<<<     ΛΛΛ     >>>   

Возможно, вследствие этих затруднений Шлик предложил в своей работе «Значение и верификация» (PR, 1936) считать имеющими значение не высказывания, а только одни предложения. Теперь, полагает он, правила образуют не значение символов-плюс-правила, а значение только символов. Впрочем, это не мешает ему на следующей странице сформулировать принцип верифицируемости в прежней пропозициональной форме. По существу, в философии Шлика неустранимо трение между традиционным позитивизмом, отождествляющим значение с верифицируемостью, и новыми идеями, связанными с трактовкой значения как употребления, которые Шлик почерпнул из последующих изысканий Витгенштейна.

Эта двойственность явным образом обнаруживает себя в его трактовке «неверифицируемости». Для позитивистов XIX в. «лишенным смысла» является все, для чего наука не располагает способом проверки. Это определение вынуждало их заклеймить как «бессмысленные» многие высказывания, которые современные ученые считают научными истинами, например утверждения о химическом составе звезд. Шлик намерен определить выражение «лишенный смысла» таким образом, чтобы вопрос о том, имеет высказывание значение или нет, не зависел от состояния научного знания на                                

287

данный конкретный момент времени. По его мнению, высказывание лишено значения только в том случае, если оно «неверифицируемо в принципе». В качестве примера Шлик приводит высказывание «ребенок гол, но на нем надета длинная ночная рубашка», которое, по его мнению, бессмысленно, поскольку правила употребления слова «голый» запрещают применять его к людям, одетым в длинную ночную рубашку. Приступая к рассмотрению метафизических утверждений, мы, по мнению Шлика, видим, что они бессмысленны по той же самой причине: «они нарушают правила логической грамматики». Согласно альтернативному подходу, предложенному Витгенштейном в «Трактате», метафизик, как мы замечаем, «не наделил значением определенные знаки своего выражения». В обоих случаях предложения метафизика, не будучи связанными с правилами, «в принципе» не могут быть верифицированы.

Отсюда нетрудно сделать вывод, что решения относительно верифицируемости должны приниматься на чисто «логических» основаниях, т. е. с учетом правил употребления символов, входящих в предложения, представленные на наше рассмотрение. Иногда Шлик высказывается именно в таком духе. «Верифицируемость, образующая достаточное и необходимое условие осмысленности, — пишет он, — является возможностью логического порядка, которая создается при построении предложений в соответствии с правилами, позволяющими определять входящие в них термины. Верификация (логически) невозможна в том единственном случае, когда вы не устанавливаете никаких правил, тем самым делая ее невозможной».

Это звучит как полный отказ от эмпирически-позитивистского критерия значения. Однако Шлик не признал бы, что изменил свою позицию. По его мнению, лингвистические правила в конечном счете указывают на остенсивно определяемый опыт; стало быть, для обнаружения значений мы должны наблюдать мир. «Между логикой и опытом, — пишет он, — нет никакого антагонизма. Логик не только может быть одновременно эмпиристом, но должен им быть, если хочет понять собственную деятельность». Однако этот вывод — о том, что поиск значений является одновременно и логическим исследованием, и эмпирическим изысканием, — удовлетворил не всех.

Как бы то ни было, Шлик столкнулся с серьезными трудностями, когда попытался объяснить свое понимание «опыта». Для уяснения этих трудностей следует обратиться к его ранней формулировке принципа верифицируемости, где он определяет Верифицируемость и, следовательно, значение через «сводимость к опыту». «Для понимания высказывания, — писал он в «Новой философии опыта»9, — мы должны обладать способностью точно указывать те конкретные обстоятельства, при которых это высказывание было бы истинным, и те конкретные обстоятельства, при которых оно было бы ложным. "Обстоятельства" означают данные опыта; стало быть, опыт определяет истинность и ложность высказываний, опыт "верифицирует" высказывания, а потому критерием решения проблемы выступает ее сводимость к возможному опыту».

В этой работе Шлик вслед за Махом различает вопросы, на которые можно ответить, и вопросы, на которые нельзя ответить. Вопросы, не име-

288

ющие ответа, — к их числу относится вопрос «В чем смысл жизни?» — отличаются тем, что не существует никакого критерия для выбора между предлагаемыми решениями, нет никакого способа подвергнуть эти решения «проверке опытом».

