<<<     ΛΛΛ     >>>   

Что же все-таки следует понимать под культурой - всю совокупность результатов человеческой деятельности? Но такое понимание неизбежно приведет к размыванию границы между собственно культурным и таковым, по здравому смыслу и всеобщему молчаливому согласию, не являющимся. Ибо, конечно же, далеко не все виды, формы и продукты человеческой деятельности принадлежат культуре. Кроме того, рискуют остаться непроясненными как сами структурные элементы системы, так и структурообразующие принципы, лежащие в основе любого деятельного, созидающего самодвижения, в том числе, разумеется, и самодвижения культуры.

Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что смысловые компоненты латинского слова cultura (обрабатывание, возделывание, уход, разведение, воспитание, образование, развитие, поклонение, почитание), в конце концов неизбежно определяющие существо предмета, могут относиться не только к человеческому, но и к животному миру. Например, к пчелиному улью или муравейнику с их далеко не простыми и по-своему совершенными формами коллективной жизни. С одной стороны, это подчеркивает широту смысловых вариаций слова "культура", а с другой - его органическую связь с явлениями природного характера.

Родственный характер природных и культурных явлений, форм, структур даже уже в Новое время обсуждался неоднократно. Начиная с Гёте, который назвал культуру "второй природой", и немецких романтиков, чье понимание культуры было цельным и потому созвучным как миропониманию людей далеких эпох, так и мироощущению людей Востока, к этой теме неоднократно возвращались философы, ученые-естественники, социологи, писатели, теоретики культуры XX века. Тем не менее, противопоставление природного и культурного все еще продолжает оставаться общепринятым.

Несмотря на словесную избыточность большинства существующих определений культуры, они являются гораздо более "замкнутыми" и менее информативными, нежели краткая словарная справка, только лишь обозначающая совокупности смыслов слова cultura. Возможно, эти определения "слишком хорошо сконструированы", если воспользоваться выражением известного авторитета в области социологии культуры П.Бурдье, чтобы соответствовать статусу "открытых понятий", в свое время оцененных австрийским философом, математиком, логиком Л. Витгенштейном как "эвристическая добродетель". "Понятия, - отмечает Бурдье, - могут - и в некоторой степени должны оставаться открытыми... Всякая настоящая рефлексия над научной практикой свидетельствует, что... открытость понятий... придает им характер, "заставляющий думать", и, следовательно, их способность производить научный результат" [1, с 41].

Таким образом, представляющаяся ныне актуальной проблема открытых обществ является лишь одной из первых производных проблемы открытости раздробленных и разобщенных областей культуры, тогда как последняя, в силу своей природы, обусловливает открытость самого понятия "культура". Подобный характер "культурной матрешки" или множественных отражений одного и того же в системе двух зеркал, которые могли бы послужить наглядными моделями общего принципа голографизма, присущ, в принципе, любому культурному феномену.

Идеальными примерами открытых понятий являются культурные архетипы. Представления об архетипах-универсалиях, составляющие основу концепции К. Юнга и всей феноменологической школы, произрастают из архаических мифов, из единого симультанно-синкретического пространствавремени, из "четвертого измерения" культуры, определявшего структуру ментальности человека архаики. В этом измерении отсутствовали историческое время и физическое пространство, а само сознание не было расщеплено, о чем свидетельствуют древние языки и мифы. В заметно упрощенных формах культурные архетипы продолжили свое существование в фольклоре.

Архетипические представления строились из неких амбивалентных понятий, выступавших в образах неразлучных двойников-антиподов сильный-слабый, красивый-безобразный, малый-большой, живой-умерший (понятие "ка" в Древнем Египте, "инь-ян" в древнекитайской философии). Даже у Платона еще встречается слово pharmakon, равновероятно означающее "яд, отраву" и "целительное средство, лекарство". Движение европейской культуры, связанное с расщеплением архетипического сознания и с его поляризацией относительно двух полюсов, породило не только два основных типа художественных стилей [2], но и два типа культурного сознания.

Подобно качающемуся маятнику, культурные эпохи сменяли друг друга. На смену "высокой" культуре полисной Греции приходил "упадочный" эллинизм. Спартански строгая культура республиканского Рима сменялась разнузданно-"барочной" культурой Римской империи. На смену "низкому", каким его на протяжении столетий видели европейцы, Средневековью явилось "высокое" Возрождение. На смену "высокому, уравновешенному, гармоническому Возрождению мятущаяся, избыточная, тяжеловесная, многословномногослойная эпоха барокко и рококо. Потом - классицизм с его посевами "разумного, доброго, вечного", с его идеалистической устремленностью в будущее. Затем - романтизм с его психологизмом, эксцессами, неумеренностями, ностальгическими устремлениями в прошлое [З].

