<<<     ΛΛΛ     >>>   

Итак, Церковь обладает сокровищем вечной жизни во Христе и Св. Духе. она есть эта вечная жизнь на земле в сем веке начаток века будущаго.

6.Церковь как богоустановленное общество. Хотя сила Церкви есть благодатная жизнь в Боге, невидимая очами мира, однако Церковь вследствие этого не становится невидимой в своем внешнем бытии в этом мире. Ея жизнь не проводится к безпорядочному, импровизированному вдохновению и экстазам, к которым хочет ее свести пиэтизм и мистицизм, всяческое “духовное” христианство. Благодатная жизнь в ней соединяется и с внешним ея ознаменованием через посредство видимых знаков и действий, которым присуща благодатная сила. Установить такую связь и единство между внешним ознаменованием и духовной сущностью его наполняющею, другими словами, обрести нужную форму священных символических действий, своими силами, разумеется, невозможно для человека. Это возможно только самому Богу, если ему это угодно, через его откровение в богоустановленном богопочитании и богослужении. И мы, действительно, видим еще в Ветхом Завете, имевшем лишь “тень будущих благ” (Евр. 10) новозаветных, сам Бог дает установления, касающияся как храмоустройства, так и богослужения вместе с священством. Весь обрядовый закон во всех подробностях дан Моисею непосредственно богом на Синае, другими словами явился вследствие прямого Божьяго повеления, установившаго тем самым видимую Церковь на земле.(см. Исх. гл. 25-31, Лев. гл. 1-8, 23-4, Числ 8-10, 15, Втор. 16-17). “И освящу скиния, собрания, и жертвенник, и Аарона и сынов его освящу, чтобы они священнодействовали Мне. и буду обитать среди сынов Израилевых, и буду их Богом”.(Исх. 29: 44-45). Таким образом “первый завет имел постановление о Богослужении и святилище земное, хотя уже иныя, чем ветхозаветныя, как и новое священство. Он также установлен, как видимая церковь. И, действительно, Церковь, как общество, имеющее внешние признаки, ознаменования, формы своей жизни, основана Господом И. Христом и исполнена Духом Св. Понятие церкви, как общества, заступившее место ветхозаветнаго, мы имеем в Евангелиях и апостольских посланиях. “Нет другого основания Церкви, кроме Христа”, по слову апостола: “о с н о в а н и я и н о г о н и к т о н е м о ж е т п о л о ж и т и , п а ч е л е ж а щ а г о , е ж е е с т ь И . Х р и с т о с.” (1 Кор. 3:2). (Прав. Испов. ч. 1, отв. на вопр. 85) (Ср. вообще тексты: Мф. 16: 18,10 10:14, 16, 17:21). Новозаветная проповедь о Царствии Божием имеет своим предметом также природу Церкви). Основание Церкви положено боговоплощением Христа, Который принял на Себя и совершенно обожил человеческое естество и искупил человека Своею крестною смертию, “стяжал Церковь кровию Своею” (Д. Ап. 20:28, Еф. 5: 25-7). При этом освящении человеческое естество было сохранено во всей силе и неприкосновенности, сободно подчинившись естеству божественному: согласно догмату 6 всел. собора, во Христе существуют две воли и два хотения, божеское и человеческое, благодаря единению которых установляется их полное взаимное общение или проникновение. И Церковь есть неповрежденное человечество Христово, соединившееся с божеством и в видимости своей вместившее невидимую присносущую силу Божества. Церковь есть живое пересечение, единство двух жизней, двух миров: божественнаго и человеческаго, природнаго и благодатнаго. Посему эта жизнь раскрывается и осуществляется в видимых формах, сверхчувственнаго. Посему эта жизнь раскрывается и осуществляется в видимых формах, сверхчувственное в чувственном. Но эти формы даны и установлены самим Богочеловеком, сообщающим Свою жизнь Своему телу непосредственно, (как в Евхаристии, в отпущении грехов) или через посредство апостолов в дальнейшем предании, как зерно, из которого развивается растение чрез все века до скончания мира и человечество водами живота вечнаго, и вне этого источника нет влаги. обобщение благодатной жизни дается человеку не единолично, в отъединении, но соборно по связи с Церковью, как богоустановленной организацией. Плоды этой жизни невидимы, как сокровенна и самая жизнь в Боге, но формы ея видимы и богоустановлены. Церковь не становится при этом между Богом и человеком, заслоняя собою для него небо, напротив самая обращенность к небу дана только в Церкви и через Церковь. Иным может показаться, что этим вводится внешний формализм там, где должно царить