<<<     ΛΛΛ     >>>   

Изданный в 1845 году «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка» содержит следующее толкование слова «гастроном»: «Так называют человека, отличающего все тонкости вкуса в кушаньях и весьма много заботящегося о том, чтобы хорошо поесть».
История сохранила немало имен знаменитых гастрономов пушкинской поры. Многие из них занимали высокие государственные посты.
«Первым гастрономом в Петербурге» по праву называли министра финансов графа ДА. Гурьева. Истинным шедевром кулинарного искусства была гурьевская манная каша, приготовляемая на сливочных пенках с грецкими орехами, персиками, ананасами и другими фруктами, которую граф Гурьев будто бы изобрел в честь победы над Наполеоном.
Многие блюда XIX века носили имя министра иностранных дел К.В. Нессельроде: суп Нессельроде из репы, пудинг из каштанов, суфле из бекасов и др.
«Из разных сведений, необходимых для хорошего дипломата, — писал Ф.Ф. Вигель, — усовершенствовал он себя только по одной части: познаниями в поваренном искусстве доходил он до изящества. Вот чем умел он тронуть сердце первого гастронома в Петербурге, министра финансов Гурьева».
Первый секретарь французского посольства граф Рейзет рассказывает о встрече с К. Нессельроде в 1852 году: «6-го (18-го) ноября мы были вместе с генералом на большом официальном обеде у графа Нессельроде.
Его приемные комнаты, стены которых увешаны старинными картинами итальянской школы, были великолепны, тонкий обед был прекрасно сервирован. Шесть метрдотелей в коричневых сюртуках французского покроя со стального цвета пуговицами, в белых атласных жилетах и больших жабо, при шпаге, руководили лакеями, одетыми в пунцовых ливреях. В борльшом красном зале, против среднего окна, стояла огромная фарфоровая ваза, подаренная графу Нессельроде королем прусским.
Стр. 56
Канцлер был старичок небольшого роста, очень живой и веселый, в сущности очень эгоистичный и очень походил на Тьера . Он был весьма воздержан, хотя любил хорошо поесть; до обеда, который был всегда весьма изысканный, он ничего не ел, только выпивал по утру и в три часа дня по рюмке малаги с бисквитом. Он сам заказывал обед и знал, из чего делается каждое кушанье.
Однажды на маленьком интимном обеде у датского посланника барона Плессена, на котором я был вместе с графом Нессельроде, он обратил внимание на пюре из дичи и тотчас записал карандашом в свою записную книжку способ его приготовления. Этот рецепт был послан его повару, который хранил, как драгоценность, этот любопытный автограф».
Известными гастрономами были братья Нарышкины. «Александр Львович жил открыто: дом его называли Афинами, — писал Ф. Булгарин. — Тут собиралось все умное и талантливое в столице <...>. Дмитрий Львович, муж первой красавицы в столице, изобиловавшей красавицами, жил также барином, но в другом роде. Балы его и праздники имели более официяльности и менее той благородной свободы, которая составляет всю прелесть общества. Дмитрий Львович приглашал гостей, а у Александра Львовича дом всегда был полон друзей и приверженцев».
По утверждению А.О. Смирновой-Россет, изысканные обеды в Петербурге давал богач граф С. Потоцкий, который осмелился сказать Николаю I: «Нет, государь, ваши обеды и ужины очень вкусны, но они не изысканны».
«Эпикурейскими обедами» в Петербурге славился дом генерала К.Ф. Левенштерна. «Я часто посещал <...> известного генерала барона Карла Федоровича Левенштерна, человека доброго, знаменитого гастронома, отживавшего свой век на покое в звании члена военного совета, — пишет в своих воспоминаниях A.M. Фадеев. — К нему ездила лакомиться на эпикурейские обеды вся петербургская знать, объедала его и вместе с тем трунила над его слабостями, из коих, после обжорства, преобладающей была непомерное честолюбие.
Он признавал себя вполне государственным человеком и злобился на графа Киселева за то, что тот перебил у него министерство государственных имуществ, на которое он почему-то рассчитывал.
Разочаровавшись в своих честолюбивых помыслах, он предался окончательно страсти к еде, что вскоре и свело его в могилу.
Он часто приглашал меня к себе обедать, объявляя при-
Стр. 57
том непремерно о каком-нибудь особом кушанье, которым намеревался меня, а главное — себя, угощать, как, например, о вестфальском окороке, сваренном в мадере, или фазане, фаршированном трюфелями, и т.д. <...>.
