<<<     ΛΛΛ     >>>   

Из всех обратившихся к философии ученых — если уместно так называть математиков — А. Н. Уайтхед, безусловно, самый известный. Одни считают его выдающимся философом нашего столетия, в то время как другие отбросили бы его метафизические построения как туманные сновидения чисто личного характера. Каким бы ни был окончательный приговор истории, а его было бы опрометчиво предугадывать, мы можем утверждать лишь следующее: никому никогда не удастся дать краткое изложение философии Уайтхеда, которое не было бы в высшей степени произвольным. Постоянно меняющееся мнение, не только от одной крупной работы к другой — а их он написал множество за свою долгую жизнь, — но и в пределах одной главы; слишком часто берущая верх неясность и неточность в выражении мысли; расплывчатость его многочисленных ссылок на науку, искусство, общество, историю философии — все это вместе повергает историка современной мысли в полное отчаяние. Самое большее, что можно сделать, — это предложить голый каркас, который читатель сам украсит своими собственными толкованиями 20.

Мы уже отмечали, что Уайтхед начинал как математик, но его математика несла на себе отпечаток того, что стало главной отличительной особенностью его философского творчества и что имело отношение к его страсти формулировать как можно более широкие обобщения. В первой своей крупной работе «Трактат об универсальной алгебре» (1898)21 он продолжил обобщение алгебры, о котором мы уже говорили в связи с творчеством Джорджа Буля, и попытался освободить ее от какой-либо определенной связи с арифметикой. Уайтхед надеялся построить поистине «универсальную» алгебру, по отношению к которой обычная численная алгебра выступала бы подвидом. В то же время его «Трактат...» имеет подзаголовок «с приложениями»; Уайтхед не довольствовался простым оперированием неинтерпретированными символами, он предпочитал применять символы к конкретным областям исследования. При сравнении его с другими современными британскими философами легко заметить, что его взгляды отличаются от их воззрений как своей конкретностью, так и абстрактностью: с одной стороны, он делает обобщения там, где они проводят лишь различия, но, с другой стороны, он стремится дать интерпретацию своим обобщениям в виде различных теорий физики, образования или искусства, в то время как проводимые ими дистинкции по большей части имеют значение только в рамках самой философии.

260

В жизни Уайтхеда годы сразу после создания «Трактата об универсальной алгебры» были главным образом посвящены разработке, в сотрудничестве с его бывшим учеником Бертраном Расселом, идей, нашедших свое выражение в «Principia Mathematical 22. Но у него нашлось время подготовить для Королевского общества замечательные мемуары «Математические понятия материального мира» (1905)23, где им предпринята попытка применить язык символической логики для описания «возможных отношений к пространству со стороны элементарных сущностей, составляющих (говоря обыденным языком) вещество в пространстве».

Два момента в этих мемуарах заслуживают особого внимания. Философы, сетует Уайтхед, работают с совершенно непригодным логическим аппаратом, признавая лишь субстанции, качества и (самое большее) двучленные отношения. По его мнению, любое адекватное описание отношения между материальными объектами и пространством должно включать многочленные (полиадические) отношения; он стремится показать, что разнообразные традиционные теории потерпели крах именно в силу своего излишне упрощенного понимания логических возможностей. К этой теме он будет постоянно возвращаться в своей философии.

К тому же эти мемуары показывают, почему Уайтхед был неудовлетворен «классическим понятием материального мира» и каков в зародыше тот вид онтологии, который он надеется предложить взамен. Проводя резкое различие между тремя видами сущего — точками пространства, частицами материи и моментами времени, классическая теория не способна выполнить выдвинутое Уайтхедом требование универсальности. Пока еще он не предполагает, что можно обойтись без моментов времени, но уже заигрывает с идеей, что точки пространства можно было бы определить в терминах материальных частиц. Классическая теория, считает он, превосходно работает, если ограничивается рассмотрением чистой геометрии, когда Вселенная предстает статичной, но эта теория терпит поражение как физика, поскольку не может дать адекватного описания изменений. Очевидно, что неподвижные точки в абсолютном пространстве не могут претерпевать изменений, и поэтому физик имеет перед собой неразрешимый дуализм в виде изменяющихся частиц и неизменных точек пространства. Дело в том, что заполнение частицей некоторой точки пространства в некоторый момент времени совершенно случайно, его нельзя вывести из того, что составляет природу точки пространства, частицы или момента времени; видимо, этот элемент случайности и тревожил Уайтхеда.

