<<<     ΛΛΛ     >>>   

С первых же дней христианизации Руси видно ее стремление к независимости от Византии.048 Так Киевская митрополия была создана в IX-м веке без разрешения византийского патриарха Илларионом (не путать с одноименным московским митрополитом, автором «Слова о законе и благодати»). Поскольку в те дни древнеболгарский и древнерусский языки были очень похожими, болгарское духовенство могло без трудностей вести службу и проповедовать на Руси.

История крещения Руси также выдает Божественное водительство. В 987 году византийский император Василий II, потерпев поражение, столкнулся с угрозой потери своего трона. В попытке спасения он обращается к Владимиру, который выставляет ему в качестве условий крещение Руси на партнерских условиях и породнение с императорским домом. Хотя последнее вообще не отвечало принятым в Византии правилам, Василий вынуждено дает согласие. Когда же помощь Владимира сохранила императору трон, тот попытался затянуть выполнение требований договора, но взятие русской дружиной Корсуни и угроза похода на столицу образумило ловкача. Так Русь из отсталого государства одним рывком оказалась в числе развитых держав того времени.

Уже через пятьдесят лет мы обнаруживаем на Руси довольно зрелых мыслителей. Так автор «Слова о законе и благодати» называет цели ветхозаветного закона земными, а новозаветной благодати — небесными и духовными. В этом смысле эра закона сменилась эрой благодати. Илларион призывает людей к обращению к духовным («свободным») ценностям и предпочтению их земным («рабским»). Этот мыслитель поднял голос в защиту «духовного» освобождения от греха, против любого принуждения, включая и религиозное. Современным «социальным евангелистам» можно было бы прислушаться к его голосу.

Илларион подчеркивал человечность природы Иисуса Христа, видя в ней образец для подражания всем Его последователям. Согласно его мнению, Христос учил подражать Себе в делах не божественных, а человеческих. Почти протестантские (спасение не от дел) мотивы прослеживаются в его словах: «Аще и добрых дел не имеем, но многыа ради милости твоея спаси ны… Не остави нас аще и еще блудим, не остави нас, аще и еще съгрешаем ти, акы новокуплении раби, во всем не угодяще господу своему».049

При начавшемся после правления Ярослава Мудрого (1015-1053) феодальном дроблении Руси церковь проявила себя в роли объединяющего фактора. «Если некогда единая Русь распадалась на враждующие княжества, то церковь этого процесса не знала. Русскую церковь возглавлял один митрополит, власть которого по отношению к епископам, возглавлявшим епархии, была несоизмеримо выше, чем власть великого князя по отношении к князьям… Любые военные действия между русскими княжествами были невыгодны церкви, ибо вели к разорению рядовых членов общества и, как следствие, к уменьшению ее доходов. Кроме того, междоусобица была неприемлема и с точки зрения проповедовавшейся церковью любви к ближнему и верности принятым князьями обязательствам».050

Владимир Мономах (1053-1125) поднял богословский авторитет греческого отца Василия Кесарийского, популяризовав его учение. «Поучение Владимира Мономаха» было адресовано его детям, но содержит глубокие мысли о моральных и духовных ценностях. На пути добродетели, при столкновении с искушениями он советовал «глаза устремлять вниз, а душу вверх». Его жизнь точно следовала его словам: он проявлял интерес к простому народу, законодательным путем облегчил положение низов, поощрял грамоту, покровительствовал духовенству и стремился к примирению княжьей родни.

Возможно, отсутствие монашества позволило этим мыслителям развиваться в русле рациональной традиции. В середине XII века появляются творения первого русского философа – митрополита Климента Смолятича, а также Кирилла, епископа Туровского и др.

В середине XIV-го века усиливается Московское княжество, как наименее затронутое нашествием, и свергает как татарское иго, так и византийскую зависимость.051 При этом роль религиозного фактора в этом деле трудно переоценить. Основатель Троице-Сергиева монастыря, Сергий Радонежский не только благословляет Дмитрия Донского на решающую битву, но и посылает в его войско двух своих богатырей-иноков Пересвета и Ослабя, олицетворявших единую веру объединившихся княжеств. Пусть это было лишь внешнее влияние церкви на Русь, но оно прокладывало дорогу к более глубокому пониманию библейских истин.

Итак, Русь испытала свое «Вавилонское пленение», растянувшееся на триста лет. Отложило ли это отпечаток на историческом мышлении ее народа? Бесспорно, даже если только на определенное время. «Гром не грянет, мужик не перекрестится» — именно так приходилось поступать Богу с бунтовским духом русского верующего.

После становления Московского государства интересной личностью оказался Нил Сорский (1433-1508), посмевший оспаривать право безграничного расширения владения монастырями. Он привлек внимание последующих поколений восточных мыслителей к внутреннему миру человека, его борьбе и путях избавления от нее. Так страсти выступают у него как подчиняющее себе волю и неуправляемое в человеческом естестве начало. Нил Сорский воспрепятствовал тенденции превращения монашества в политическое образование, а его совмещение с нравственным и духовным назначением считал невозможным.

Знаток греческой патристики, Максим Грек (1470-1555) видел в истинной философии «водителя мудрости и благочестия». Он касался и темы свободы воли, указывая в качестве причин злоупотребления ею страсти, сатану и «стяжание» (привязанность к земным благам). В «Беседе Души и Ума» он излагает цель «самовластия», которую видит в преодолении худших черт природы человека. Внутренний мир борьбы мотивов для него — сфера человеческой ответственности. Он призывает к познанию общечеловеческого предназначения, т.е. свободы стать на путь послушания Богу: «Самовластный дар познавай. Но подлежиши ни единой твари, точию Содетелю твоему единому».052 Его идеал, подобно Христу, «служить другим, а не властвовать над другими».