Бурная, наполненная пестрыми событиями культурная история Запада, оторвавшегося от изначальной своей (архаической) природы, на протяжении многих столетий являла собой ощутимый контраст как бы внеисторическому бытию Востока, все еще окончательно не утратившего связи с общекультурными корнями. Подобную культурную раздвоенность, проявляющую себя в диалогически взаимообусловленных оппозициях Восток-Запад и европейских культурных образований двух типов, было предложено символически идентифицировать как оппозиции W (Восток в целом или романтические, мятущиеся, смутные, темные, неустроенные культурные эпохи западной цивилизации) и А (Запад в целом или классицистические, ясные, светлые, "высокие", рациональные культурные эпохи западной цивилизации).

Многозначные смысловые совпадения этой символической двойственности со смысловым двойничеством древнекитайской символики "инь" (женское, темное, мягкое, слабое, пассивное, земное, нечетное, асимметричное и т.д.) и "ян" (мужское, светлое, твердое, сильное, активное, небесное, четное, симметричное и т.д.) позволяют соотнести отмеченные два типа культурных явлений с гендерно-родовыми признаками "женское-мужское" (W-A, инь-ян) [4], отражающими недавно обнаруженную исследователями связь между гендерно-половыми признаками и функциональной асимметрией головного мозга ("правополушарное" и "левополушарное" мышление в психологии).

Здесь важно, однако, иметь в виду, что речь идет лишь об относительных характеристиках, что W является таковым лишь относительно некоего рассматриваемого А, тогда как то же W становится А относительно другого культурного состояния с более ярко выраженными характеристиками W-типа [5]. Взаимообратимость культурных состояний W и А, а также амбивалентную природу любого, в сущности, культурного явления, наглядно иллюстрирует пример промежуточного между классицизмом и романтизмом литературного течения, именуемого сентиментализмом. Скажем, относительно классицистических трагедий А.П. Сумарокова (А-культура) сочинение Н.М. Карамзина "Бедная Лиза" может рассматриваться как феномен типа W, тогда как при соотнесении повести Карамзина с романтическими сочинениями М.Ю. Лермонтова (W-культура) ее уже следует отнести к культурному состоянию А-типа.

Все это вполне отвечает графическому характеру символов W и А, представляющих собой зеркальные (или перевернутые) изображения друг друга, и согласуется как с древнекитайской сентенцией, гласящей, что "ян", достигая предела, превращается в "инь", так и с древним принципом полярной дуализации всего сущего в мире: любая сторона "инь" и любая сторона "ян" в свою очередь делятся на "инь-ян" и т.д. Здесь мы снова обнаруживаем и фиксируем природно-культурные проявления гологрсиризма: осколок голографического изображения, осколки осколка и т.д. содержат в себе все изображенное на голограмме.

Поляризованные культурные состояния W и М исповедуют, как правило, разные системы ценностей, как бы по-своему, односторонне трактуя амбивалентно-двойственные культурные архетипы, соответственно расщепляя их. То, например, что "хорошо" и "правильно" для А-состояний (ясность, отделенность "высокого" от "низкого", социальный оптимизм), оказывается неприемлемым для состояний W, этика и эстетика которых ориентируется на противоположные критерии. Таким образом, амбивалентный по природе своей архетип на каждом из культурных полюсов обретает свою "валентность" (от лат. valentia - сила), которая, по аналогии с классическим представлением о валентности, имеет либо положительное (А), либо отрицательное (W) значение. Перемена валентности сродни смене архаических табу, ибо W и А - это своего рода двойники-антагонисты, предмет и его зеркальное (обратное) изображение, "черно-белая" перчатка, выворачиваемая то на одну, то на другую сторону в процессе историко-культурного движения. То и другое культурные состояния используют один и тот же строительный (архетипический) материал, но прежде соответствующим образом "обрабатывают" его, приводя в соответствие с той или иной системой ценностей.

