|
|
<<< ΛΛΛ >>>
*
Религиозные прозрения некоторых писателей, например, Достоевского или Пастернака, были посылаемы от Бога для восполнения пустоты религиозной литературы их времени, для какой-то духовной компенсации. Иногда их можно расценивать как глас Валаамовой ослицы, "остановившей безумие пророка".
Причем, интересно, что все религиозно-ценное, что есть в мировой литературе, восходит не к ученому богословскому рационализму, но к золоту подлинной письменности Церкви. Вот один пример. Отцы-подвижники очень советовали заучивать наизусть отдельные куски Нового Завета и Псалтиря, чтобы постоянно жить в них. Бредбери, конечно, об этом не знал, когда вложил в сердце последних людей христианской цивилизации, живших в условиях атомного одичания, идею заучивания наизусть глав Евангелия, чтобы пронести их в темноте, как золотые звенья человечества ("451 гр. по Фар.").
Я думал, что этот совет и Отцов и романиста надо осуществлять и нам, введя в свое ежедневное молитвенное правило некоторые наиболее любимые куски Новозаветного текста, заученные наизусть. Это нам может еще особенно пригодиться.
*
Гоголь издавал свою благочестивую переписку с самыми благими православными намерениями, а Оптинские старцы ей не доверяли. На церковном Западе "Сущность богословия" Фомы Аквинского считается богословским основанием Католической Церкви, а Бердяев точно сказал об этой книге: "Если бы я прочел ее всю, я, может быть, стал бы неверующим".
И наоборот: можно приблизиться к вере или укрепиться в ней через некоторые стихи Лермонтова, Тютчева, Пастернака или Блока. Я уже не говорю о Достоевском или Лескове. У меня был близкий человек, просидевший год в одиночке с книгой Достоевского и сделавшийся из неверующего верующим. О Бредбери кто-то сказал, что у него апокалиптическое прозрение Запада.
Какой же из этого вывод? Надо и в этом быть мудрым, "как змеи" и простым "как голубь". Литература полна хаоса и развращенности. Не только не нужно, но прямо вредно все подряд читать. Но не надо прямо отрицать возможность увидеть свет и в этом темном лесу.
Если люди от Бога, то и стихи их могут быть от Бога. "Все от него, Им и к Нему". Ибо, как говорит тот же апостол, цитируя в своей религиозной проповеди языческие стихи (Деян. 17, 28), - "мы Его и род". Я в нестерпимой толкучке метро иногда слезно молюсь своему Ангелу словами тютчевских стихов:
Крылом своим меня одень,
Волненье сердца утиши,
И благодатна будет тень
Для успокоенной души.
О Гоголе я упомянул не случайно. Некоторые молодые христиане без разбору принимают за подлинное все то, что было в дореволюционной церковной литературе. Это ошибка, опасная для духовного здоровья. То зло, которое мы видим в современной церковной ограде: равнодушие к человеку, внешность во всем, - и в подвиге (если он есть), и в молитве, - стирание границ между церковью и государством, обмирщение, богословский рационализм, жизнь по плоти, а не по духу Божию - все это есть наследство, полученное от прошлого. Мой отец был очень правоверный священник, ученик Оптинских старцев и Леонтьева, но я помню, как он страдал в душном предгрозовом воздухе дореволюционной церковности.
Приведу несколько строк из воспоминаний об отце одной его близкой духовной дочери.
"Перед первой мировой войной, - пишет она, - о. Иосиф пережил какое-то большое, потрясающее переживание. Об этом мне рассказывала его жена после его смерти (в 1918 г.). Она помнила, как о. Иосиф сидел у углового окна, выходящего на Арбат, и, гладя не перспективу улицы, точно на перспективу истории, говорил о своей потере веры в страну... "Я верил, что русский народ носитель православия. Было, может быть, и ушло". В начале мировой войны 1914 года была мечта о "Кресте на св. Софии" (в Константинополе). Еще до того, как исторически стало ясно, что это неисполнимо, о. Иосиф говорил: "Зачем нам св. София? Кто в нее войдет? Распутин!?"
Дореволюционная церковность все больше теряла любовь и святость.
*
"Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа" (Евр. 12, 14).