Левенштерн иногда не доверял своим поварам и сам ходил на базар выбирать провизию и проверять цены, причем надевал какую-нибудь старую шинель, принимал меры, чтобы его не узнали.
Но раз с ним случилось приключение, только, кажется, не в Петербурге, а где-то в провинции.
Пошел он на рынок, замаскировав по возможности свою генеральскую форму, и купил двух жирных, откормленных живых гусей, взял их обоих себе под руки и понес домой кратчайшим путем, забыв, что на пути гауптвахта. Как только поровнялся он с нею, караульный часовой его узнал и вызвал караул.
Испуганный генерал, желая остановить часового, второпях махнул рукою, и один из гусей в то же мгновение вырвался и побежал. Левенштерн бросился его ловить, а тут и другой гусь выскочил из-под руки и последовал за товарищем. В это же время вызванный караул под ружьем уже отдавал честь генералу от ариллерии барону Левенштерну и безмолвно созерцал, как генерал в смятении кидался от одного гуся к другому, а гуси, махая крыльями, с громким кряканием отбивались от его высокопревосходительства.
После такого казуса Левенштерн больше никогда не ходил на рынок покупать гусей».
В начале XIX века модным увлечением петербургской знати было посещение «рынка замороженного мяса».
«Существует обыкновение устраивать на Неве, когда она совсем замерзла, аллеи из елок, втыкая их на небольшом расстоянии одна от другой в лед. Как съестные припасы из южных частей империи прибывают зимою, то они все заморожены и прекрасно сохраняются в продолжение нескольких месяцев.
Так как к этому времени кончается один из русских постов, которых народ свято держится, то и стараются вознаградить себя за скудное питание.
Вот в этих-то аллеях, устроенных на льду, и располагаются съестные припасы. Возможные животные размещены в большом порядке; количество быков, свиней, птицы, дичи, баранов, коз весьма значительно. Их ставят в этом своеобразном парке на ноги, и они производят странное зрелище.
Так как это место служит прогулкою, то вереницею тянутся богатые сани с роскошными меховыми полостями и даже в шесть лошадей.
Самые знатные сановники любят делать покупки на этом рынке, и довольно часто можно видеть, как они возвращают-
Стр. 58
ся, поместив замороженного быка или свинью на запятках саней в виде лакея или на верхушке кареты» (из «Записок» Л. Фюзиль).
Петербургские гастрономы отдавали должное кулинарному искусству москвичей. «Великим хлебосолом и мастером выдумывать и готовить кушанье» был князь Д.Е. Цицианов, которого называли «поэтом лжи» и «русским Мюнхаузеном». «Он всех смешил своими рассказами, уверял, что варит прекрасный соус из куриных перьев», — вспоминала А.О. Смирнова-Россет. По словам С.П. Жихарева, «Александр Львович Нарышкин, первый гастроном своего времени, когда ни приезжает в Москву, ежедневно почти у него обедает».
Восхищался А.Л. Нарышкин и кухней Я.П. Лабата, бывшего кастелана Михайловского замка, жившего после отставки в Москве: «Он, сверх страсти своей к гостеприимству, — отмечает С.П. Жихарев, — имеет еще и другое качество — быть отличным знатоком поваренного искусства. Все кушанья приготовляются у него по его приказаниям, от которых повар не смеет отступить ни на волос. Эти кушанья так просты, но так вкусны, что нельзя не есть, хотя бы и не хотелось».
«Великим гастрономом и любителем вкусно покушать» называет современник П.А. Кологривова. Он был отчимом В.Ф. Вяземской, жены поэта. Биографы П.А. Вяземского пишут о Кологривове как о человеке недалеком и необразованном.
Пора изменить к нему отношение! Ибо, как говорил В.Ф. Одоевский, «тонкий вкус в кухне есть признак тонкого вкуса и в других вещах».
Любил задавать гастрономические обеды и Ф.И. Толстой-Американец, которого Вяземский называл «обжор, властитель, друг и бог».
«Не знаю, есть ли подобный гастроном в Европе <...>, — писал про него Булгарин. — Он не предлагал своим гостям большого числа блюд, но каждое его блюдо было верх поваренного искусства.
Столовые припасы он всегда закупал сам. Несколько раз он брал меня с собою, при этом говоря, что первый признак образованности — выбор кухонных припасов и что хорошая пища облагораживает животную оболочку человека, из которой испаряется разум.
