкции и надстройки здания Московского Совета (бывший дом московского генерал-губернатора, арх. М.Казаков, конец XVIII в.). Известно, что между 1939 и 1944 гг. Жолтовский сделал 18 вариантов проекта.52 Это означает, что Щербаков, (или, что вероятнее, сам Сталин) был недоволен. Существует легенда о том, что заказчик однажды сам взял карандаш и начал рисовать на чертеже Жолтовского колонны, чтобы показать как надо строить. Жолтовский якобы отказался от заказа со словами: «Я старый человек и не хочу, чтобы про меня говорили – это тот, который изуродовал дом московского генерал-губернатора». Так это было, или не так, сказать трудно, но после Жолтовского проектирование было поручено Дмитрию Чечулину, который и перестроил здание в 1947 году.
В феврале 1949 года в Центральном доме архитектора в Москве проходит обсуждение новых жилых домов, построенных в Москве. По существу это была акция, направленная против Жолтовского, так как один из трех домов –на Большой Калужской улице – выстроен им. Дом почти совсем не выделялся из общей массы советской архитектурной продукции. Но перед участниками обсуждения была поставлена ясная цель.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Увенчанный сталинской премией шедевр
Скорее всего сталина советов архитекторов
Хмельницкий Д. Сталин и архитектура истории России 2 архитектуры