"Храм Божий свят, а этот храм - вы" (1 Кор. 3, 17).
А "кто делает грех, тот от дьявола" (1 Ин. 3, 8), т.е. значит, он не от храма, не от Церкви, пока не покается. Для постоянства бытия в Церкви необходимо постоянство покаяния. Вот с какой стороны проливается свет на необходимость для всех постоянной покаянной молитвы. "Согрешил на Небо, и пред Тобою, Господи; приими меня в число наемников Твоих".
*
Любовь есть качество воли, или, как говорил святитель Николай Кавасила (XIV век), "добродетель воли". Бог ждет от нас только этой нашей воли к Нему, т.е. любви, и дает Себя не за дела их и подвиги, в порядке какой-то оплаты, а только за эту волю - любовь, за возжелание Его бытия, за волю к жизни. Бог-любовь ждет любви, а потому ждет воли. Человек весь в путах первородного греха и сам по себе ничего не может сделать, чтобы обрести Бога, т.е. свое спасение, кроме того, чтобы возжелать Его, потянуться к Нему своей волей. И Бог, видя эту свободную волю, дает человеку помощь Своей благодати, через которую и приближает его к Себе и совершает в нем все его благие дела. Не человек совершает своей силой, но благодать Божия - ради человеческой воли, т.е. ради любви, обнаружившей себя попыткой - "трудолюбного делания" в подвиге.
Именно на этом основано учение Церкви о спасении человека даром, за смиренную веру, а не в виде вознаграждения, как учит Рим. Подвиг есть только обнаружение или признак благой воли - любви к Богу. Духовный труд совершенно обязателен, но все, что человек обретает, это не его, но Божие, и обретает он не через труд, но по милости Божией. "Хотя бы мы взошли на самый верх добродетели, но спасаемся мы все же по милости" (св. Иоанн Златоуст).
Это одна из самых поразительных и самых радостных антиномий христианства.
Радостно осознавать, наконец, что ты - ничто, и что "все от Него, Им и к Нему. Ему слава во веки!"
*
"Не любите мира" (1 Ин. 2, 15). "Так возлюбил Бог мир" (Ин. 3, 16). Не то примечательно, что здесь мы видим выражение закона противоречий христианского познания, а то, что эти две противоречивые фразы о любви и нелюбви написаны одним и тем же апостолом любви.
Сущность этого закона антиномий хорошо раскрыта Флоренским. Противоречие реально, но оно также (или даже более) реально разрешается в единстве благодати, в которую погружается человеческий разум в Церкви.
Вот еще пример противоречия. Ап. Павел в послании к Титу пишет: "Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости" (3, 5). Тут, как будто чисто лютеранское спасение только верой, без необходимости подвига и "добрых дел". Но через один стих апостол добавляет: "Чтобы, оправдавшись Его благодатию... уверовавшие в Бога старались быть прилежными к добрым делам" (3, 7 - 8). На единстве этого противоречия, неразрешимого для Запада, стоит вся дивная высота православных святых.
"Не надейся на себя: все благое, совершающееся в тебе, есть следствие милости и силы Божией" (преп. авва Исаия). Это постоянная формула аскетики.
"Подвизайся... Когда же сможешь перейти страну страстных помыслов, не окажись неблагодарным, не признав в сем дара, свыше тебе данного, но исповедуй с апостолом, говоря: "не я, впрочем, но благодать Божия, которая со мною" (1 Кор. 15, 10) сделал сию победу" (преп. Иоанн Карпафийский).
*
Очищение человека от греха - это его просвещение Светом Невечерним Божиим, и оно совершается не по заслугам человека, не потому, что он живет в подвиге, хотя должен жить в подвиге, а "паче ума", или "священнотайно".
"Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Троическим единством сященнотайно" (Антифон 4 гл.).
*
Тем молодым христианам, которые по религиозной молодости бросаются искать внешнее, например, акафисты, хочется сказать: "Ищите прежде Царства Божия", а тогда может быть, приложатся вам и акафисты. Акафисты найдут и на этом успокаиваются, а нам заповедано искать общения с Господом и общения с людьми.
Преподобный Ефрем Сирин говорил: "Монашество это не одежда, (даже!), не пострижение, но божественное желание и небесное житие".