Например, он покупал только ту рыбу в садке, которая сильно бьется, т.е. в которой больше жизни. Достоинства мяса он узнавал по цвету и т.д.».
Среди друзей и близких знакомых А.С. Пушкина Ф.И. Толстой-Американец был не единственным знатоком поваренного искусства.
Стр. 59
Нельзя, мой толстый Аристип,
Хоть я люблю твои беседы,
Твой милый нрав, твой милый хрип,
Твой вкус и мирные обеды,
Но не могу с тобою плыть...
Это стихотворение Пушкин посвятил своему приятелю А.Л. Давыдову. «Ни один историк литературно-общественных течений XIX столетия не обойдет молчанием фигуры этого типичного русского барина, сочетавшего в своем образе жизни размах и ширь вельможи екатерининских времен с либерально-просветительными стремлениями своей эпохи», — читаем о нем в «Сборнике биографий кавалергардов».
Отказываясь от совместной с ним поездки в Крым, Пушкин пишет:
Но льстивых од я не пишу; Ты не в чахотке, слава Богу; У неба я тебе прошу Лишь аппетита на дорогу.
Аппетит у Александра Львовича был, действительно, замечательный. Отличавшийся громадным ростом, непомерной толщиной, необыкновенной физической силой, Александр Львович «очень любил покушать и постоянно изощрялся в придумывании блюд».
Командуя в 1815 году во Франции отдельным отрядом, «он всегда составлял свой маршрут таким образом, чтобы иметь возможность проходить и останавливаться во всех тех местностях, которые славились или приготовлением какого-нибудь особенного кушанья, или производством редких фрукт и овощей, или, наконец, искусным откармливанием птиц». По его словам, он первый составил гастрономическую карту Франции.
Почетным гастрономом в Петербурге слыл М.Ю. Виельгорский, композитор, музыкант, литературно-музыкальный салон которого охотно посещал А.С. Пушкин. По словам современника, его обеды состояли из «блюд самой утонченной гастрономии, в которой граф Виельгорский считался первостепенным знатоком». О нем говорили в обществе: «Нельзя быть любезнее его, но за дурным обедом он становится свирепым».
Взыскательным гастрономом был и Г.А. Римский-Корсаков, с которым А.С. Пушкин часто встречался в московских литературных кругах, а также в доме его матери, знаменитой хлебосолки М.И. Римской-Корсаковой.
«В Английском клубе, — вспоминает П.А. Вяземский, — часто раздавался его сильный и повелительный голос. Стар-
Стр. 60
шины побаивались его. Взыскательный гастроном, он не спускал им, когда за обедом подавали худо изготовленное блюдо или вино, которое достоинством не отвечало цене, ему назначенной. Помню забавный случай. Вечером в газетную комнату вбежал с тарелкою в руке один из старшин и представил на суд Ив. Ив. Дмитриева котлету, которую Корсаков опорочивал. Можно представить себе удивление Дмитриева, когда был призван он на третейский суд по этому вопросу, и общий смех нас, зрителей этой комической сцены».
Стр. 61

ЛИШЬ БЕЗЗАБОТНЫЙ ГАСТРОНОМ НАЗВАНЬЯ МУДРОГО ДОСТОИН

В то время любили и умели веселиться.
На импровизированных завтраках в доме М.И. Римской-Корсаковой, занимавшей «почетное место в преданиях хлебосольной и гостеприимной Москвы», сенатор Башилов «в качестве ресторатора, с колпаком на голове и в фартуке, угощал по карте блюдами, им самим приготовленными, и должно отдать справедливость памяти его, с большим кухонным искусством».
Сенатор П.И. Юшков в имении Чечково закармливал гостей своих, исполняя обязанности повара. Он превосходно варил борщ, жарил особым образом индейку без костей и телятину, в четверти которой было до двух пудов весом.
Подобные сюрпризы любил устраивать и Е.П. Метакса. «В одном из разъездов своих по Средиземному морю Метакса имел случай научиться приготовлять искусно так называемые risi venezianP, — вспоминал А.Я. Булгаков. — Мы не один раз ими лакомились за графским столом и у меня. Никогда не забуду я смех, который поднялся, когда в назначенный на таковый обед день, в четыре часа без десяти минут, Метакса вошел к графу Ростопчину в кабинет в белой холстинной куртке с кухмистерским на голове колпаком и сказал, стоя у дверей: «Eccellentissimo Signore, i risi sono pronti (рис готов). Не извольте мешкать, ваше сиятельство, пушки заряжены, пора приниматься стрелять, а то порох отсыреет или пересохнет».