свободное вдохновение и личное творчество, но форма не есть формализм, также, как и личная настроенность не есть обособленность и отьединение. Формализм связан с отсутствием внутренняго движения души, усилия духовнаго. И здесь мы имеем единство двух воль и природ в жизни Церкви, тела Христова: таинственная жизнь в Церкви и есть это единство богоустановленных форм, в которых Царствие Божие нудится. Поэтому-то Церковь не есть и не может быть простое общество единомышленников, как “последователей” учения Христова подобно многочисленным обществам, преследующим доступныя человеческим силам мирския цели. Она по самой природе и задачам своим может быть основана только самим Богом, И. Христом, она может быть дана или не дана человеку, но иначе она не может возникнуть или произойти естественным порядком. Отсюда следует с очевидностью, что Церковь есть, да только и может быть всецело и единственно церковью предания, свято хранимаго от начала. господь в дни своего служения и особенно после Воскресения Своего, являясь апостолам, открывал им ум к постижению сокровеннаго в писании и научал их своим установлениям. И просвещенные сошествием Духа Утешителя, апостолы передали это научение своим преемникам, и это священное предание, творчески , т. е. развиваясь и осуществляясь в жизни, кристализовалось в формы церковной жизни, имеющия священный авторитет и подлежания сохранению до окончания мира. Поэтому и Новозаветная Церковь имеет свой закон и устав богопочитания и богослужения, хотя, конечно, иной, чем ветхозаветный. Главным таким устанолением является церковная иерархия, облеченная свыше властию посредством между богом и людьми, низводить благодать Св. Духа. эта власть, первоначально данная апостолам и ими переданная своим преемникам вместе с учением и всем преданием, и является основанием того, что Церковь есть апостольская в своей силе. Она имеет одну и ту же благодатную силу и власть как и во времена апостольския . Этому самотожеству Церкви во все времена ея существования не противоречит то, что священное предание сохраняется творчески, не как мертвый капитал, но как живое предание, находящее для себя разныя историческия формы выражения: апостольское преемство благодати сохраняется нерушимым. наличием богоустановленных форм дается внешнее определение церкви видимой, как общества, связаннаго иерархической организацией и единством предания, а вследствие этого и единством благодатной жизни .

Границы этого общества не положены, напротив, Церковь призвана вместить все народы: “шедшие, научите вся языци” (Мф. 28:9). Ветхозаветная Церковь установлялась заветом бога исключительно с избранным народом, задача коего состояла в том, чтобы приготовить священный сосуд для боговоплощения, освященную и святую Деву. Новый Завет, не связанный таким ограничением, является свершением спасения для всех, хотящих его вместить. Однако вступление в Церковь совершается лишь чрез новое рождение водою и Духом, чрез св. крещение. За порогом ея оказывается все человечество, жившее до Христа в неведении о Нем хотя и без противления Ему. Пути спасения его остаются для нас недоведомой тайной, о которой говорит апостол: “О, бездна богатства и премудрости ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неизследимы пути Его!! (Рим. 11:33) Ап. Петр говорит о проповеди во аде (1 Петр. 3: 19-20), и он же свидетельствовал, что “Бог не лицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему”.(Д. Ап. 10:34-35). среди церковных писателей некоторые (Климент Алекс., св. Иустин Философ) говорили о “христианах” до Христа”, и ту же мысль выражает наша церковь, давая иногда (Московский Благовещенский собор и др. храмы) место в притворе храма изображениям языческих мудрецов (Платона, Аристотеля и др. ) Но в состав видимой церкви входят все крещенные , т.е. не только праведники, а и грешники. Поэтому церковь земная, воинствующая, всецело и состоит из грешников спасающихся, хотя и искупленных Господом, но еще соделывающих дело своего спасения. Ничья участь и ничье состояние окончательно еще не может считаться определившимся, пока не закончились земная жизнь, в силу удобопревратности греху человечечской природы. Невод Церкви влечет себе рыб всякаго рода (Мф. 13:47-50), и разделение произойдет лишь тогда, когда отделены будут плевелы от пшеницы, до времени растущия вместе , на одном поле. (Мф. 13:24-30).