Такое житие нам и во сне не приснится, но "божественное желание" мы все должны иметь, желание божественного веяния Святого Духа. Только это и есть цель христианства, и беседа преп. Серафима "о цели христианской жизни" раскрывает нам эту истину, зовет, сметает с пути обман внешности и холодного самозамыкания в себе, утверждает единственную и постоянную нашу задачу: соединение с Господом, богообщение.
*
Сейчас многие люди пишут стихи, технически гораздо более совершенные, чем стихи Пушкина или Блока. И в то же время все знают, что у нас нет ни Пушкина, ни Блока.
В богословии происходит примерно то же: многие стали грамотно богословствовать, умело и профессионально, т.е. совершенно бесстрашно говорить о "гнозисе"* и "аскезе", "энергиях" и "преображении", "соборности" и "уединенности", "катафатической"* и "апофатической"* традиции. Все слова вроде бы правильные, но иногда так томительно бывает их послушать. Богословие можно ввести в салон, а его надо вводить в подвиг молитвы и в простоту любви.
"Чтение тонких исследователей о Боге иссушает слезы и прогоняет от человека умиление" ("Патерик").
"Ищи Господа, но не испытуй, где Он живет" (преп. Серафим Саровский).
*
Отцы учили, что молитва - это богословие, а богословие - молитва. Практически это нам надо понимать так, что только то богословие необходимо людям, как-то уже стоящим около церковных стен, которое может быть переходом к молитве.
После всей математики Флоренского легко переходить к молитве. Он о ней почти не писал, но он строил для нее, иногда неумело, благоухающий храм. Его метафизика всегда тоскует и стремится к реальному русскому древнему храму.
То же чувство от богословских работ митрополита Антония (Блюма). У некоторых других современных богословов очень много религиозного рационализма, будет ли он гностический*, общефилософский или ортодоксальный.* За множеством их слов не слышно их молчания, а ведь это молчание богослова нужнее всего.
*
"Я рассудил быть у вас, - говорит апостол, - не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого" (1 Кор. 2, 2).
Вот тот центр, как от камня, брошенного в воду, от которого расходятся круги апостольского богословия. Я, помню, видел когда-то древнюю икону Спасителя, которая называлась "Иисус Благое Молчание", Спаситель был на ней изображен как "Великого Совета Ангел", как средоточие Божественной премудрости и Ведения.
Благодатное видение - познание есть самый воздух Церкви. Если мы в Церкви, т.е. если мы любим, то мы познаем и богословствуем, ибо "любовь рождает знание" Церкви.
Церковному человеку можно, а некоторым и даже нужно насыщать свой ум также и общечеловеческими знаниями, если только они при этом сумеют так жить умом и сердцем, чтобы быть "не знающими ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого".
*
О сочетании общечеловеческого знания, или "мирской премудростью", с премудростью Божественной лучше всего сказано у Варсонофия Великого, подвижника VI века и апостольской веры.
"Ты не должен обращать внимания на одну только мирскую премудрость, ибо если человек не имеет данной свыше духовной премудрости, то бесполезна ему первая. Если же имеет и ту и другую, то таковой блажен" (Ответ 822).
Как мало таковых "блаженных", сумевших войти в тайну сочетания.
*
"Молитва Иисусова веселила меня в пути, и люди все стали для меня добрее, - точно они обновились в любви... Когда встречался с ними, все без изъятия казались мне так любезны, как будто родные, хотя и не знакомился с ними... И когда при сем начинал молиться сердцем, все окружающее меня представлялось мне в восхитительном виде: древа, травы, птицы, земля, воздух, свет - все как будто говорило мне, что существует для человека, все свидетельствовало Божию неизреченную любовь к человеку... И я понял, что такое "ведение словес твари", и как "всякая тварь воспевает Бога" (из рассказов странника о благодатных действиях молитвы Иисусовой. Изд. З. М., 1893).
Вхождение в духовность дает человеку осознание условности времени. В духовности начинается тропа Вечности, где "времени больше не будет". Снимаются какие-то стены, стена, отделяющая и закрывающая мое настоящее от моего прошлого, от любимых умерших, от совместной с ними жизни, от детства, от, казалось бы, давно потерянных сокровищ.