Собственноручно приготовленным рисовым супом d la Venetienne потчевал своих гостей граф М.С. Воронцов.
«Во время господствовавшей в Одессе эпидемии бодрость духа не покидала графа Воронцова. <...> В генерал-губернаторском доме прекращены были приемы, и к обеду собирались лишь члены семейства и самые приближенные люди. <...>
Изыскивая средства разнообразить образ полузатворнической жизни, граф Воронцов, между прочим, предложил,
Стр. 62
чтобы каждый, поочередно, готовил к обеду блюдо, по своему избранию; сам он взялся изготовить любимый его рисовый суп a la Venetienne.
Обратясь ко мне, — пишет М.И. Щербинин, — он спросил, чем я намерен угостить наше общество. Я отвечал, что не имею ни малейшего кулинарного знания; но что, прочитав в последнее время очерк Испании, составленный одним английским офицером, служившим в войске Дон Карлоса, я нашел там рецепт испанского кушания, называемого puchero, которое, как отзывается сам автор книги, отвратительно. По настоятельному требованию графа Воронцова, я изготовил это кушание; оно ему так понравилось, что неоднократно впоследствии, и даже в Тифлисе, он просил меня накормить его испанским puchero .
В письме к брату А.Я. Булгаков рассказывает о розыгрыше, устроенном И.Н. Римским-Корсаковым, на лукулловские обеды к которому съезжалась почти вся Москва:
«Заезжал я к Ив. Николаевичу. Вообрази, какую фарсу он сделал с нами вчера. Привез с собою в горшечке фарфоровом какое-то кушанье.
«Кушайте и отгадайте, что такое».
«Это птицы», — сказал я.
«Да какие? И страус птица, и чижик птица».
Называли всех птиц, как из Бюфона. Тесть говорит, что есть не станет, не зная, что такое.
«Да нет, князь, не хорошо, так отдашь; а птица моя домашняя, дорогая, красавица!»
«А, знаю, знаю! — вскричал тесть, облизывая себе пальцы, — это крошечные павлины!»
«Ну, точно так, — отвечал Корсаков, — а ты, верно, отродясь, это не ел».
«Как, я? Сколько раз едал в Киеве; дайте-ка мне еще павлинят!» <...>.
Ну, знаешь ли, что это было вместо павлинят? Галчонки!..».
Были и такие гастрономы, которые со всей серьезностью относились к своим кулинарным занятиям. Неутомимым изобретателем-кулинаром был писатель В.Ф. Одоевский. «Ни у кого в мире, — вспоминал И.И. Панаев, — нет таких фантастических обедов, как у Одоевского: у него пулярка начиняется бузиной или ромашкой, соусы перегоняются в химической реторте и составляются из несвязных смешений; у него все варится, жарится, солится и маринуется ученым образом».
О химических соусах Одоевского писал в своих воспо-
Стр. 63
минаниях и В. Соллогуб: «<...> он раз в месяц приглашал нас к себе на обед, и мы уже заранее страдали желудком; на этих обедах подавались к кушаньям какие-то придуманные самим хозяином химические соусы, до того отвратительные, что даже теперь, почти сорок лет спустя, у меня скребет на сердце при одном воспоминании о них».
В.Ф. Одоевский был убежден, что «важнейшее приложение химии есть кухонное искусство». Вероятно, на занятия химией Одоевского вдохновил великий французский кухмистр Антонин Карем, в свое время посещавший химические курсы.
О кулинарных изобретениях графа Румфорда (1753 — 1814), английского физика, было известно во всей Европе. Самым главным его изобретением был так называемый Румфордов суп, приготовляемый из костей, крови и других дешевых питательных веществ. В «Похвальном слове графу Румфорду», опубликованном в переводе с французского в «Духе журналов» за 1815 год, читаем: «<...> он не только старался варить кушанье как можно дешевле, но и занимался искусством, как наилучше составлять разные кушанья, и все, конечно, не для себя, ибо сам он употреблял всегда самую простую и умеренную пищу, но единственно для здоровья, пользы и экономии ближних <...>. Г. Румфорд дошел, наконец, до того, что мог за самую малую цену кормить людей; и потому во всех просвещенных странах имя его знаменует то благотворительное вспоможение, которое бедности дает жизнь и силу».