Так, от древнеегипетского архетипа "невысказанная мысль - правильный жизненный путь", относившегося в равной мере к людям, храмам и статуям, культурное состояние W (романтизм, например), несомненно, отщепит "невысказанную мысль" и адаптирует ее, ибо "мысль изреченная - есть ложь". Культурному же состоянию А (скажем, европейскому классицизму), напротив, "правильный жизненный путь" всегда будет ближе, понятнее и милее. Соответственно, библейское "видим как-бы сквозь тусклое стекло" (1 Кор.:13,12) А- эстетика, кажется, всегда готова "прояснить", тогда как W-эстетика - еще более "замутнить". То, что "прекрасно" для культурного состояния W, "безобразно" для культурного состояния А (вспомним о баталиях вокруг живописи Делакруа, импрессионистов, постимпрессионистов и т.д.). Впрочем, справедливо и обратное. То, что в сокращенно-редуцированном архетипизме сказки все еще одновременно является безобразно-прекрасным (чудище-принц, царевна-лягушка), культурные полюса W и А растаскивают по частям, причем культурные состояния W почти всегда выбирают "безобразное" - чудовище и лягушку ("Похвала мухе" Лукиана, "Цветы зла" Бодлера, более поздние примеры эстетики "низкого", больного, безобразного), а культурные состояния А - неизменно "прекрасное": принца и царевну. В результате расщепления архетипа "сильный-слабый" на полюсе А, например, одна его часть - "сильный" - заряжается знаком плюс, а другая - "слабый" - знаком минус. На полюсе же W все происходит наоборот: "романтические" культурные состояния (они же "правополушарные", "правобережные", или "инь") символ "слабый" нередко читают со знаком плюс (древнекитайская мудрость, гласящая, что слабое побеждает сильное; "маленький человек" А.Чехова), а символ "сильный" - со знаком минус (та же древнекитайская сентенция; Каренин Л.Толстого).

Научная мысль XX века породила целую череду бинарно-амбивалентных ("двусильных") символов, построенных по образу и подобию архаических культурных архетипов: волна-частица и пространство-время в физике; генотип-фенотип в биологии; синхрония-диахрония в сравнительных языкознании и литературоведении; ренессанс-барокко в искусствознании; W-A, или мужское-женское (по типу двуполого человека Платона или средневекового архаически-алхимического гермафродита), в теории культуры и т.д. Их возникновение и укоренение в сфере культурных общений связано вовсе не с изысками изощренного интеллекта, но с открывшейся возможностью представить новую, отвечающую уровню современного знания и "состояния умов" картину мира, столь созвучную, впрочем, представлениям древних.

Например, "культурный двойник" генотип-фенотип позволяет не только достаточно однозначно разделять "живые" и "неживые" формы как в биологии, так и в культуре, независимо от их видовой принадлежности, но и со всей очевидностью снимает фиктивные оппозиции между формой и содержанием, идеальным и реальным, структурными представлениями о жизни, жизненном и жизнеспособном (структура молекулы ДНК) и их многовариантными феноменологическими (фенотипическими) проявлениями. Говоря упрощенно, современная биология (и теперь уже не она одна) [6] понимает под генотипом некое (молекулярно-) структурное постоянство, обусловливающее устойчивость тех или иных (биологических) видов (в том числе, разумеется, вида Homo sapiens) и обусловленное, в свой черед, жесткими, воспроизводящимися из поколения в поколение структурными регламентациями, тогда как все фенотипическое разнообразие рассматривается как широкий спектр возможных вариантов, способных существовать в пределах той или иной генотипической инвариантности.

Сравнение биогенетического кодирования с письменностью, позволяющей посредством ограниченного набора букв создавать неограниченное количество образно-смысловых конструктов, с музыкой и живописью, "алфавит" которых состоит всего из семи "первоэлементов", со структурно-феноменологическими построениями всех объектов природно-вещного мира из столь же ограниченного числа химических элементов представляется не только очевидным, но и, с точки зрения познающего ума, вполне оправданным. Анализ самых разных и предельно разнообразных культурных явлений, начиная с микрофеноменов (например, отдельных произведений изобразительного искусства, литературы) и кончая социокультурными макрофеноменами, со всей неизбежностью приводит к тем же выводам, к каким приходит и биология при рассмотрении биологических генотипов (идеальноуниверсально-общее) и фенотипов (реально-своеобразно-частное). И если жизнь, в самом общем виде, может быть определена как одна из форм генетически обусловленного существования самодвижущейся и самовоспроизводящейся материи, то культуру в том же смысле и с учетом "открытости" искомого понятия следовало бы, наверно, определить как интегральную совокупность самодвижущихся форм жизни, обусловленных единым генетическим кодом.

