<<<     ΛΛΛ     >>>   

Тогда автор изменил название пьесы и имена действующих лиц, после чего возобновил свое ходатайство. Теперь пьеса называлась "Титан мудрый, Наама прекрасная и девушка из виноградника". Главное управление по деля печати не отважилось одобрить пьесу и в этом виде. Оно направило ее обер-прокурору синода с просьбой дать заключение синода "о допустимости означенной пьесы к представлению на сцене".

Рассмотрев новый вариант пьесы, синод не нашел в нем ничего принципиально нового. По словам синода, в основе нового варианта лежат те же книги Старого завета, а "под новыми вымышленными именами легко узнаются те же библейские лица, которые первоначально были названы в пьесе их собственными именами". По этим соображениям синод признал, что и в исправленном виде пьеса "не может быть допущена к постановке на сцене", и это решение цензура считала безапелляционным27.

Любопытно отметить, что иногда сами "потерпевши" обращались в синод с ходатайствами, являвшимися, по существу, жалобами на Главное управление по делам печати. Так, переводчик пьесы "Великий Ирод", запрещенной драматической цензурой, обратился в синод с просьбой отменить ее решение. Синод поручил протопресвитеру Янышеву рассмотреть пьесу и представить дога лад. На заседании, состоявшемся в сентябре 1907 г., синод согласился с мнением Главного управления по делая печати, признал нежелательной постановку пьесы, но самый факт обращения к синоду как кассационной инстанции характерен и весьма знаменателен.

Можно было бы привести много других фактов, также иллюстрирующих добровольное подчинение в описываемое время цензурного ведомства церковно-черносотенной воле и прямого вмешательства церкви в сферу светской цензуры. Ограничимся только одним, но достаточна наглядным примером.

В 1907 г. Московский Художественный театр решил поставить "Каина" Байрона. Вот что рассказывает о результатах этого намерения Немирович-Данченко: "Общая цензура и даже театральная разрешили, но предупреждали, что в данном случае совершенно необходимо разрешение духовной цензуры. Дело дошло до высшего духовного учреждения — святейшего синода. Там постановку запретили. Я напряг все пружины; мы тогда имели уже огромный успех, и у нас в Петербурге были большие связи. Хлопоты привели меня к главному лицу, протестовавшему против постановки,— экзарху Грузии. Тот тоже, как и митрополит Владимир, сразу взял тон гневный: "Вы что же это собираетесь выводить на театральные подмостки: жертвоприношение?.. И кому жертвоприношение? Богу? И кого же вы на сцену выводите для этого — Адама? Адама, причисленного к лику святых? И Авеля. А вам не известно, что Авель числится на две ступени выше Адама в иерархии святых?"28 "Каин" был запрещен. Нельзя не удивляться тому, с какой самоуверенностью действовала духовная цензура, компетенция которой ограничивалась по закону одной лишь духовной литературой. Нельзя не удивляться и тому, как покорно и безропотно уступала ей свои прерогативы светская цензура.

Убедительным свидетельством огромного влияния церкви на судьбы предреволюционного театра, с одной стороны, и безграничного угодничества перед ней цензуры — с другой, являются участившиеся факты запрещения по настоянию церковников пьес, ранее разрешенных драматической цензурой и с большим успехом уже шедших на столичных и провинциальных сценах. Приведем несколько типичных примеров.

В 1908 г. на сцене театра В. Ф. Комиссаржевской в Петербурге готовилась к постановке пьеса О. Уайльда "Саломея". Пьеса и до этого ставилась не раз в различных переводах и переделках на протяжении ряда лет. В конце августа было получено разрешение Главного управления по делам печати. В начале октября в соответствии с установленным порядком театр представил цензурованный экземпляр пьесы петербургскому градоначальнику. Разрешение последнего было дано уже на следующий день. После этого в течение трех недель помощник градоначальника подписывал афиши, содержавшие анонсы о готовящейся постановке. За десять дней до премьеры градоначальник разрешил продажу билетов на объявленные спектакли. На генеральной репетиции, состоявшейся 27 октября, присутствовали помимо помощника градоначальника пристав, представители духовного ведомства и драматической цензуры. Все, казалось, обстояло благополучно. Но на следующий день, за несколько часов до премьеры пьеса была неожиданно запрещена по распоряжению градоначальника, так что дирекция театра даже не успела предупредить публику об отмене спектакля.

Что же случилось?