Последователей графа Румфорда в Европе было немало. Их можно было встретить и в России. Немецкий путешественник Отгон фон Гун в своих путевых заметках рассказывает о кулинарных занятиях генерала-майора Гудовича в его имении Ивантенки:
«Господин генерал по болезни своей не выезжал никуда, особливо осенью и зимою, сидит всегда в своей библиотеке и, как отличный хозяин, беспрестанно занимается предметами полезными и к хозяйству относящимися. У него в особливости хорошо приготовляют разные поваренные травы, засушивая их, соленые и различным образом приготовленные для употребления в зиму. Они так зелены и хороши, что от свежих никак распознать не можно.
Незадолго пред сим занимался он изобретением нового рода Румфордова супа, который он приказывал делать различными образами, имея однако ж всегда в виду чрезвычайную его дешевизну, питательность и вкус.
В № 18 «Коммерческих ведомостей» прошедшего 1804 года читал он способ составлять сыр из творогу и картофелей. Он велел его сделать и по вычислении нашел, что пуд такого сыру по здешним ценам обходится не выше пятидеся-
Стр. 64
ти копеек, нашед, что он столь дешев, велел взять оного полфунта и, растеревши, сварить на не весьма крепком бульоне с прибавлением малой части зелени, из чего и получил хорошую порцию супу, весьма вкусного и питательного. Я сам отведывал этот суп, отлично приготовленный, и нашел его, действительно, таковым».
Многие господа любили проводить время в кухне: следили за кухонным процессом, а иногда руководили приготовлением того или иного блюда. В часы досуга сочиняли кулинарные руководства и справочники.
П.А. Ганнибал, двоюродный дед А.С. Пушкина, будучи хозяином Петровского имения, сочинил для своего дома подобное руководство.
Примечательно, что все вышедшие в то время кулинарные пособия были написаны, составлены или переведены с иностранного языка (чаще всего с французского или немецкого) только мужчинами.
Самыми популярными изданиями были книги тульского помещика Василия Левшина: выходивший в 90-е годы XVIII в. «Словарь поваренный, приспешничий, кандиторский и дистиллаторский» , а также изданная в 1816 году «Русская поварня».
Первое хозяйственное руководство, содержащее кулинарные рецепты, принадлежало перу Е.А. Авдеевой и было опубликовано в 1848 году.
Хороший хозяин в первую очередь думает о том, как ему наилучшим образом обустроить кухню. Высланный в 1822 г. из Петербурга в Костромскую губернию П. Катенин обращается в письме к Н.И. Бахтину со следующей просьбой: «<...> для нового дома в городе нужны мне английская кухня: сделайте милость, узнайте на заводе у Берта, что оная будет стоить и сколько выйдет пудов, ибо и провоз надобно в счет поставить; кажется, однако, вес не так огромен выйдет; главное: три плиты, а без чугунной легко и обойтись, она почти бесполезна; вместе уже купите ип grip , на чем Святого Лаврентия жарили, и на чем я хочу жарить котлеты; у меня есть оный, да мал».
«Алтайская плита с железным шкафом, вмазанным котлом, с колпаком и русская печь — необходимые принадлежности хорошо устроенной кухни, которая должна быть снабжена кухонными принадлежностями не только в достаточном количестве, но даже в изобилии», — читаем в «Энциклопедии русской опытной городской и сельской хозяйки».
Стр. 65

В КУХНЮ И ЛЮДСКУЮ ОНА НИКОГДА НЕ ХОДИЛА, ЭТО СЧИТАЛОСЬ НЕПРИЛИЧНЫМ

Повседневный быт представительниц высшего света отличался от образа жизни провинциальных дворянок.
Нередко жительницы усадеб заправляли всеми делами в имении.
Столичные аристократки были далеки от хозяйственных хлопот.
В круг ежедневных обязанностей помещицы входило следить за приготовлением еды.
Дамы высшего общества избегали заходить в кухню. Это считалось дурным тоном.
Автор «Поваренного календаря», изданного в 1808 году, посвящая свой труд «высокопочтеннейшим российским хозяйкам», адресует его в первую очередь дворянкам «средней руки»: «Хотя я не исключаю от сей обязанности хозяек домов знаменитых и богатых, кои, не знаю, почему, себя лишают своего права и великого удовольствия заниматься внутренним хозяйством своего дома, <...> обращаюсь к хозяйкам среднего состояния».
