<<<     ΛΛΛ     >>>   

Коллективное начало общины выражено тем вещественнее, чем больше собственность нуждается в массовом совместном труде для ее практического использования. Напротив, там, где природные условия делают труд большого числа людей, работающих совместно, нецелесообразным, у общины не остается внешнего, сверхличного существования по отношению к индивидам и ее единство сохраняется преимущественно в вещах идеальных (общий язык, обычаи и религия). По этой причине устойчивое существование «локализованного микрокосма» восточной общины возможно только в особой природной зоне, переступив границы которой (к северу) непосредственно-общая форма собственности мало-помалу рассеивается. Труд принимает все более индивидуальные формы, а вслед за ним разлагаются на атомы все высшие слои общения (складывается полисная демократия и частное право) и мышления (возникает философия, эта первая сугубо личная форма бытия человеческого духа). Маркс нашел две относительно чистые формы рассеяния непосредственно-общей собственности – «античную» и «германскую».

Различия архаических форм собственности касаются следующего: [a] обладает ли община особым предметным существованием по отношению к индивидам; [b] протекает труд в совместной или индивидуальной форме; [c] существует ли частная собственность на объективные условия труда. Требуется определить удельный вес этих различий в эфире субстанции: отвечает ли хотя бы одно из них различию всеобщих моментов труда (в этом случае мы имели бы дело с различными формациями), либо все три следует отнести на счет внешних, природных условий его наличного бытия (тогда это лишь разные формы одной и той же, архаической собственности).

Все свидетельствует в пользу последнего предположения: [a] административные структуры-посредники, обладающие автономной предметностью в отношении к работникам, вырастают там, где природные условия труда требуют соединения усилий человеческих масс; [b] поскольку люди пользуются ручными орудиями, постольку станут они обрабатывать землю сообща или же поодиночке – зависит в конечном счете от природных условий, с которыми люди вынуждены сообразовать форму общения в процессе труда; а [c] отношения частной собственности (если они простираются только на природные условия труда и орудия, но не на живой труд другого человека) естественным образом складываются там, где индивидуальные формы труда стали уже привычными 37. Стало быть, распыление собственности не затрагивает субстанцию труда, до тех пор пока собственниками остаются сами работники.

4. В марксистской историографии (М. Годелье, Ф. Тёкеи, Э.Дж. Хобсбоум и др.) принято определять контуры формаций согласно различию эмпирических форм собственности. Это слишком шаткая почва, когда речь идет о древней истории, ибо внешние, природные особенности архаических форм собственности делают просто-таки неузнаваемым тождество их экономической природы. Впрочем, как сказал Оскар Уайльд, только поверхностный человек не судит по внешности. Нет ничего ошибочного в том, чтобы в океане архаических форм собственности выделить несколько форм сравнительно чистых, как это делали Маркс или Макс Вебер. Последний именовал их речной, приморской и континентальной «хозяйственными культурами» (что примерно соответствует восточной, античной и германской формам собственности у Маркса 38). Топографическая номинация Вебера, пожалуй, точнее: экономика архаических цивилизаций покоится на земледелии и земельной собственности работников, поэтому топография служит самым надежным средством их эмпирической классификации.

Однако ни Маркс, ни, тем более, Вебер не выдавали эти эмпирические формы за экономические формации человеческой истории. Напротив, Маркс прямо заявлял, что всё это суть лишь формообразования одной и той же «первоначальной», то есть архаической, собственности: «Собственность означает, следовательно, первоначально (и таковой она является в ее азиатской, славянской, античной, германской формах) отношение трудящегося... субъекта к условиям своего производства или воспроизводства как к своим собственным. Поэтому в зависимости от условий этого производства она будет принимать различные формы» 39.

Итак, вот субстанциальные черты архаической экономической формации: [a] экономической целью является производство потребительных стоимостей; [b] собственность на условия труда принадлежит работникам; [c] орудия труда представляют собой удлиненные органы человеческого тела.

VII Вторичная формация

1. Превращение архаической экономики в экономику, основанную на присвоении вместе с землей живого труда работника (второй абстрактный момент труда) происходит вследствие одностороннего развития первого, «непосредственно-телесного» момента труда в ущерб трем остальным.

Увеличение массы потребительных стоимостей приводит к быстрому росту населения, в то время как размеры земельной собственности изменяются незначительно. Оптимальной формой устранения этого противоречия является завоевание новых территорий и колонизация. Там завоеватель находит работника, которого он присваивает вместе с землей, «как ее органическую принадлежность» (Маркс), и которым пользуется в качестве живого орудия. Однако присвоение живого труда человека есть нечто абсолютно иное, нежели присвоение вещественных условий труда. Собственность на самый труд другого лица радикальным образом перестраивает всю структуру общения, снизу доверху 40.

