<<<     ΛΛΛ     >>>   

По-видимому, с этим связано появление и использование сначала естественных, а потом, и главное – искусственных орудий: от примитивных до очень совершенных (отщепы, ручные рубила, палки-копалки, каменные ножи и топоры, копья, бумеранги, духовые трубки, луки и т. д.). Пралюди занимались собирательством (занятие преимущественно женщин и детей), охотой, а там, где были водоемы – рыболовством (дела мужчин).

Постепенно осуществляется переход от присваивающего хозяйства к воспроизводящему, то есть от собирательства к огородничеству и полеводству, от охоты к скотоводству. Этот переход ознаменовывается еще и переходом некоторой части первобытных племен к оседлому образу жизни.

Жизнь, основанная на потреблении продуктов, взятых у природы, необходимо должна быть жизнью бродяжьей. Смена места поселения была связана с тем, что нужно было поспеть к урожаю тех или иных плодов, или с особенностями перемещений животных и рыб. Надо сказать, что меню первобытного человека было весьма разнообразно и включало все, что можно потреблять: не только грибы или ягоды, не только травы и молодые побеги некоторых деревьев. Ели насекомых, личинок, червей, мхи, разнообразные коренья, плоды самых разных деревьев и все, что только можно себе вообразить. Африканский континент богат флорой. Казалось бы, дикари должны были бы жить в сытости, однако это далеко не так. В лучшие, наиболее сытые, времена первобытные люди питались не более одного раза в день. А ведь бывали и не лучшие времена. Может потому, и жили в первобытности в среднем около 20 лет.

Довольно долго женщина поставляла основное количество продуктов, и именно ее усилиями племя как-то выживало. Собирательство, хотя и не самый эффективный по количеству произведенного продукта вид деятельности, отличается, тем не менее, все-таки довольно большим постоянством. Худо ли, бедно ли женщина всякий раз что-то приносит, чтобы можно было хоть как-то накормить голодную семью. “Когда после неудачной охоты мужчина, молчаливый и усталый, возвращается в лагерь и бросает рядом с собой лук и стрелы, воспользоваться которыми ему не пришлось, женщина извлекает из своей корзины трогательный набор: несколько оранжевых плодов пальмы бурити, двух крупных ядовитых пуков-птицеедов, нескольких ящериц и их крошечные яйца, летучую мышь. Маленькие плоды пальмы бакаюва или уагуассу и горсть кузнечиков... Потом вся семья весело истребляет обед, которого не хватило бы для утоления голода одного белого” [10]. Охота же, конечно, много богаче по результатам, но результаты-то не часты. В особенности до изобретения первого дистанционного оружия – лука. Практически безоружный, не обладающий ни одним превосходящим животного качеством, наш далекий предок испытывал громадные трудности на охоте. Успех не преследовал его. Хотя, когда ему удавалось добиться своего, то это бывал праздник. Наверное, ни один цивилизованный человек не в состоянии понять, что значила еда в те далекие времена, в особенности – изобильная еда.

Есть некоторые странности в наших современных обычаях. В частности – наше отношение к еде: почему люди все время едят? Едят, собираясь вместе на праздник, едят, когда, похоронив и еще не оплакав близкого человека, садятся за стол. Нет ни одной религии, которая бы не обращала внимание на то, как, сколько, когда и что должен есть человек. Не является ли это наше столь пристальное внимание к еде – реакцией на долгие и долгие времена постоянного голода, который испытывало человечество?

Еда была праздником, торжеством жизни над смертью, наслаждением, не сравнимым ни с каким другим. Еда была индивидуальной победой над всеми силами зла, собравшимися, чтобы изничтожить человека. К. Леви-Строс в “Печальных тропиках” так описывает состояние сытости после голода. Он был в экспедиции, стоял период засухи, вся дичь ушла и люди голодали. Однажды удалось подстрелить дикую свинью. “Недожаренное с кровью мясо произвело на нас более возбуждающее действие, чем вино. Каждый съел не меньше фунта, и тогда я понял, чем объясняется распространенное среди многих путешественников мнение о прожорливости “дикарей”. Достаточно хоть немного пожить их жизнью, чтобы испытать ненасытный голод и понять, что его утоление приносит нечто большее, чем насыщение, – счастье”. Там же он пишет, что вскоре они попали во влажный лес, откуда доносились звуки животных. “В течение трех дней мы ходили на охоту в лес и возвращались в лагерь, нагруженные дичью. Нас охватило какое-то исступление: мы только и занимались тем, что готовили пищу и ели” [11].