7.Внутреннее единство Церкви. Оно следует с очевидностью из самого существа Церкви, которая есть, прежде всего, благодатная жизнь в Боге. И как един Бог, един Христос и Дух Св., так, по силе этого единства, едина Церковь. Это именно сказано прежде всего в Первосвященнической молитве Господней: “да вси едино будут, якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут” (10. 17:21) “Аз есмь лоза, вы же рождие” (15:5). Такое единство есть, прежде всего, самотожественность благодатной жизни. Это же свойство есть и ея кафоличность или цельность (от греческаго c a q ? o l o n . Русский перевод кафолический, как соборный неточен). Целостность же не есть количественное, но качественное определение, она присуща божественной благодатной жизни как таковой. Она неделима, хотя и многообразна в проявлениях, по степени и форме. “Дары различны, но Дух один и тот же, производящий все во всех... Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело... и все напоены одним Духом” (1 Кор. 12: 4-5, 13). Вот единственное основание единства или, что то же, кафоличности Церкви, которая есть, таким образом, не экстенсивная величина, зависящая от внешней протяженности, но интенсивная, духовная окачествованность, присущая всякому подлинному церковному опыту. Церковь едина, ибо жизнь ея единственна, единство есть качество церковности. Жизнь в Боге всегда имеет в себе свойство целостности, а постольку и всеобщности, как в смысле качественнаго ея тожества в разных местах и в разныя времена, так и в смысле внешняго ея единообразия, проистекающаго из внутренняго единства. Духовная жизнь имеет свой особый язык, единый для всех: чудо Пятидесятницы, упразднившее разделение языков, всегда продолжается в жизни Церкви. Только силою этого самотожества или кафолическаго единства в Церкви становится законно и понятно то словоупотребление, которое иначе может показаться вопиющим противоречием и несообразностью: “Церковь Божия, сущая в Коринфе” (1 Кор. 1:2, 2 Кор 1:1). Каким образом Церковь Божию, вселенскую и единую, можно связывать и видимо отожествлять с поместной общиной ( к тому же страждущей такими нестроениями и грехами, как коринфская? Это становится однако вполне понятным и естественным, если иметь в виду внутреннее единство Церкви, как благодатную жизнь, проявляющуюся и осуществляющуюся в многочисленных частных церквах, поместных общинах.