Для Шлика «опыт» — это состояние моего сознания, изначально не данного как «мое», поскольку «я» — в этом Шлик согласен с неокантианцами — само строится из опыта, но все же в ходе анализа обнаруживается, что это состояние сознания является моим, и только моим. Поэтому бессмысленно утверждать о других людях, что они обладают или не обладают сознанием; на вопрос о том, наделены они сознанием или нет, «не существует ответа», поскольку такое сознание в принципе нельзя свести к «моему опыту». Таким образом, «верифицируемость опытом» означает верифицируемость ментальными состояниями, которые я один способен иметь. Отсюда следует, что любой способ установления, верифицируемо ли некоторое высказывание или нет, в принципе является таковым только для меня и ни для кого другого. Поскольку значение и верифицируемость тождественны, это приводит нас к странному выводу о том, что только я могу знать значение некоторого высказывания; бессмысленно говорить о ком-нибудь еще, что «он знает значение этого высказывания».

Шлик пытается избежать этого вывода, встав на точку зрения Рассела—Пуанкаре, согласно которой научное знание всегда представляет собой знание «структуры» и отличается от того, что мы «испытываем» или «переживаем» в опыте. Когда мы, к примеру, «испытываем» ощущение зеленого, этот опыт, согласно Шлику, является индивидуальным. Безусловно, и другие люди употребляют слово «зеленый», глядя, скажем, на лист растения, но отсюда не следует, что они воспринимают то же самое, что воспринимаем и мы, т. е. имеют то же самое «содержание». Все, что мы можем знать, все, что нам нужно знать в научных целях, — это тождественность структурных отношений между их восприятиями структурным отношениям между нашими восприятиями. С этой точки зрения для физика слово «зеленый» служит не именем некоторого восприятия, а именем некоторой позиции в системе отношений, например в таблице цветов. По мнению Шлика, в развитой физической науке все слова типа «зеленый» заменены математическими выражениями; предложения чистой физики имеют совершенно формальный характер 10.

Но что же означают эти предложения? С одной стороны, мы находим у Шлика утверждение, что, будучи структурными, они не могут выражать ничего, кроме структур, представляющих собой нечто общественное и интерсубъективное. В то же время Шлик не забывает и об изречении, гласящем, что форма без содержания пуста. Поэтому мы можем найти у него и утверждение, что голый каркас научной системы, «чтобы стать наукой, располагающей реальным знанием, должен быть заполнен содержанием, а это достигается благодаря наблюдению («опыту»)». По его мнению, реальное знание, в отличие от математических тождеств, должно каким-то Образом отсылать к содержанию, хотя и не может упоминать его.

Не следует забывать, что это содержание является индивидуальным и его нельзя передать другому. «Каждый наблюдатель, — пишет Шлик, — вносит свое содержание... тем самым присваивая символам уникальное зна-                               

289

чение, и он заполняет структуру содержанием так же, как ребенок раскрашивает рисунок, где нанесены только контуры». Стало быть, «полное» значение научных предложений в конечном счете оказывается невыразимым — странный вывод для позитивиста! В соответствии с его же, Шлика, определением метафизики как попытки выйти за пределы структуры к содержанию, все его рассуждения о содержании его коллеги-позитивисты конечно же заклеймили как метафизические.

Решительный настрой Карнапа избежать этого противопоставления формы и содержания имел важное значение для развития его философии. Поначалу, в работе «Логическое построение мира» (1928)1!, он использовал теорию Шлика, хотя уже тогда его философский метод заметно отличался от метода Шлика. Как и подобает ученику Сократа, каковым мнил себя Шлик, он применял неформальный, художественный метод; Карнап же, будучи учеником Фреге, был создателем систем, формалистом, одним из тех немногих современных философов, кто использовал символическую логику в философских целях.

Итак, он пытается сконструировать мир из «исходных идей», связывая их «исходными отношениями». В качестве исходных идей он выбирает не чувственные данные на манер Рассела, а поперечные сечения потока восприятия. Будучи «исходными», эти поперечные сечения не могут быть подвергнуты дальнейшему анализу. Те ингредиенты, которые мы обычно усматриваем в этих поперечных сечениях (сюда относятся, к примеру, цвета), сами должны быть составлены из этих поперечных сечений посредством исходного отношения «осознаваемого сходства».

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Ставить под подозрение реальность всего чувство видимости
Что же в таком случае представляет собой умозаключение вначале брэдли полагал
Составляет природу точки пространства философии отношения
Как он говорит нам в Что такое мышление
Единство