<<<     ΛΛΛ     >>>   

В то время как не индогерманская, не нордическая религиозность часто тем больше возбуждается, чем больше верующий выходит из состояния равновесия, чем больше он «вне себя», индогерманская, нордическая религиозность стремится к равновесию, самообладанию, сдержанности. Индогерманец доверяет только таким душевным силам, жизненные проявления которых также характеризуются уравновешенностью и рассудительностью. Он не доверяет и в области священного знаниям и опыту, полученным верующим в состоянии возбуждения. Очень характерно для индогерманской сути, что греки часто употребляли слово «эвсебейя» (религиозность) как синоним слова «софросюне» (рассудительность) и наоборот. В этом четко проявляется нордическая сущность подлинной эллинской религиозности. Религиозность выражалась у этих решительных людей в разумном поведении и только разумное поведение позволяло ощутить полноту божественного.

Этнология и расовая теория могут дойти здесь до корней индогерманской религиозности: это религиозность крестьянской аристократии нордической расы, религиозность родов, которым были присущи уверенное самосознание и сдержанность и которые сохраняли эти качества и перед лицом богов. В проявлениях индогерманской религиозности видна вся аристократичность крестьянской нордической сути, все те «фидес», «виртус», «пиетас» и «гравитас», которые составляли суть настоящего, т.е. происходящего от индогерманских предков римлянина. Но этим одновременно указывается и предел, о котором уже говорилось выше: индогерманская религиозность по своему происхождению и по своей сути никогда не сможет стать религиозностью для каждого.

То, что Ницше называл «великим здоровьем» и то, чему он придавал столь большое значение, — благородство: обе эти черты характеризуют и религиозную жизнь индогерманцев. Тому, кто судит о религиозности по возбуждению верующих, индогерманцы могут показаться нерелигиозными. Высшие достижения индогерманской религии доступны только тем, кто умеет приводить в равновесие свои душевные силы, и только в моменты такого равновесия. Индогерманец хочет предстать перед божеством как цельный человек со всеми своими силами, находящимися в равновесии, и божество требует от него именно сдержанности.

Ничто в своей сути порядочный человек не должен считать менее ценным с точки зрения богов, поэтому у индогерманцев нет разрыва между душой и телом. Этого не допускает и воля к сохранению равновесия всех человеческих сил. Индогерманец живет в условиях равновесия души и тела, хотя и знает, что они различны по своей сути. В общем, индогерманцы рассматривали тело и душу как одно целое, а германцы даже видели в теле выражение души. Во всяком случае индогерманцы, даже когда размышляли об ограниченном материальном теле и беспредельной нематериальной душе, не противопоставляли друг другу душу и тело. Вопрос о теле и душе не особо волновал их и они никогда не смотрели на тело, как на нечто более низкое, чтобы таким образом возвысить душу. Они были далеки от представления, будто тело, привязанное к этому миру, — грязная тюрьма, из которой душа стремится вырваться в потусторонний мир. Даже если внутреннее и внешнее в человеке рассматривались раздельно, сознание верующего снова соединяло их в уравновешенном взаимодействии. Об этом может свидетельствовать молитва, с которой Сократ в конце платоновского «Федра» обращается к богам: «Даруйте мне внутреннюю красоту, и пусть моя внешность не противоречит внутреннему содержанию!»

Культ тела как видимого выражения результатов отбора был характерен для индогерманцев. Поэтому им была столь чужда всякая мысль об умерщвлении плоти (аскезе), они сочли бы это уродованием своей человеческой сути. Есть религиозность души, которая чувствует себя неуютно в этом мире и в своем теле. Она особенно присуща переднеазиатской расе, в несколько иной форме - и восточно-балтийской расе. Индогерманская религиозность это религиозность души, уютно чувствующей себя в этом мере и в своем теле. Для религиозных людей переднеазиатской расы и для жителей Запада, находящихся под влиянием переднеазиатского расового духа, индогерманцы это «дети мира сего», потому что не индогерманский дух обычно не может понять суть индогерманскои религиозности и поэтому считает ее «неполноценной».

Индогерманцы и в самом деле «дети мира сего» в том смысле, что «этот» мир может дать им все необходимое для поклонения божеству. От почтительного отношения ко всему в мире и в человеческой жизни, от пантеизма индогерманская религиозность постоянно развивается вширь, вглубь и ввысь. Божественное всюду, как сказал Шиллер в стихотворении «Боги Греции»:

«Всё смотрело посвященным взором,

Всюду след был виден божества».