Но какова же эта связь, существующая между единством церкви внутренних или качественным и внешним или количественным, находящим свое выражение и в организации? Эта связь несомненно существует: внутренним единством обосновывается и, до известной степени, предполагается и внешнее, причем это последнее может осуществляться в двух направлениях: внутренним единством обосновывается и, до известной степени, предполагается и внешнее, причем это последнее может осуществляться в двух направлениях: как одинаковость жизни церковной в разных местах и как связь иерархической организации. Единство жизни церковной устанавливается общностью вероучения, догматов, всего предания церковнаго и, прежде всего, Слова Божия, свершением таинств, богослужения, всем богопочитанием. Есть единый могучий, неизмеримый в глубине своей поток предания церковнаго, в котором сливаются отдельныя жизни и в который вливается всяческая частная община. это есть не повторение, но общность, не одинаковость, но единство, не раздельное бытие, но бытие в раздельности, не “подобосущие”, но “единосущие”. Вся сокровищница церковнаго предания, благодатно содержимаго церковию, не вмещается в рамки никакого частнаго церковнаго опыта, и однако он возможен лишь на общей ея основе, как каждая капля воды имеет в себе вкус и влажность целаго океана, и каждый листок на дереве питается чрез посредство ствола от всего корня. Дух Святый, вся исполняяй, движет жизнью Церкви. Это не значит также, чтобы каждый член Церкви в своем личном обладании содержал всю догматику, экзегетику, литургику. Однако он не может и не должен, не отпадая тем самым от единства Церкви, носить в своем религиозном сознании какое-либо устремление, противоречащее церковному учению и с ним несовместимое (как, напр., арианство или толстовство). быть слабым, малосведущим членом Церкви не значит быть еретиком, извращающим или отвергающим ея учение. При этом члены Церкви содержат ея учение не на основании своего личнаго изследования или личнаго убеждения - оно может иметь значение только посредствующее, как пути, приводящаго к Церкви, но на основании авторитета самой Истины, жизненно опознанной в Церкви, которая есть столп и утверждение Истины (Тим. 3: 15). Не все церковное доступно и вместимо всякому ея члену, - так было и есть во все времена существования Церкви, ибо она вмещает знатных и простых, богатых и бедных, господ и рабов, старых и юных. Глубина ведения Церкви заведомо превышает силы отдельнаго человека, как бы он ни был одарен. Но он должен проверять себя по Церкви, учиться у Церкви, вопрошать Церковь, искать в ней, а не в себе самом истины. Для него церковность есть критерий истинности его мнений , у него не должно быть другой заботы, или другого желания, как быть церковным, находиться во внутреннем согласии с Церковью, и всякое самочиние и своемыслие должны быть ему чужды. однако и Материю Церковию. Но это единение тогда только полно и возможно, когда оно является искренним и свободным. церковь для членов своих есть любимая мать, - не власть, но авторитет, а потому - власть авторитета. Для того, кто ведает в Церкви излияние Духа Божия, противление Церкви есть противление Духу Святому, есть желание “солгать Духу Святому” (Д. А. 5:3). практически же из этого следует, что во всем необъятном составе церковнаго учения различаются разныя его части, имеющия для данного момента различную степень ясности и значения. Есть истины незыблемыя и для всех ясныя, - необходимыя (necessaria), - таковы, например, символ веры, не даром возглашаемый на литургии верных, и есть истины искомыя, представляющия предмет пытливаго и благочестиваго богословствования и не только допускающия свое их истолкование, но даже - до времени - обязывающия к посильному их прояснению лицами, к тому призванными и подготовленными: in necessaris unitas, in dubiis libertas, in omnibus caritas (бл. Августин). Охранение церковной свободы - в своем месте и в своих границах - есть одно из условий незыблемости церковнаго авторитета. Церковная дисциплина, внутренняя и внешняя, только тогда жизненна и крепка, когда опирается на свободное сознание своего долга и любви: in omnibus caritas. Но на каждаго члена Церкви возлагается долг - узнавать свою веру, воцерковляться в отношении учения церковнаго и стремиться к достижению доступными для него средствами, наипаче же жизненным подвигом своим. “Кто любит бога, тому дано звание от Него“ (1 Кор. 8:3). “И вы помазание имеете от Святаго и имеете все... самое сие помазание учить вас всему, и оно истинно и неложно, но чему оно научило вас, в том и пребывайте”. (1 Ио. 2, 20, 27). Источником научения. для всех доступным и равно необходимым служить богожитие, каковым является богослужение, участие в молитвословиях и таинствах церковных, в благодатном ея богодействии. Сам Христос, вселяясь в верных, чрез таинства Тела и Крови, подает им силу Свою и ум Свой; сам Дух Св., живущий в Церкви и сообщающийся в таинствах церковных, в благодатном ея богодействии. Сам Христос, вселяясь в верных, чрез таинства Тела и Крови, подает им силу Свою и ум свой; сам Дух Св., живущий в Церкви и сообщающийся в таинствах церковных, научает их всякой истине. Весь чин богослужений церковных, храм со св. иконами и священными изображениями, учит и назидает верующих.