Кроме того, из этих мемуаров явствует, что Уайтхед находился под сильным влиянием философских идей Рассела, что и следовало ожидать. Главная на тот момент философская работа Рассела «Философия Лейбница» никогда не переставала восхищать Уайтхеда, хотя в конце жизни он с большей симпатией относился к философии Лейбница в изложении Рассела, чем к собственным идеям Рассела.

Однако в 1906 г. Уайтхед все еще был приверженцем Рассела, хотя и испытывал некоторые сомнения. Когда после 1914 г. произошел его поворот от математики к философии, он и тогда начал с типично расселовской проблемы — как «ясный, скрупулезно точный» мир науки связан с

261

«грубым» миром повседневного опыта — и попытался решить ее в расселовской манере: физические понятия и физические объекты, по его мнению, представляют собой «конструкции» из «фрагментарных индивидуальных данных опыта»24.

Однако работы следующего периода — работы, благодаря которым он стал известен как философ и поднялся, по мнению многих, до высшей отметки своих философских достижений, — знаменуют его разрыв с британской традицией, верность которой сохранял Рассел. В работе «Исследование принципов познания природы»25 (1919) он формулирует новую философию науки; в «Понятии природы» (1920) излагает эту философию менее специальным языком, а в «Принципе относительности» (1922) пытается доказать, что общую теорию относительности можно вывести из его философии природы, не прибегая, как это делает Эйнштейн, к «частным фактам» относительно часов, измерительных реек и скорости света.

Следует подчеркнуть, что в этих книгах ставится ограниченная задача. Уайтхед принял определение философии, предложенное идеалистами, в частности Холдейном, с которым имел обыкновение обсуждать философские проблемы. Философский идеал, пишет Уайтхед в «Понятии природы», — это «достижение некоторого объединяющего понятия, внутри которого будет заключено в установленных соотношениях все, что связано со знанием, ощущением и чувством». На время Уайтхед оставляет в стороне «ощущение и чувство»: его внимание обращено исключительно к принципам, объединяющим науку.

Между тем в философии науки Уайтхеда можно обнаружить темы, которым предстояло стать главными в его метафизике. Во-первых, сюда относится подчеркиваемая им соотнесенность. «Так называемые свойства вещей, — пишет он, — всегда можно выразить через их соотнесенность с другими, неопределенными вещами, поэтому познание природы имеет отношение исключительно к соотнесенности». Если Рассел с сожалением констатировал, что Лейбниц свел отношения к качествам, то в философии Уайтхеда отношения берут реванш.

Во-вторых, теперь Уайтхед полностью отвергает воззрение, согласно которому восприятие предоставляет нам изолированные «чувственные данные»: по его мнению, восприятие — это происходящее внутри природы переживание в опыте системы событий, составляющих природу, это «осуществляемое элементом природы самопознание через те отношения, в которых он стоит к природе в целом в разнообразных ее аспектах». Конечно, признает Уайтхед, мы никогда не воспринимаем в опыте всю природу одновременно; тем не менее наш опыт содержит в себе события, связанные со всей системой (или «служащие ее знаком»). Заметим, что эпистемология Уайтхеда уже включает в себя биологическую теорию восприятия, представляющую воспринимающее существо как природный организм, реагирующий на окружающую среду, а эта последняя теория несет в зародыше его «философию организма».