Случилось следующее. Еще задолго до генеральной репетиции церковно-черносотенная пресса в обычном присущем ей стиле открыла поход против постановки "Саломеи". Газета "Колокол", считавшаяся органом синода и черносотенцев, писала: "Покоренный ад в XX веке христианской эры восстает снова. Он настойчиво борется с христианством, и тьма языческая застилает мир, стараясь затмить знамение креста. Русские потерянные христиане в союзе с масонами поспешили подхватить позорную новинку ("Саломею")". Синод сочувственно отнесся к этим выступлениям и поручил тамбовскому епископу Иннокентию доложить свои соображения по поводу готовившейся постановки. Вскоре епископ доложил синоду, что "враги православия задумали наиболее ярко представить в грубо искаженном и святотатственном виде одну из самых драгоценных страниц евангельской истории". Призывая синод воспрепятствовать появлению пьесы Уайльда на сцене, епископ предупреждал: "Если мы, призванные стоять на страже православия, допустим это новое кощунство над христианством, то история не забудет наших имен и об оскорблении христианства камни возопиют".

На основании доклада епископа Иннокентия синод признал необходимым запретить постановку "Саломеи". Постановление состоялось на следующий день после генеральной репетиции, и премьера была сорвана. А 5 ноября 1908 г. министр внутренних дел Столыпин разослал всем губернаторам циркуляр, в котором открыто признавал, что действует на основании постановления синода. В циркуляре было сказано прямо и откровенно: "Вследствие, определения святейшего синода от 28 октября сего года прошу ваше превосходительство не разрешать впредь представлений на сцене переделки пьесы Оскара Уайльда "Саломея" под названием "Танец одной царевны", "Пляска царевны", "Царевна", "Танец семи покрывал", разрешенной 8 октября 1903 года также под названием "Грезы старого Нила"" 29.

Итак: около ста человек трудились над постановкой пьесы; были затрачены громадные средства на изготовление декораций, костюмов, бутафории; были соблюдены все условия, требуемые законом, и тем не менее на основании явно незаконного вмешательства синода постановка была запрещена.

Быть может, переделка, принятая театром Комиссар-жевской, отличалась от предыдущих переделок чем-либо неприемлемым для религиозного сознания? Нет, не в этом дело. Ведь наряду с ней, как об этом ясно говорится в цитированном циркуляре, были запрещены и все другие пьесы, шедшие благополучно несколько лет и не вызывавшие никаких недоразумений. Суть дела заключалась просто в том, что синод нашел момент подходящим для того, чтобы потуже "завинтить гайки", а министерство внутренних дел послушно выполнило его волю.

Подлинным гонениям подверглась драматургия Леонида Андреева, в которой явно ощущались богоборческие тенденции.

Еще в 1906 г., запрещая "Савву", цензор отмечал, что Андреев изображает в своей пьесе монахов "развратниками, не верующими в бога и живущими в монастыре только ради куска хлеба" 30.

Запрещение в 1908 г. другой пьесы Андреева, "Царь-Голод", мотивировалось не только тем, что автор "в полусимволической, полубеллетристической реальной и грубой форме призывает на протяжении шести картин к разрушению нынешнего социального строя путем восстания, насилия и убийства "сытых", но и тем, что в пьесе имеет место "глумление над религией..." 31

Но "Анатэма" Андреева, несмотря на всю придирчивость драматической цензуры, была разрешена и ставилась едва ли не на всех театрах. Любопытно отметить, что московский градоначальник генерал-майор Адрианов, просмотрев пьесу на сцене Московского Художественного театра, также не нашел в ней ничего нецензурного. Сообщая об этом Столыпину, он писал: "Я пришел к убеждению, что пьеса не может оказать дурного влияния на общество, так как впечатления от нее быстро изглаживаются, и полагаю, что вскоре охладится в публике и самый интерес к пьесе..." 32

Но церковники встретили "Анатэму" в штыки. Митрополит Московский и Коломенский ополчился на нее как на "богохульнейшую карикатуру на христианство", а епископ Прилукский приравнивал ее постановку к "публичной проповеди безбожия и антихристианства".

Поход против "Анатэмы" не обошелся и без участия

пресловутого реакционера-епископа Гермогена. В проповеди, произнесенной им в Саратовском кафедральном соборе, он нападал на пьесу и призывал губернатора уберечь русское юношество от темной и злой силы. Одновременно он вошел в синод с ходатайством о запрещении пьесы. Такое же требование содержалось и в изданной им брошюре "Нынешние исследователи анатэмы и его крамолы".

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Тем самым разрешение на ее постановку
В этих нарушениях циркуляров
Узаконений о попечительствах о народной трезвости
Рапорты театральной цензуры в годы первой русской революции драматургия истории
Пьес 44 церковь против народного театра 84 церковь