В утверждении и хранении церковнаго предания свое значение имеет и человеческое усилие и воля, богословская мысль и богословская наука, движимая духом церковности. Начиная с первых веков христианства и до наших дней богословие оказывало Церкви свои услуги, которыя Церковь и оценила, возвеличивая особый дар и подвиг “отцов Церкви и вселенских ея учителей”. Дела вселенских соборов были бы неосуществимы без наличия этих богословских усилий. И хотя в разныя эпохи существования Церкви требовались различныя дары и различныя усилия, но потребность в богословствовании, опирающемся на все доступныя средства научнаго изследования, была на лицо во все времена ея историческаго существования, а в частности и в наше время. Церковное предание хранится не как талант, зарытый в землю, но как непрестанно приумножаемый и обращаемый, отдаваемый в рост, по слову Евангельской притчи.

Единство предания и богодействия есть жизненное осуществление единства Церкви. Но это единство выражается и в одинаковом, для всех частных церквей общим строением церкви, ея организацией. Рядом с единосущием внутренней жизни в ней имеется и подобосущие внешних ея форм или организации, из этого внутренняго единосущия вытекающих. Этим мы переходим уже к учению о Церкви как организации. Церковь есть общество иерархически организованное, имеющее церковную власть и подданство или пасомых. Власть в Церкви связана с священным саном, присуща этому последнему. Господь, Верховный Архиерей наш, посвятил апостолов на служение, давая им власть вязать и решить. Эта апостольская власть, преемственно сохраняющаяся в священстве, состоит в священнодействии, прав совершения таинств и церковнаго поучения. Эта власть не может быть ни отнята, ни умалена, ибо она дана самим Господом, и различие между мирянами и священством не может быть упразднено, потому что священство обладает особым даром Св. Духа, низводимым на посвящаемаго при хиротонии. Священство существует не силою человеческаго избрания, не поручением от общины, как это учит протестантизм, но таинством рукоположения. Древнейшее предание Церкви свидетельствует, что руководство жизнью церковной находилось в руках иерархии и, в частности, во главе церковных общин стояли епископы. “Nulla ecclesia sine episcopo” (Тертулиан). “Кто не в единении с епископом, тот не в Церкви” (Св. Киприан). Преемство епископской власти от апостолов установляется списками епископов древнейших церквей: “смирнская, напр., представляет Поликарпа, поставленнаго Иоанном, римская - Климента, рукоположеннаго Петром; равно и прочия церкви указывают тех мужей, которых, как возведенных на епископство от апостолов, имели они у себя епископами апостольскаго семени” (Св. Ириней). Основания для учения о степенях иерархии и ея апостольском происхождении имеются и в Слове Божием, где говорится, что апостолы возлагали руки на пресвитеров и епископов ( хотя это епископство и пресвитерство в тогдашнем виде не вполне совпадаетс теперешним ). (Д. А. 14:23, 20:28; Тит. 1:5, 2:1, 13, Тим. 6:20, Тим. 1:16, 4:12, 1 Петр. 5:12, 2 Тим. 2:2, 1 Тим. 5:22, 6:17). Протестанское отрицание священства, которое находится в связи с общим повреждением всего учения о таинствах в протестантизме, опирается на мысль о всеобщем священстве всех христиан: “вы род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел”. (1 Петр. 2:9). В этих словах апостольских, действительно, выражена мысль о некотором всеобщем помазании, присущем всему христианству. Но почему это может препятствовать или противоречить существовании нарочито поставленных разных степеней священства, опирающагося на особые дары Духа св. чрез апостольское преемство? Для этого нельзя привести решительно никакого серьезнаго основания. Превращение священников в простых избранников общины, которая этим избранием всецело порождает их и передает им права служения слова и священнодействия, вносить ложный демократический принцип поставления слова и священнодействия, вносить ложный демократический принцип поставления снизу, через избрание, и тем разрушается ирархическое начало, которое держится не на избрании, но на постановлении или посвящении.