Однако к концу первого десятилетия XIX века ситуация несколько изменилась: представительницы высшего света стали проявлять интерес к ведению хозяйства.
«Переходя снова к описанию общества того времени, — отмечает Г.Т. Северцев, — нельзя не упомянуть о модном увлечении хозяйством. Даже богатые люди, не привыкшие считать свои расходы, следовали этой моде и сами отправлялись один раз в неделю для закупки всего необходимого.
Это увлечение проникло к нам также из Англии, являвшейся в то время идеалом экономии и правильного ведения хозяйства.
Обыкновенно днем закупок являлась суббота.
Уже с девяти часов утра и вплоть до двенадцати тянулась целая вереница экипажей в Гостиный двор.
Разодетые в дорогие костюмы хозяйки, поддерживаемые сопровождавшими их лакеями, выскакивали на полутемную
Стр. 66
галлерею. Пройти через толпу разряженных, разговаривающих между собою дам, было затруднительно <...>.
В Гостином дворе продавались в то время все товары, исключая мяса, рыбы и зелени. Последнее приобреталось, как и теперь, на Сенном рынке, куда направлялись экипажи хлопотливых хозяек после того, как все необходимое было закуплено в Гостином дворе и в Милютиных рядах, существовавших уже в то время и считавшихся лучшими в столице.
На Сенной рынок ездили чаще».
В расходной книге одной из тогдашних хозяек отмечено следующее:
«Заплатила за убоину по 7 руб. 40 коп. за пуд ассигн.
Солонину предлагали по 6 руб. ассигн. Дорого.
Купила 10 пар рябых, заплатила 70 коп. ассигн. за пару.
К рыбе и не приступись, ах, ты батюшки, за семгу норовят 45 коп. ассигн. за фунт взять.
Свежую икру платила 1 рубль 70 коп. ассигн., а паюсную мартовскую — рубль с гривной.
Сиги отдали бы по 45 коп. ассигн. за штуку, а белугу просили четвертак.
Масло коровье купила 8 '/2 рублей ассигн. за пуд».
«Мода на экономические закупки и ведение хозяйства продолжалась недолго.
Регулярные кортежи на Сенной рынок экипажей высшего круга прекратились, в Гостиный же продолжали ездить, но не только в одну субботу, как раньше.
Хозяйством начали снова заведывать различные метрдотели, повара, лакеи, а хозяйки успокоились после чуть ли не полуторогодичного, чуждого им ради моды, занятия».
Впрочем, не только мода заставляла светских львиц вести расходные книги.
Интерес некоторых дам высшего общества к ведению домашнего хозяйства объяснялся, по словам мемуаристов, их скупостью.
Э.И. Стогов рассказывает о жене киевского генерала-губернатора Д. Г. Бибикова:
«Бибиков и жена его были очень скупы.
Барыня большого света, где не принято заниматься хозяйством, она сама, заказывая обед, назначала точное количество всякой провизии и даже число яиц для всякого кушанья, но этого никто не знал из посторонних, кроме, конечно, меня.
Софья Сергеевна однажды меня удивила, когда, разговаривая наедине со мною, она до самой подробности означила базарную цену всякой безделицы: говядины, крупы, муки, масла, яиц и даже цену соли. Все это было совершенно верно.
Когда я изъявил удивление, она много смеялась и гово-
Стр. 67
рила, что ее нельзя надуть ни в чем; она ясно и верно означила мне, сколько и чего потребно для каждого кушанья».
Скупость графини А.В. Браницкой, свидетельствует Ф.Ф. Вигель, не мешала ей быть прекрасной хозяйкой и мудрой супругой:
«Несмотря на свою скупость, графиня Браницкая нанимала изящнейшего повара-француза и ничего не щадила для стола, дабы сим приятным занятием отвлечь супруга от хозяйственных дел, в которых он ничего не понимал и в кои от скуки он захотел бы, может быть, мешаться».
Знаменитый гастроном, писатель Брилья-Саварен в книге «Физиология вкуса» писал о влиянии гастрономии на супружеское счастье:
«Гастрономия может только в таком случае оказать существенное влияние на супружеское счастие, если она разделяется обоими сторонами.