Значит, чем успешнее архаическая экономика выполняет свою субстанциальную задачу – воспроизводство физического бытия человека, – тем скорее рушится естественное основание, на котором она покоится: непосредственное тождество труда и собственности (то есть работники являются субъектами отношений собственности, а собственники – работниками) превращается в их различие и противоположность. В образовавшуюся между этими сторонами экономического бытия трещину вклинивается отношение присвоения чужой воли. В процесс труда это отношение вступает в качестве условия, созданного уже не природой, а человеком, становясь первой чисто исторической формой собственности.

Какие изменения претерпевает при этом общая форма труда? Живая деятельность отделяется от своего непосредственного субъекта – работника, выступая как внешнее для него отношение. «Как рабочая сила, он является вещью, принадлежащей другому, и поэтому он относится к особому проявлению своей силы, то есть к своей живой трудовой деятельности, не как субъект» 41. Живая деятельность, образующая второй момент акта труда, рассматриваемого абстрактно, становится субстратом, вокруг которого смыкаются и присвоение которого предполагают все специфические отношения вторичной экономической формации.

2. Эта формация наследует от архаической некоторые формы общения и орудия. Instrumenta muta (земледельческий и ремесленный инвентарь) и semivocalia (домашние животные) на протяжении истории вторичной формации не претерпели принципиальных изменений; кардинальная метаморфоза произошла лишь с instrumenta vocalia, то есть с рабами и другими категориями лично-зависимых работников. С их превращением в доминирующий вид орудий происходит реальное отчуждение живого труда от вещных моментов его субстанции – от субъекта и предмета труда.

Благодаря тому, что живой труд больше не связан вещностью, он стал доступен делению и сложению (комбинированию) в чистом виде. В соединении с другими орудиями «человеческая машина» может действовать более или менее автономно, высвобождая для ее собственника массу свободного времени. Кроме того, эта «машина» – орудие значительно более универсальное, чем архаические орудия, вследствие чего возрастает производительная сила труда. Вообще, техника живой деятельности совершенствуется теперь значительно быстрее, чем материальные орудия 42.

3. Особое значение в связи с этим приобретает «один из самых первобытных видов труда» (Маркс) – война. По существу, война становится новой исторической формой производства орудий труда, ибо в лице раба присваивается не что иное, как орудие, хотя и весьма специфическое. Военное предприятие для захвата и присвоения чужой земли и живого труда населяющих ее индивидов столь же непосредственно выражает существо вторичной экономической формации, как земледелие, осуществляемое независимым работником на принадлежащей ему земле, – существо архаического экономического строя. Это военное предприятие, а не римскую виллу или латифундию и не средневековый феод, надлежит изучать в качестве простейшей экономической конкретности, живой клетки, заключающей в себе кариотип вторичной экономической формации.

Во всех обществах, существующих за счет присвоения воли личности, формы физического принуждения – в первую очередь военное дело: труд по изготовлению военных машин и снаряжения; организация войска и техника ведения боевых операций; экономические отношения между людьми, причастными к войне, – являются самой динамичной и развитой стороной экономики 43. Военное предприятие приобретает здесь абсолютно иную экономическую определенность, чем в архаических обществах: оно создает, помимо потребительных стоимостей, еще и стоимость как таковую, в лице раба, серва, крепостного. Эти последние обладают потребительной стоимостью для их владельца лишь в качестве источника живого рабочего времени и стоимости, либо в качестве товара, меновой стоимости.

В общем, военное предприятие выступает теперь как обмен живого труда на живой труд, точнее, обмен меньшего количества рабочего времени одного вида (военного) на большее количество универсального рабочего времени, то есть, в сущности, как личное, хотя и способное принимать различные вещные формы, отношение.

Легко убедиться, что и тут экономическую ось отношений общения образует второй момент всеобщей абстракции труда.

4. История вторичной экономической формации знает две сравнительно чистые формы собственности – рабовладение и феодализм. Маркс считал эмпирические различия этих форм достаточно существенными, чтобы вести речь о двух разных экономических формациях, – проверим с помощью принятого нами метода, так ли это на самом деле.

Первое различие касается характера присвоения чужой рабочей силы. Вообще говоря, почти весь спектр состояний зависимости существовал уже в архаических обществах: от прямого и полного отчуждения воли – до «аппроприации», выглядевшей со стороны как добровольное отчуждение работником земли и части своих свобод в обмен на покровительство власть имущего. Менялся, главным образом, удельный вес того или иного состояния в экономике: формы зависимости работника периодически то смягчались и усложнялись, то становились более прямыми и жесткими.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Майданский А. Логика и феноменология всемирной истории историка 3 стоимости
Все элементы капиталистической собственности появляются внутри предшествующих форм