8.Внешнее единство Церкви. Осуществлением иерархии вносится начало внешняго единства Церкви, наряду с внутренним. Благодаря иерархии Церковь есть организованное общество, имеющее законную власть и порядок или право: единство молитвенно-догматическое и мистическое восполняется единством каноническим. Высшая церковная власть естественно связана с саном епископским, которому в случае нужды принадлежит применение церковных кар. Таким образом, естественное строение Церкви, как организованнаго общества, выражается в ряде епископий, живущих полнотой жизни в своих собственных пределах. Однако эти частныя епископии соответствуют множественности “святых Божиих церквей”, с каковым мы встречаемся и в Слове Божием. (Ср. Откр. 1:11-20). “Приветствуют вас все церкви Христовы” (Рим. 16:16), - слово церковь склоняется в множественном числе. Таким образом полагается основание не только единообразию церковной организации, и ея множественности. Это соответствует тому, что Господь избрал двенадцатерицу апостолов, и эта двенадцатерица в совокупности своей представляет собой церковное верховенство, как это выразилось и при избрании новаго апостола на место Иуды в восполнение двенадцати (Д. А. 1:15-26), причем первым органом власти вселенской церкви явился собор апостолов и пресвитеров (Д. А. 15). Эти епископии не остаются чуждыми одна другой, оне находятся между собою в общении, причем это общение также принимает организованную форму. Согласно 34 апост. правилу, епископы каждой страны должны иметь перваго между собою, который и является центром единения ряда общин, причем в истории церкви этот поместный примат облекался в разныя формы: архиепископий, митрополий, патриархий. Однако патриархии, даже обширныя, представляют собою лишь церковныя провинции или диоцезы. Эти провинции также находятся в духовном общении между собою, которое получает то или иное выражение, соответственно нуждами возможностям. Наиболее ярким выражением этого общения являются вселенские соборы, которые получили авторитет высшей власти для вселенской церкви и установили ряд церковных законов (канонов), имеющих общую значимость на протяжении всей церкви. Возможность новых вселенских соборов в будущем отнюдь не исключена, даже, повидимому, в последнее время она становится вероятнее, чем еще недавно, но и при отсутствии ея она до известной степени восполняется соборованием, общением отдельных церквей по разным вопросам для установления общих мнений в случае нужды и духовным единением в молитвах и таинствах. Таким образом, как организованное общество, Церковь распадается на ряд отдельных автокефальных церквей, руководящихся в своей жизни общим церковным законодательством, священными канонами и общностью веры и жизни.