В-третьих, Уайтхед предпринимает очередную атаку против атомизма во всех его проявлениях, заявляя, что наш опыт состоит из продолжительностей («событий»), а не точечных мгновений. Ни с какой другой позиции, утверждает он, нельзя понять изменение; при изменении прошлое перете-

262

кает в настоящее, что возможно, если мы примем, что существуют продолжительности, но невозможно, если мы примем, что существуют мгновения. В то же время Уайтхед не склонен полностью отказываться от понятия «природы в какое-то мгновение», которое он называет «моментом», поскольку оно, по его мнению, существенно для научного анализа. Но если на том основании, что наука нуждается в понятии мгновения, мы заключим, что мгновения должны быть реальными ингредиентами нашего опыта, это будет «ошибочным предположением о реальном существовании того, чего нет». Тем не менее Уайтхед вовсе не желает утверждать, что мгновение представляет собой «фикцию» или «конвенцию»; по его мнению, считать так — значит разрывать всякую связь между наукой и опытом. Используя «метод экстенсивной абстракции», Уайтхед определяет мгновения через понятие опыта, но он не идентифицирует их положение внутри опыта; мгновения определяются им как класс, включающий множество продолжительностей с особыми экстенсивными отношениями друг к другу 26.

В-четвертых, достигает полного расцвета платонизм Уайтхеда. Уайтхед проводит четкое различие между «событиями» и «объектами». Событие уникально; в силу своей природы оно никогда не может повториться. События, можно сказать, представляют собой материал, специфику природы. «Объекты», наоборот, составляют то, что мы узнаем в природе, ее неизменные черты. Ни объект, ни событие не могут существовать изолированно друг от друга; каждое событие имеет определенный характер, т. е. в него «погружен» объект, а каждый объект характеризует некоторое событие. И все же, согласно Уайтхеду, хотя мы можем, строго говоря, приписать конкретное «местоположение» объекту, будет большой ошибкой считать его «в буквальном смысле» расположенным в этом месте. Мы можем, к примеру, сказать, что шторм имеет место в Атлантике. Это так, но слабонервные пассажиры в Англии сдают свои билеты, следовательно, шторм имеет место как в Атлантике, так и в Англии. «Объект выступает ингредиентом всего, что окружает его, — пишет он, — и это окружение не имеет четких границ»27.

В-пятых, Уайтхед резко критикует то, что названо им «удвоением природы», — этот аспект в его философии снискал широкую популярность, особенно после того, как был досконально изложен в «Науке и современном мире». Предложенное Галилеем и Локком различие между миром непосредственного опыта, содержащим цвета, звуки и запахи, и миром «научных сущностей», лишенным цвета, звука и запаха, воздействует на наше сознание, рождая в нем иллюзию, в которую оно с упоением верит. По мнению Уайтхеда, для науки красный отблеск заката в такой же мере «часть природы», как и колебания молекул; если ученый отбрасывает закат как «нечто, привнесенное психикой», он признается в своей неспособности дать связное описание всего, что содержит природа. Наука должна увязывать все известное, не делая никаких ссылок на то, что это известно: именно это хотел сказать Уайтхед своей часто цитируемой и часто неправильно истолковываемой фразой «природа закрыта сознанию».

В откровенно метафизических трудах, написанных Уайтхедом после того, как он в возрасте шестидесяти трех лет стал (в 1924 г.) профессором философии в Гарварде, темы «философии природы» получили новую формулировку и дальнейшее развитие. Из всех его поздних работ «Наука и со-

263

временный мир» (1925) была наиболее читаемой не столько из-за ее метафизики, сколько из-за ее вклада в понимание человеческой культуры; «Приключения идей» (1933) снискали популярность по той же причине. Но свое наиболее полное и наиболее обескураживающее выражение метафизическое влечение Уайтхеда нашло в «Процессе и реальности» (1929).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мактаггарт был философом для философов
Эти три интерпретации суждения
Познание есть отношение между порциями чистого восприятия
Как сознание
Почти банального изречения до отождествления значения высказывания с методом его верификации немалый шаг