Ему вторит Иван Пересветов: «Бог сотворил человека самовластным и самому о себе повелел быть владыкой, а не рабом».053 Идея быть владыкой над самим собой будет присуща и всей русской философии времени религиозного ренессанса в России. «Домострой» Сильвестра (ум. ок. 1566) содержит указания на послушание Богу и царю, причем автор, кажется, не различает мораль и право, обращая внимание на то, что и последнее может содействовать первому. Сильвестр призывал не просто верить, но претворять веру в жизнь: «Бог не веру любит, а правду».

Мы уже говорили о «темных веках» на Руси, когда Россия переживала пленение папской властью. Порочные методы иезуитов, опиравшиеся на правило «нет плохих средств для благой цели» вообще отворотили ее сердце от Запада. Когда в 1441 году митрополит-изменник Исидор привез в Москву и прочитал с амвона Успенского собора униатское решение, Русь встала в защиту православия. Мало того, когда с 1453 года стало ясно о низложении византийского православия, голая и босая Россия бросила клич о Москве как «третьем Риме», т.е. православном преемнике. Тем не менее, в 1596 году под униатством оказалась Западная Русь, а в 1606 году латинство пришло в самый Кремль. Вместе с никоновской реформой это стало настоящей трагедией для всего русского народа — трагедией, из которой нужно было извлечь Божественные уроки, либо без разумения их довериться Его мудрому водительству.

С Петра I (см. Феофан Прокопович), «прорубавшего окно в Европу», начинается как сравнение своего с чужим054, так и механическое подражание Западу.055 Этот опыт борьбы за выживаемость с вооруженным до зубов западным мышлением не прошел напрасно: возникли силы, вставшие на защиту отеческого наследия. Я не стану дальше подчеркивать отличительные черты славянского богомыслия, но отмечу лишь, зачем обо всем этом говорю? Я хочу показать, как уже на столь ранней стадии становления восточного мышления можно наблюдать характерные черты, которые выделят его из других видов мировоззрений в будущем.

Сказанное относится в первую очередь к русской философии XIX-XX веков.056 Не смотря на то, что религиозную философию нельзя ставить в один ряд с духовностью, она содержала в себе положительные черты, прежде всего необходимые для привлечения к вере образованных людей. Рациональный (доктринальный) аспект христианской веры, использованный в меру, предохраняет богословие от субъективизма и релятивизма, присущих мистическому ее аспекту. Лишь сотрудничество этих двух начал, подобно чувствам и разуму в природе человека, способно придать вере устойчивость и жизнь.

Г. Флоровский писал: «С падением Византии богословствовал один только Запад», однако он считал преждевременным касаться событий его дней. В них русская, в том числе и богословская, мысль все же заявила о себе. Последнее (не запоздалое) мнение никогда не бывает ненужным, иначе оно не возникло бы вообще. Напротив, возвращение к старому говорит лишь о том, что вопрос сделался закрытым слишком рано. Конечно, в духовных вопросах не может быть новаторства по существу, но есть новое истолкование, новое применение, новая особенность или черта извечной и до конца недостижимой истины. Возможно, нехристианскому сознанию чужд такой подход к действительности, однако из Библии нам известно, что для Бога «незнатное и уничиженное» всегда являлось лучшим орудием исполнения Его воли.

Религиозные предпосылки богословия евразийский протестантов

Советская власть недолго была религиозно терпимой.057 Весной 1923 года Петроградскому Православному Богословскому Институту удалось сделать свой первый (трехгодичный) и единственный выпуск студентов, и сразу же после этого, вследствие финансовых проблем, инициированных Советами, он прекратил свое существование. Однако Божественным провидением с помощью лидера международного христианского студенческого движения д-ра Мотта было определено создать весной 1924 года Богословский институт в Париже, куда переехал ряд профессоров, в том числе и из числа высланных из России в 1922 году в принудительном порядке.

Через год он принял своих первых девятнадцать студентов, положив начало работе русской богословской мысли за рубежом.058 Список преподавателей в нем составил восемь известных имен, среди которых были Н.Н. Глубоковский, В.В. Зеньковский, С.Н. Булгаков, С.С. Безобразов, А.В. Карташев. Таким образом, создание Богословского института в Париже продолжило нить богословского образования, прерванную на родине. Таким путем Бог компенсировал темные века атеизма, хотя ряд богословов остались в России и даже печатались подпольно (П.А. Флоренский, Л.П. Карсавин, А.Ф. Лосев, и др.).

Гордостью русской философской и богословской мысли было издание с 1925 по 1940 год парижского журнала «Путь» под редакцией Н.А. Бердяева.059 «Создание и длительное функционирование русского религиозно-философского журнала «Путь» было замечательным явлением не только русской, но и общеевропейской культуры XX века. Русская культура в сложнейших условиях своего эмиграционного существования продемонстрировала жизненную силу и способность к духовно-нравственному выживанию.

При этом деятели русской эмиграции в духовном плане не чувствовали себя нищими на пиру у богатого хозяина. Русский религиозно-философский ренессанс, деятели которого в своем большинстве оказались в эмиграции, взрастил плеяду мыслителей уровня выше среднеевропейского. Русские мыслители, выехав на Запад, занимали в его культуре далеко не ординарное место. Университеты Берлина, Праги, Софии, Белграда приглашали русских ученых на профессорские кафедры. Например, Н.О. Лосский стал основателем чешской школы философского интуитивизма, а Н.С. Трубецкой возглавил пражский структурно-лингвистический кружок».060

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Так же как богословие гр
Вполне отдавая себе отчет в напряженности существующих по вопросу спасения богословских позиций
Перекрестится именно так приходилось поступать богу с бунтовским духом русского верующего
От которой зависит наше пребывание в состоянии спасения