Достаточно ли этим выражается и обезпечивается единство церковной организации и всей церковной жизни? Не вносится-ли в жизнь церковную началом автокефальности дурная множественность, пестрота, провинциализм, вместе с национальными страстями и политическими влияниями? Не нуждается-ли единая Церковь в единой и единоличной власти? Вот вопрос, который естественно и неизбежно возникает, когда мы стараемся уяснить себе природу церковнаго единства, и он настойчиво выдвигается с католической стороны, вместе с обвинениями против православия в анархии, непоследовательности, нерешительности, расколе. Для католиков единство церкви прежде всего выражается в наличии единаго главы Церкви, Римскаго Первосвященника, облеченнаго всей полнотой власти на протяжении всей Церкви. (plena et suprema potestas jurisdicnionis in universam Ecclesiam, ordinaria et immediata sive in omnes ac singulas ecclesias sive in omnes et singulos pastores et fideles). Римская церковь есть монархия, ничем и никем не ограниченная снизу, причем это монархическое начало именно и почитается здесь обезпечивающим и устанавливающим единство Церкви. Римское понимание единства Церкви, как абсолютной церковной монархии отнюдь не вызывается существом ея. Хотя в Церкви и существует власть, но все же она есть прежде всего не организация власти, но единство жизни. Наличность ряда автокефальных церквей не препятствует этому единству, как и, наоборот, единоличный режим не всегда может его обезпечить. Перенесение в область церковной жизни норм и понятий государственнаго права затемняет и извращает существо вопроса: церковь невольно приравнивается тем государственной организации или партии, в ней развивается империалистический дух с преобладанием правового сознания (“юридизм”). Внешния удобства, действительныя или кажущияся, связанныя с церковным централизмом сопровождаются ослаблением интимнаго, мистическаго самосознания. вступать на путь внешняго единства власти в целях церковнаго единства значило бы незаметно подменить самую задачу, - хотеть не столько единства церковной жизни, сколько однообразия церковнаго порядка. Уже самое появление такого желания свидетельствовало бы о происшедшем нарушении внутренняго церковнаго равновесия. Единство Церкви есть внутренняя норма и задача, которая не должна упрощаться и извращаться привнесением чуждых начал. На этом основании примат власти Церкви враждебен и ненужен . Однако нельзя того же сказать про примат авторитета, который является символом церковнаго единения и порождается им. По тому же самому закону жизни церковной, по которому поместныя церкви должны иметь перваго епископа в каждом народе, образовались и патриархаты, причем и отношения между патриархами также определились известным различием в авторитете. Первенство авторитета в древней церкви принадлежало безспорно кафедре ап. Петра, Римской церкви. Впоследствие ростущих притязаний Римской кафедры, которая хотела первенства не только примата, авторитета, но власти, получившей впоследствии и догматическое обоснование на Ватиканском соборе, восточною церковью был отвергнут и примат авторитета. После разрыва с рим. церковью первое место Римской кафедры в хоре автокефальных церквей осталось незамещенным ( потому что его, конечно, не мог заместить и Византийский патриарх). Так это остается и по настоящее время.)

Различие между церковным востоком и западом, православием и католичеством состояло и состоит в том, что в глазах перваго сама Церковь дает права и устанавливает авторитет той или другой кафедры, в частности и римской, в глазах же второго папе римскому принадлежит власть ipso iure над всею церковью, по божественному установлению. Римское понимание церкви, как единоличной папской монархии неизбежно извращает природу церковнаго единства, которое установляется не столько организацией власти, сколько единством жизни, и наклоняет его в сторону примата власти и тем самым невольно огосударствливает церковь изнутри. Римская доктрина догматически основывается на ряде произвольных утверждений. Первое из этих утверждений состоит в том, будто Господь Иисус Христос вручил Петру власть над апостолами и Церковью (Мф. 16:16) на пути в Кесарию, когда Петр от лица всех апостолов, к которым был обращен вопрос Господа, исповедывал свою веру. Римское истолкование этого текста создало тысячелетний гипноз, под влиянием котораго католиками воспринимается этот текст как установление примата власти Петра над всеми апостолами). В настоящее время этот экзегетический произвол догматизирован постановлением Ватиканскаго собора, который анафемствовал всех, кто утверждает , что “блаженный ап. Петр не был