ΛΛΛ     >>>   

Пассмор Д. Сто лет философии

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ПУБЛИКАЦИИ ПЕРВОГО ИЗДАНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Глава 1. ДЖОН СТЮАРТ МИЛЛЬ И БРИТАНСКИЙ ЭМПИРИЗМ

Глава 2. МАТЕРИАЛИЗМ, НАТУРАЛИЗМ И АГНОСТИЦИЗМ

Глава 3. НА ПУТИ К АБСОЛЮТУ

Глава 4. ЛИЧНОСТЬ И АБСОЛЮТ

Глава 5. ПРАГМАТИЗМ И ЕГО ЕВРОПЕЙСКИЕ АНАЛОГИ

Глава 6. НОВЫЕ РАЗРАБОТКИ В ЛОГИКЕ

Глава 7. ОТДЕЛЬНЫЕ КРИТИКИ ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКИ

Глава 8. ДВИЖЕНИЕ К ОБЪЕКТИВНОСТИ

Глава 9. МУР И РАССЕЛ

Глава 10. КУК УИЛСОН И ОКСФОРДСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Глава 11. НОВЫЕ РЕАЛИСТЫ

Глава 12. КРИТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ И АМЕРИКАНСКИЙ НАТУРАЛИЗМ

Глава 13. УПРЯМЫЕ МЕТАФИЗИКИ

Глава 14. ЕСТЕСТВОИСПЫТАТЕЛИ СТАНОВЯТСЯ ФИЛОСОФАМИ

Глава 15. НЕКОТОРЫЕ КЕМБРИДЖСКИЕ ФИЛОСОФЫ И «ТРАКТАТ» ВИТГЕНШТЕЙНА

Глава 16. ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ

Глава 17. ЛОГИКА, СЕМАНТИКА И МЕТОДОЛОГИЯ

Глава 18. ВИТГЕНШТЕЙН И ФИЛОСОФИЯ ОБЫЧНОГО ЯЗЫКА

Глава 19. ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ И ФЕНОМЕНОЛОГИЯ

Глава 20. ОПИСАНИЕ, ОБЪЯСНЕНИЕ ИЛИ ИСПРАВЛЕНИЕ?

Философию довольно сложно нарезать по столетиям. Подобно художникам, философы постоянно возвращаются к «старым мастерам» — неисчерпаемым источникам нового вдохновения. У каждого периода свои возрождения, и в каждый из них тот или иной философ прошлого почитается «учителем тех, кто знает», как писал Данте об Аристотеле. В течение прошлого века Беркли и Юм были жизненной силой британской философии, а Платон вновь явился во всей своей красе после долгого забвения благодаря преданности ему поколений филологов-классиков. Конечно, Платон, Беркли и Юм относятся к важнейшим для нашего времени мыслителям. Но здесь все же не место для изложения их учений.

К счастью, «Систему логики» (1843) Джона Стюарта Милля можно считать естественным водоразделом; если эта работа, с одной стороны, стимулировала, — вызывая то восхищение, то негативную реакцию — многое из того, что получило развитие в современной философии, то, с другой стороны, она представляет собой кульминацию мысли последних десятилетий XVIII в., пусть даже Милль почти ничего не знал о Юме2. Ведь главной целью замечательного образования, полученного Миллем, — он подробно описывает его в «Автобиографии» (1873) — было сделать из него философа XVIII в. При всей его критике недостатков этого образования оно сформировало его жизнь и его труды.

Учителем Милля был его отец, Джеймс Милль, который сам был известным философом, психологом и экономистом, обладавшим неистощимой способностью учиться. Его героями были прежде всего Дэвид Гартли и Иеремия Бентам. В своих «Размышлениях о человеке» (1749) Гартли разработал психологическую теорию — ассоцианизм, в которой человеческие ум и познание изображались как результат деятельности нескольких психологических законов над материалом, данным в ощущениях. Поначалу ассоцианизм не привлекал к себе особого внимания и поддерживался несколькими, пусть горячими, поклонниками, пока Джеймс Милль не взялся за него и не развил его в своем «Анализе феноменов человеческого ума» (1829), работе, которая позже (в 1869 г.) была издана и снабжена примечаниями его сыном3.