Культурный обмен - такое же неотъемлемое условие существования человека и человечества, как и обмен веществ для всех иерархических уровней живого: от клетки и организма до целых сообществ. Достаточно стабильная жизнеспособность общества, как и любого живого организма, безусловно, определяется той или иной степенью его "открытости", сообщаемое™ с окружающей средой. Главная роль движущей силы в такого рода обменах, в формировании подобной открытости, отводимая государственно-общественным структурам, политиям, идеологиям, экономическим интересам представляется здесь как некая условность, одна из типичных для цивилизационного миропонимания перемен местами причин и следствий. Разумеется, эти сами по себе относящиеся к культурным образованиям структуры, могут благоприятствовать или препятствовать естественному "обмену веществ", обеспечивая обществу здоровое или больное существование, но искать, а тем более находить, в них источник культурных взаимодействий - все равно что всерьез относиться к известному рассказу барона Мюнхгаузена о том, как он вытянул себя из болота за собственные волосы.

Вопрос о хорошей или дурной политике, приемлемой или неприемлемой идеологии, правильных или неправильных действиях отдельных личностей, коллективов, общественно-государственных структур, совершенстве или ущербности всевозможных институций и конституций сводится, скорее, к единственному вопросу об их соответствии или несоответствии тем общим природно-культурным процессам, которые вовсе не ими определяются. В распоряжение политиков, идеологов, людей слова и людей дела культура предоставляет лишь достаточно мощный и эффективный инструментарий, позволяющий либо содействовать "взращиванию", культивации естественных жизненных проявлений, либо "запахивать" живые ростки, обрекая тем самым общество на бескормицу и даже, возможно, гибель.

Как растительно-животный мир не знает ни государственных, ни идеологических границ, так неведомы они и миру культуры. Те поразительные совпадения между структурными основами биологической и культурной жизни, обнаружение которых стало возможным лишь в результате столь дорогой ценой доставшегося человечеству "научного прогресса", лучше любых общих рассуждений в пользу культурных контактов и обменов, открытых обществ и плюрализма мнений свидетельствуют о естественной необходимости и неизбежности таких контактов и обменов, такой открытости и широко понимаемого плюрализма, составляющего самую суть генотипически-фенотипического разнообразия в природе, Одна из Нобелевских премий 1962 года была присуждена Дж Уотсону, Ф. Крику и М. Уилкинсу - трем ученым, работавшим в области биохимии, биофизики и генетики, - за создание структурной модели молекулы ДНК и гипотезы, позволяющей объяснить как характер записи генетической информации, так и химические механизмы самовоспроизводства молекулярных структур, и вплотную приблизиться к расшифровке генетического кода. Десятилетием позже, уже в 1970х годах, новое междисциплинарное научное направление синергетика, убедительно подтверждавшее общность закономерностей и принципов самоорганизации самых разных сложных макросистем - физических, химических, биологических, технических, экономических, социальных - заявила о себе как о начале "нового диалога человека с природой".

В дальнейшем две эти фундаментальные научные разработки, открывшие широкие возможности для моделирования культурных явлений с помощью методов и подходов, традиционно относимых к естественным и точным наукам, послужили стимулом и основанием для осмысления истории мировой культуры в рамках концепции единого поля. Выявляя и структурируя в единую систему многосторонние генетически обусловленные взаимосвязи разных культурных "полей" и отдельных культурных феноменов, эти поля формирующих и ими же формируемых, данная концепция в общих своих очертаниях восходила кархетипическим архаико-антично-средневековым символам и представлениям, в направлении которых, особенно интенсивно в течение двух-трех последних десятилетий, смещался и менталитет западного мира, определенным образом сближаясь с веками противопоставлявшимися ему менталитетами Востока и других автохтонных сообществ, не претерпевших столь существенных, как Запад, культурных преобразований.

Было бы, однако, чрезмерным упрощением и преувеличением представлять, например, культуру Востока как некую лишенную внутренних противоречий и культурных колебаний незыблемую цельность. Как и в случае универсальных для любой пространственновременной культурной данности состояний W-AV, речь здесь опять-таки идет лишь об относительных понятиях: о культурной цельности Востока относительно историко-культурной пестроты "чересполосиц" Запада и о культурно-исторической динамике Запада относительно как бы застывшего в своем культурном движении статичного Востока, все еще сохраняющего на религиозно-культурном и ментально-архаическом уровне сознания цельность мировосприятия и миропонимания.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Что же все таки следует понимать под культурой всю совокупность результатов человеческой состояния востока
Старчески безнадежном упрямстве он столетиями признавал единственными своими культурными поводырями времени человека