В отличие от животных, первобытные люди стали обрабатывать природные продукты для употребления их в пищу. Большую роль в этом (и не только в этом) сыграло добывание и использование огня. Первоначально приспособляя для жизни пещеры, постепенно человек научился строить жилища (общие дома, вигвамы, чумы и т. д.). При освоении особых климатических зон стала развиваться и одежда, в том числе и в довольно сложных формах.

Таким образом, вся жизнедеятельность людей была специально и разнообразно обработанной, оформленной и совершенствуемой, в сравнении с тем, что было у природных существ. В использовании и производстве пищи, вещей, и в самих создаваемых предметах явно воплощался духовный опыт, которого не могло быть без развития мышления (хотя бы так называемого “ручного”), а также форм общения, знаковой (языковой) деятельности.

Все это говорит о том, что появились определенные приемы обработки, создания и использования вещей и знаков, чего нет в природе. Появились и неприродные, негенетические способы хранения и передачи приемов и навыков. Это ведь были не наследственные программы поведения, как у пчел или муравьев. Возникла вроде бы примитивная (по нашим, не всегда верным меркам), но явно духовная активность.

В жизни родоплеменных сообществ огромную роль играли разные формы научения различным видам деятельности, в том числе, формы ритуальные и игровые. В этих сообществах появились устойчивые неприродные формы быта, отношений между людьми, связывающие их, нормы действий.

Фактически для всех изученных сообществ были характерны специальные захоронения умерших, особые верования, изобразительная деятельность, развитые ритуалы, мифологическое сознание, разнообразная магия.

То есть, жизнь первобытного человека в сравнении с жизнью природных существ, оказывается специфически (неприродно) оформленной. В ней появляются формы, которые уже можно считать формами культуры, благодаря которым люди искусственно встроились в окружающую среду, на иной, чем природные существа, основе.

Это состояние стало возможным и пригодным к дальнейшему развитию, ибо пралюдьми, первобытными людьми была преодолена может быть самая большая трудность в их встраивании в окружающий мир. Эта трудность состояла в необходимости преодоления, или, лучше сказать, выявления, своего ценностного статуса, своего места в мире.

Для чисто природного существа такой трудности нет и быть не может. Животное тождественно себе и природе в себе, потому ничего подобного не возникает. Прачеловек же оказался отчужден от природы в самом себе, и чтобы это отчуждение снять, он должен был построить некоторый конструкт, определяющий или задающий ему место в мире. Иначе говоря, конструкт определяющий ценностную значимость его актуального присутствия. А создание такого конструкта, несущего в себе функцию отнюдь не объяснительного, но в первую очередь, организовывающего и ценностно-образующего характера, и создает реальную возможность “встраивания” прачеловека в мир, определения там своего места, в том числе в деятельностных и пищевых рядах.

Здесь происходит обратный обычному процесс – не от места в природном мире зависит ценность, а от определения ценности прачеловека образуется то или иное его место в мире. Но такого рода “обратность” вполне обычное для человеческого мира явление. На протяжении всей человеческой истории мы будем видеть, как именно этим путем человечество движется все дальше и дальше.

Таким образом, отчуждение человека от природы может быть снято путем создания собственной ценности за счет искусственного конструкта, определяющего значение прачеловека в бытии. Этот конструкт не может не носить искусственного характера.

Первой вехой на этом пути, как отмечает И. Н. Лосева [12], было создание общности на некоей единой основе. А в связи с этим внутренним конституированием, становится возможным и выделение данной общности как чего-то определенного из аморфной неструктурированной действительности. Основой общности выступает некий ритуал, который содержит в себе базовые позиции бытия первобытного человека, как то: восприятие своей слитности, выраженной в самоидентификации по типу “мы”; отделение этого “мы” от остальных “они”, которые воспринимаются обычно враждебно (как писала О. М. Фрейденберг: “Борьба – единственная категория восприятия мира в первобытно-охотничьем сознании, единственное семантическое содержание его космогонии и всех действ, ее воспроизводящих” [13]); закрепление и передача опыта, включающего моменты как хозяйственной (охота, возделывание земли, способы

собирательства, изготовление орудий труда и др.), так и социальной деятельности (способы организации общины, брачные отношения, властные структуры и пр.).

Но сама эта ритуальность бытия первобытного человека, сами эти способы организации бытовой, хозяйственной, половой и прочей жизни имеют своей подосновой общее представление о себе и своем месте в мире. Таким представлением выступает миф. То есть, можно сказать что идеальной основой ритуальной деятельности первобытного сообщества является миф как представление первобытного человека о себе и том месте, которое он занимает в окружающей природе.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Религия
Боги при этом требовали от человека поклонения

Говорить об особенностях культуры в ее развитии можно по-разному
Опасном для человека смысле