Ассоцианизм привлек Миллей по тем же причинам, по которым теория «условных рефлексов» (кстати, весьма близкая ассоцианизму) получила поддержку советских теоретиков. По их мнению, эта теория отметает риторику и предрассудки относительно души, заменяя их тщательным психологическим анализом. Еще важнее для них было то, что все врожденные отличия уступают место перспективе безграничного совершенствования. «В психологии, — писал Милль о своем отце, — его фундаментальной основе

10

что весь человеческий характер формируется обстоятельствами под воздействием универсального принципа ассоциации, а отсюда следует возможность неограниченного улучшения морального и интеллектуального состояния человечества посредством воспитания». В одной из ранних работ Миллъ заявлял, что он разделяет веру своего отца в совершенствование; та же вера ничуть не ослабевает и в поздних сочинениях Милля. Врожденные отличия он всегда решительно отвергал, в том числе — и самым страстным образом — в книге «Порабощение женщин» (1869), где он доказывает, что «даже наименее сомнительные из различий» между полами таковы, что «они легко могли быть произведены обстоятельствами, ничуть не свидетельствующими в пользу каких-либо различий в природных способностях».

Если Гартли обучил Милля тому, что совершенствование возможно, то у Бентама он узнал, что величайшим препятствием на этом пути являются «корыстные интересы», поддерживаемые «фикциями», рядящимися в «святые истины». В какой-то мере Милль бунтовал против Бентама (чего он никогда не позволял себе против Гартли) — вершиной этого бунта является «Очерк о Бентаме» (1838). Под влиянием того, что он называл «европейской реакцией на мысль XVIII столетия», реакцией, представленной в Англии такими писателями, как Кольридж и Карлейль, Милль стал ощущать, что радикализм Бентама был доктринерским, что он был «эмпиризмом того, кто имел мало опыта». По предположению Милля, Бентам впадает в типичное заблуждение «человека с ясными идеями», который в своем стремлении к ясности приходит к выводу, будто «все то, что видится смутно, не существует». Бентам изгонял как туманное обобщение все то, что Милль называет «всем непроанализированным опытом человеческого рода»4.

Тем не менее сколько-нибудь длительный компромисс между Миллем и школой Кольриджа был невозможен; Кольридж и его последователи вообще не принимались в расчет как «интуиционисты» — любимое и по любому поводу используемое бранное слово Милля, — ибо они были выразителями корыстных интересов, а потому противниками учения об опыте. Более того, Милль полагал, что ошибочен их метод; он хранил верность — как противоядию против обобщений Кольриджа и Карлейля — тому, что он описывал как «метод деталей» Бентама. Этот метод заключался в «рассмотрении целого путем разложения его на составные части, рассмотрении абстракций путем разложения их на вещи; различении индивидов, которые составляют классы и обобщения; разламывании каждого вопроса на куски перед тем, как отвечать на него»5. Он никогда всерьез не сомневался в том, что ум есть комплекс чувств, общество — совокупность индивидов, а материальный объект — множество феноменов; философская проблема, с его точки зрения, заключается в том, чтобы детально описать точный способ того, как из индивидуального и фрагментарного образуется мир науки.

Влияние Бентама, естественно, более всего заметно в моральных и политических сочинениях Милля, но бентамизм также, если можно так выразиться, продиктовал границы логики и эпистемологии Милля. Ассоцйанизм, с его точки зрения, не является простой психологической гипотезой, которую нужно беспристрастно исследовать как таковую; он представляет собой важную предпосылку социальной политики. Сходным образом эмпиризм есть нечто большее, чем эпистемологический анализ; не быть эмпиристом — зна-

11

чит принадлежать «истеблишменту», значит быть защитником «священных» доктрин и институтов. Как он писал, представление о том, «что истины могут познаваться интуицией, независимо от наблюдения и опыта, является основной интеллектуальной опорой ложных доктрин и плохих институтов». Обратите внимание на эту связку: «ложные доктрины и плохие институты». Повсюду, где философские размышления самого Милля начинают угрожать тому, что он считает основаниями эмпиризма, или ставить под вопрос адекватность ассоцианизма, он тут же отшатывается, чего бы это ни стоило для связности его мысли.