Два супруга-гастронома имеют повод сходиться по крайней мере один раз в день, ибо даже те, которые спят на разных постелях (таких много), едят, по крайней мере, за одним столом; у них общий предмет для разговора, всегда новый; они говорят не только о том, что едят, но и о том, что ели или будут есть; они беседуют о том, что видели у других, о модных блюдах, новых изобретениях; а известно, семейные беседы имеют особую прелесть.
Музыка также доставляет большое наслаждение тем, кто ее любит, однако надо учиться ей, а это трудно. Кроме того, случится насморк, нет нот, инструменты расстроены, или мигрень, или просто лень.
Напротив, одна и та же потребность зовет супругов к столу и удерживает их там; они оказывают друг другу ту мелкую предупредительность, в которой заметно удовольствие одного предлагать услуги другому; от того, как проходит обед, многое зависит для супружеского счастия».
Современным читательница советуем прислушаться к словам автора уже упоминаемого «Поваренного календаря»:
«Когда хозяин занимается делами и хозяйством внешним, после трудов своих возвращается он во объятия своей супруги, ее долг тогда — подкрепить его здровыми и вкусными снедями, и сколько приятна снедь, руками милыми приготовленная!
Ибо не количество, но приятность снедей более восстановляет после утомления и поддерживает тело в здоровом состоянии».
Хорошая еда, утверждает Брилья-Саварен в главе «Гастрономия женщин», способствует не только долголетию, но и сохранению красоты:
«Рядом серьезных и точных наблюдений доказано, что
Стр. 68
питательная, вкусная пища надолго задерживает появление на лице морщин старости.
Она придает глазам более блеска, коже — более свежести, укрепляет мускулы; так как морщины, страшные враги красоты, происходят вследствие сокращения мускулов, то смело утверждают, что при одинаковых почти обстоятельствах те, которые умеют хорошо есть, 10 годами моложе тех, которые чужды этой науки».
Пожалуй, стоит задуматься над этим.
Стр. 69

ХОРОШИЙ ПОВАР ПРИВЛЕКАЛ НА СЕБЯ ВНИМАНИЕ НЕ МЕНЕЕ, ЧЕМ ТЕПЕРЬ КАКОЙ-НИБУДЬ ХОРОШИЙ АРТИСТ

Дамы высшего света не вникали в тонкости кулинарного дела, это, однако, не мешало им восхищаться искусством поваров.
«Увлечение их искусством переходило и на них самих. В декабре 1811 года одна хорошенькая девушка из высшего круга, г-жа Р., сбежала вместе с крепостным поваром своего дяди, замечательно хорошо готовившим расстегаи и стерляжью уху.
Хотя сбежавших тотчас же поймали, и барышня была выдана замуж за другое лицо, тем не менее дерзкий повар не был наказан во внимание его искусства и снова занял свое место у плиты на кухне».
Искусным поваром гордились, им дорожили, он составлял репутацию хозяина.
К. Касьянов (В. Бурнашев), описывая в книге «Наши чудодеи» «трехдневный праздник в Рябове в октябре 1822 года по случаю дня рождения его владельца», В.А. Всеволожского, отмечает: «Само собою разумеется, что обед был превосходный, потому что повар Всеволода Андреевича славился в то время в Петербурге и Всеволожскому завидовали как граф Дмитрий Александрович Гурьев (министр финансов), изобревший бессмертную в кулинарных летописях «гурьевскую кашу», так и граф Карл Васильевич Нессельроде (министр иностранных дел), которого potage a la Nesselrode гремел по всей просвещенной Европе не менее его дипломатических нот».
«Еще издавна, со времен деда, — вспоминает С.Д. Шереметев, — славились наши повара, большею частию русские <...>. В Москве у отца был также замечательный повар Щеголев. В доме долгое время держался квасник Загребин, а еще раньше был медовар Житков, и меды наши славились. Застал я и домашнего кондитера — дряхлого старика Пряхина — но это уже была развалина».
Стр. 70
Хороший крепостной повар стоил очень дорого. Объявления о продаже поваров помещались в газетах.
«Продается повар, на 17 году, ростом 2 аршина и 2 с половиной вершков, цена 600 рублей. Видеть его можно в доме, где Спасская аптека у г. Алексеева», — печатали «Московские ведомости» за 1790 год.
К повару предъявлялись очень высокие требования, Помимо умения хорошо готовить, «повар должен уметь читать, а по крайней мере то записать мог, что от другого повара увидит или услышит; он должен при трезвости быть, чистоплотен и опрятен <...>. Повар должен уметь посуду лудить и починивать, ибо сия работа для него не трудна, а нужна, особливо там, где нет медчиков», — читаем в «Поваренных записках» С. Друковцева.