поставлен Господом И. Христом князем (principem) всех апостолов и главой всей воинствующей Церкви”, или же что римской кафедре принадлежал примат только чести, а не “подлинной и настоящей (verae propriaeque) юрисдикции”. Для верующих католиков этот вымысел есть очевидный факт, который они вычитывают в Евангелии, хотя в нем и нет ничего подобного, согласно пониманию всей вселенской церкви до разделения, да и в настоящее время - не только во всем православном мире, но и за пределами православия. Вторым утверждением, базирующим римскую доктрину, является, что власть, принадлежавшая ап. Петру, вверена была не только лично ему, но и всем его преемникам, в лице Римскаго епископа; отрицающие этот догмат также анафемствуются Ватиканским собором (Const. de Eccl. Chr., cap. 1, 2). Это утверждение преемства, конечно, уже не вычитывается из Евангелия, оно представляет собою плод многовековаго развития Зап. Церкви в сторону монархическаго империализма. и хотя Римская кафедра ап. Петра (впрочем не надо забывать, что она была не единственной, ибо и Александрийская и Антиохийская церкви были основаны ап. Петром, Римская же была совместным делом апостолов Петра и Павла ) пользовалась высоким почитанием во вселенской церкви, и ей воздавалось первенство чести (каноны 1 всел. 6, 2 всел. 3, 4 вс. 28, Трул. 36, Соф. 1), но, разумеется, ватиканский догмат никогда не являлся общим убеждением востока и запада, И, наконец, третье утверждение римской доктрины состоит в провозглашении единоличной абсолютной власти папы в церкви, церковнаго самодержавия. Эта власть выражается в полной и высшей юрисдикции над всею Церковью в о в с е х делах, не только вероучения, но и жизни и дисциплины состоит в провозглашении единоличной обсолютной власти папы в церкви, церковнаго самодержавия. Эта власть выражается в полной и высшей юрисдикции над всею Церковью во всех делах, не только вероучения, но и жизни и дисциплины, прямой и непосредственной, ordinaria et immediata, как отдельными церквами, так и пастырями и верующими (Const. de Eccl. с., 3) Это сосредоточение всей церковной власти в лице его всей ц е р к о в н о с т и . ). Действительно, пред наличием такой безусловной и притом богоустановленной власти задачи церковной жизни и осуществление церковнаго единства сводятся к п о в и н о в е н и ю, церковное единство становится делом дисциплины и послушания, сверху и донизу. Здесь не остается места не только самочинию, которому и не должно быть доступна в церкви, но и свободе христианской, к которой призвал нас Господь (Гал. 5:1). Власть папы, как абсолютная , не знает апелляции: sedes Romana anemine iudicatur, - и так как папа принципиально может приказывать всем, все и обо всем, то он становится над церковью, выше церкви, или, иначе сказать, он сам и есть истинная церковность, к которой должны применяться и себя по ней проверят все члены церкви. Получается неизбежно с м е щ е н и е центра церковности, Это соответствует и качественно и н о м у характеру церковнаго опыта или церковной жизни в католичестве сравнительно с вселенской церковью: здесь церковь есть в первую очередь организация власти, церковная империя, примат власти, подзаконность, не оставляющая место свободе и единству в любви. Это есть реакция ветхозаветности в новозаветном христианстве, в изначальной борьбе номизма и свободы внутри церкви. (Разумеется, мы говорим здесь только о догматических очертаниях, действительная жизнь может быть и, конечно, есть глубже и богаче и церковнее, нежели это можно ожидать, судя по неумолимости доктрины). Нельзя отрицать, что церковная монархия имеет за себя ряд практических преимуществ. если только на нее согласиться, она удобна и освобождает от неразрешимых трудностей. Таковыми являются в исторической практике автокефальных церквей трения и споры по поводу ю р и с д и к ц и и и ея размежевания и проистекающая отсюда раздробленность и пестрота. Это - ч е л о в е ч е с к а я сторона и, конечно, человеческая слабость исторической церкви в свободе и многообразии ея соборнаго бытия. Если пойти в полон и сложить свою автономию у папскаго престола, споры об юрисдикции замолкают, разумеется, для того, чтобы немедленно возродиться, лишь в иной, скрытой форме - борьбы внутри папской курии или на местах. Но главное в том, что ни за какия практическия удобства или за чечевичную похлебку нельзя уступить своего первородства.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Соборным разумом церковным
Менее более соответствующую природе церковнаго единства картину

• Детские зимние конверты комбинезоны

  детская одежда и обувь, детская мебель, школьная форма

  markusbaby.ru