Энтузиазм Милля по поводу французского позитивизма, в особенности позитивизма Огюста Конта6, развитого последним в многотомном «Курсе позитивной философии» (1830—1842), также постоянно сказывался на философии Милля — при всем его осуждении «Системы позитивной политики» Конта (1851—1854) как «совершеннейшей системы духовного деспотизма, которая когда-либо порождалась человеческим мозгом». Поначалу он не распознал тоталитарных следствий социальной философии Конта; Милль видел в нем просто философа, соединившего научный подход Бентама к обществу — чего столь явно не хватало, по его мнению, Кольриджу и Карлейлю — с историческим чувством, коего, как его тому научили Кольридж и Карлейль, недоставало Бентаму.

«Позитивизм» Конта, его тезис о том, что все познание заключается в описании сосуществования и последовательности феноменов, был уже знаком Миллю по учению его собственного отца; новизна же состояла в исторической гипотезе Конта, что позитивизм является последней стадией развития исследования, которой предшествовали сначала теология, а затем метафизика. На теологической стадии, считал Конт, люди объясняют феномены, относя их к произвольным актам наделенных духом существ; на метафизической стадии они заменяют духов «силами», «способностями» или «сущностями»; и только на третьей, позитивной стадии они приходят к тому, что «объяснение» есть просто описание имеющихся отношений между феноменами.

Некоторые формы исследования, по Конту, раньше достигают позитивной стадии, чем другие. Науки располагаются в логическом порядке (одна наука заимствует у другой часть своих законов), и этот порядок является также историческим порядком развития наук. Сначала возникает математика как общая теория чисел, а за ней следуют физика, химия и биология. Социальные науки должны были дождаться развития физики и биологии; теперь настал их черед: с появлением его трудов, полагал Конт, наука впервые была применена к обществу.

Этот вывод был отчасти связан с отрицанием Контом научного характера экономики и психологии: экономики, поскольку она абстрагирует «богатство» из социального контекста, а потому лишает себя понимания природы и развития экономической деятельности; психологии, поскольку никому не доступно наблюдать собственные психические процессы, не внося в них тем самым изменений. Эти аргументы вызвали возражения Милля — лояльного сына психолога и экономиста. Тем не менее он соглашается с Контом в том, что социальные науки отстали и их отсталость есть следствие того, что общество еще не изучалось подлинно научным образом — в противополож-

12

ность «интуиционистскому» воззрению, согласно которому общество представляет собой предмет такого рода, который вообще недоступен научному исследованию.

Более того, труды Конта подвели Милля к мысли, что нужен новый метод — конечно же научный, но во многом отличный от методов физики или химии, — применимый к исследованию общества. Имея такой ключ, он мог надеяться дополнить свою «Систему логики», над которой уже начал работать. Важнейшей целью этой книги было создание того, что Милль называл «логикой моральных наук» (на сегодняшнем языке — «методологии социальных наук»). Но сначала следовало расчистить почву. Чтобы иметь возможность систематического развития специальной логики моральных наук, нужно было разработать общую логику. Здесь от Конта было мало толку. По мнению Милля, Конт был достоин восхищения, пока описывал методы исследования, но он не снабдил описания критерием их доказательности. Кажется, он даже не признавал возможности различения между истинными и ложными выводами. Конт довольствовался описанием методов науки, Милль же хотел их обосновать.

 ΛΛΛ     >>>   

По отношению к множеству высказываний п высказывание s имеет вероятность р
Может игнорировать вероятность отличие состоит
Можем сказать о собственной боли
Реальности
Снег бел является именем предложения снег бел
Пассмор Д. Современные философы модернизма