И еще возникает новое: возможность как-то изменить что-то в своем прошлом, в себе, давно бывшем, что-то в темном осадке падений и измен Богу. Нам сказано: "Все возможно верующему". Старец Серафим (Батюгов), помню, говорил: "Наступит время в вашей жизни, когда вы начинаете залечивать прошлое".
*
"Побеждаются естества уставы в Тебе, Дева Чистая" (служба Успению). Бог хочет нашего спасения, а "идеже бо (там где) хощет Бог, побеждается естества чин" (служба 7 гласа). Тот несомненно вышеестественный мир, в котором христианин должен переходить не "когда-то там", "на том свете", а уже теперь, на земле, среди современной цивилизации, называется "духовный мир", а состояние человека, в него как-то вступающего, состояние "духовное". Почему так? Только потому, что это состояние божественное. Духовность - синоним стяжания божественности, так как "Бог есть Дух". Эти слова сказаны Христом именно тогда, когда Он открыл перед человечеством, в лице Никодима, всю реальность существования иного, божественного мира и всю трудность перехода в него. Духовность есть Царство Божественного Духа, а христианство - учение об этом Царстве и вход в него.
Вот почему призывом "ищите Царствия Божия" наполнено Евангелие. Никодим, как мы знаем, ужаснулся, поняв реальность нового рождения в духовность и его вышеестественность для земных людей. И мы ужасаемся при мысли о духовности и прячемся от нее в любую внешность: философскую, экуменистическую, типиконическую.
Матушка Смарагда говорила: "Невозможно вам объяснить - что такое духовная жизнь; но хорошо если вы знаете, что она существует".
*
На сто человек, стоящих в храме, хорошо если есть двое-трое мужчин и две-три женщины моложе 50 лет. Раньше, в 20-х годах, мы говорили: "Церковь оставлена на женщин", и вспоминали при этом верных Христу мироносиц: тогда в храмах еще много было молодых женщин и девушек. Сейчас надо менять формулу: Церковь оставлена на старух, хорошо, если не очень злых. И некоторые молодые христиане не отдают себе отчета в этом страшном процессе дехристианизации России и, имея счастье жить в Москве, около кучки верующей молодежи, уверяют себя, что "все в порядке". У таких людей нет осознания жизни многих десятков миллионов людей, и они не видят пустующих храмов. В процессе отпадения от христианства город соревнуется с деревней, и, кажется, деревня побеждает. По какой-то закономерности христианство возвращается в первохристианство не только духовно, но, так сказать, и географически: из деревень в большие города: "Рим" и "Эфес", "Антиохию" и "Коринф". Там будут создаваться новые последнехристианские общины, окруженные миллионами неверующих.
*
Бог Сам ищет сейчас Своих учеников и тогда, как говорили и Паскаль и Флоренский, к человеку приходит не Бог философов и ученых, но Бог Авраама, Исаака и Иакова, и берет его за руку и ведет.
Все мы знаем картину Иванова "Явление Христа народу". Явление Христа душе совершается в каждом человеке, призываемом Богом, в меру сердца призываемого. Душа получает как бы толчок, - иногда через случайно найденное Евангелие, среди выброшенных в мусор книг соседа, иногда через сон, иногда через искусство иконы, иногда через живого носителя святости и любви. Как сказал преподобный Симеон Новый Богослов, если не будет явления Христа в нас, то мы не можем ни веровать в Него, ни любить Его, как должно.
Недавно рассказывали об одной девушке (неверующей еврейке), увидевшей сон: она бежала в смертном страхе от кого-то и вдруг припала к Распятию и обняла его с явным чувством, что спаслась. Проснувшись, она пошла искать Церковь Распятого.
Явление Христа - это зарождение в душе Его чудотворного образа, это личное услышание слов: "Се человек!" Только полюбив, можно поверить.
"Кто не может любить Бога, тот, конечно, не может и веровать в Него" (Преп. Симеон Новый Богослов).
<<< ΛΛΛ >>>
Православие Фудель С.И. У стен Церкви 13 человеку
Поговорив с ней немного молитву монастырь
Молитвы
|
|