Покупка повара не обходилась без пробного стола. «Сегодня положено было обедать дома и пробовать еще повара; вместо того получил приглашение от Гурьева обедать у него», — пишет А. Я. Булгаков брату.
П.А. Вяземский в «Старой записной книжке» приводит диалог графа М. Виельгорского с хозяином, пригласившим его на обед:
«— Вы меня извините, если обед не совсем удался. Я пробую нового повара.
Граф Михаил Виельгорский (наставительно и несколько гневно):
— Вперед, любезный друг, покорнейше прошу звать меня на испробованные обеды, а не на пробные».
Нередко поварам доставалось от строгих хозяев.
За обедом у полтавского помещика, «маршала дворянства», П.И. Полюбаша, «каждое блюдо подавалось прежде всего самому пану — маршалу и, одобренное им, подавалось гостям, но беда, если блюдо почему-либо не приходилось по вкусу хозяину: тогда призывался повар; рассерженный маршал вместо внушения приказывал ему тут же съедать добрую половину его неудачного произведения и затем скакать на одной ножке вокруг обеденного стола. Вид скачущего повара потешал всех нас и мы просто умирали от смеха...», — вспоминает А.М. Лазаревский.
Случалось, что повар нес наказание не только за плохой обед. По словам АИ. Дельвига, князь Петр Максутов «будучи очень вспыльчив и очень малого роста, <...> найдя счета повара преувеличенными, становился на стул и бил по щекам повара, который подчинялся этим побоям без отговорок, хотя и жил у нас по найму».
Для того, чтобы обучить дворовых кулинарному искусству, их отдавали либо в московский Английский клуб, славившийся искусными поварами, либо к знаменитым поварам в дома столичных аристократов.
Стр. 71
«Так как наш повар, хотя и хороший, но готовивший на старинный манер, начал стариться, то отец поместил молодого малого из дворни учиться кулинарному искусству в московский Английский клуб, и когда по окончании его ученья он вернулся к нам, наш стол сделался утонченнее, и молодой повар наш пользовался такой хорошей репутацией между соседями, что его часто приглашали готовить именинные обеды и отдавали мальчиков-подростков к нему на выучку», — вспоминает М.С. Николева.
А вот еще один любопытный документ той эпохи — письмо Е. Кологривовой П.Н. Шишкиной от 27 января 1825 года:
«Милостивая Гос. Сестрица Прасковья Николаевна!
Нарочно я к вам матушка прошлой раз сама я приехала и желала я с вами лично об одном переговорить нащет продажи моего повара <...> я надеюсь, что естли вы его у меня купите то вы оным всегда будите давольны: вопервых что он кушанье гатовит в лудьчем виде и в лудьчем вкусе в нонишном как нонче гатовють модные блюды он же у меня училса соверьшенно оконьчятелно поваренной должности у Лунина кухмистра каторой зъдесь был по Москве перъвешей кухмистеръ что и вам я думаю не безъсвестно» .
«В доброе старое время, — писал М.И. Пыляев в очерке «Как ели в старину», — почти вся наша знать отдавала своих кухмистеров на кухню Нессельроде, платя за науку баснословные деньги его повару».
Известно, что главным поваром Нессельроде был француз Моиу. Искусных поваров один раз в неделю хозяева отпускали готовить в другие дома. «Вчера обедали мы у Вяз. на пробном столе, — сообщает брату А.Я. Булгаков. — Хотя кухмистр Александра Львовича , но не показался вообще никому хорошим».
О том, как ценили искусных поваров, свидетельствует рассказ Э.И. Стогова: «После обеда тетка похвалила искусство повара. Бакунина расхваливала его и как человека. Она рассказала, что однажды, когда опоздали оброки из деревень, повар не обеспокоил Михаила Михайловича, содержал весь дом на свои деньги, а после Бакунин заплатил ему 45 тыс. рублей.
— Повар ведь крепостной, откуда он взял столько денег? — спросил я тетку.
— Конечно, нажил от своих господ, — отвечала она, смеясь, и заметила: — Богатые господа живут и дают жить другим».
Стр. 72

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Толковый словарь
Лаврентьева Е. Культура застолья XIX века. Пушкинская пора истории культуры 10 константина
Толковый словарь
Просто умный человек человека надобно
Изысканные обеды в петербурге давал богач граф с