Формы верований индогерманцев развились в политеизм с обильным количеством богов, но многие верующие одновременно подозревали или были уверены, что в конечном счете все эти боги лишь различные аспекты божественного. В культе горных вершин, рек, деревьев, солнца, начала весны, утренней зари, плодородной почвы и возведенных в полубоги предков - во всем этом выражалась посюсторонняя религиозность индогерманцев, их чувство безопасности в этом мире. Это чувство Хауэр назвал первоосновой индогерманской религиозности.

Если это так, то эта религиозность, при ее философском осмыслении легко превращается в пантеизм или пантеистические, но одновременно рассудочные, не экстатические и не агрессивные разновидности мистики. Примечательно, что индогерманцы первоначально не знали храмов как мест обиталища богов. Тацит сообщает о германцах, что их представлениям о небесном величии не соответствовал обычай запирать богов в четырех стенах. Исходя из этого же убеждения персидский царь Ксеркс приказывал сжигать храмы в Греции. Греки к тому времени уже отклонились от изначальных индогерманских воззрений. И то, что индогерманцы первоначально не имели изображений богов, также соответствует религиозности космически мыслящих людей, изначально имевшей тенденцию к пантеизму.

При таком мышлении индогерманцы понимали мир со всеми властвующими в нем богами и живущими в нем людьми как великую взаимосвязь одного божественного порядка, который у индусов назывался «рита», а хранителями его были Варуна и Митра, у персов - «аша» или «урто», у греков - космос, у италиков — «рацио», а у германцев — Мидгард. Это индогерманское представление о рациональном мировом порядке впервые описал в своих трудах венский юрист Буркхарт Вильгельм Лейст (1819-1906). Позже Вольфганг Шульц в книге «Счет времени и мировой порядок» (1929) подчеркнул, что эта идея рационального порядка среди всех народов Земли встречается только у индогерманцев.

«Боги определили меру всех вещей и цель человека на дарующей жизнь Земле», - говорится в «Одиссее». Здесь звучит та же идея божественного мирового порядка, что и в «Эдде»:

«Все святые боги собрались и держали совет:

они выбрали имена для ночи и новолуния,

назвали утро и полдень, сумерки и вечер,

чтобы можно было измерять время».

Семья, род, государство, богослужение и право, годовой круговорот и праздники, обычаи и духовная жизнь, пашня, дом и двор: все соотносилось с мировым порядком, и в этом порядке живет человек как член рода, постоянно возобновляющегося в череде зачатий, что у эллинов символизировала идея Гестии, а у всех индогерманцев — почитание священного очага. Таким образом, в рамки мирового порядка укладывалась эта череда зачатий для сохранения данного богами расового наследия в избранных родах; таким образом, забота о расе является непосредственным следствием и стимулом совокупности мирового порядка и непосредственным выражением индогерманской религиозности.

В индийской «Книге Законов Ману» сохранилось представление о порядке зачатий: «Царство, в котором происходят беспорядочные зачатия, быстро гибнет вместе со своими обитателями». Отсюда индогерманское освящение половой жизни, почитание хозяйки дома как хранительницы расового наследия; отсюда культ божественных предков. Поэтому индогерманская религиозность выражалась в человеческом отборе, в тщательном выборе супружеских пар, в «эвгенейе», в стремлении родов к получению здорового потомства.

Индогерманские идеи Космоса и Мидгарда включают человека – а не приковывают его, как в восточных религиях с их астрологией и предсказаниями будущего (по внутренностям, по полету птиц, как у вавилонян, этрусков и т.д.) - в великую взаимосвязь разумного порядка; человек вступает в доверительные отношения со своим богом, сама суть которого взаимосвязана с мировым порядком, и задача народа сражаться вместе с этим богом против всех антибожественных сил, против Хаоса, против Утгарда. Земное пространство представляется индогерманцу полем своей крестьянской заботы; и растения, и животные, и люди — все они должны расти и созревать для самоутверждения во вневременном порядке. Вина человека — но не его «грех» — возникает во всех тех случаях, когда отдельный человек восстает против порядка из упрямства или гордыни и противопоставляет божественному разуму свое недальновидное своеволие или легкомыслие. Вина отдельного человека, по причине его гордыни, может создать для его народа опасность распада и вырождения, а для мирового порядка — угрозу Хаоса.

«Когда безрассудная толпа уродует природу,

возноси хвалу Богу через посредство всего мира».

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

И в христианстве поведение человека по отношению к богу часто обозначается термином смирение
религиоведение Гюнтер Г. Религиозность нордического типа 6 порядка