<<<     ΛΛΛ     >>>   

С этим инструментарием Крипке обращается к своей заключительной теме — несостоятельности теорий тождества сознания и мозга. Любое тождество, полагает он, является необходимым тождеством. (Такой же точки зрения придерживается и Виггинс; между этими двумя мыслителями имеет место симбиотическая связь.) Стало быть, тождественные объекты являются необходимо тождественными, а истинные утверждения тождества между жесткими десигнаторами являются необходимо истинными. Правда, «в утверждениях случайного тождества могут использоваться» дескрипции, например, изобретатель бифокальных очков был первым главным почтмейстером Соединенных Штатов. (Франклин мог бы изобрести бифокальные очки, не будучи при этом главным почтмейстером.) Но такой возможности нет, когда тождество устанавливается между именованными объектами — напомним классический пример с «Геспером» и «Фосфором». А Крипке, как мы видели, расширил свою теорию имен собственных, включив в нее нарицательные существительные.

После того как Крипке все это установил, его аргумент против теории тождества можно представить в следующей общей форме: отождествляемые сущности, т.е. состояние мозга и состояние сознания, можно опреде-

70

лить как жесткие десигнаторы; следовательно, они могли бы быть связаны только необходимым тождеством; однако логически возможно, чтобы определенное состояние мозга существовало, а* соответствующее ему состояние сознания — нет; отсюда вытекает, что они не могут быть тождественными. Конечно, против второй посылки сторонник «случайного тождества» мог бы возразить, указав на такие, с его точки зрения, случайные тождества, как тождество теплоты и молекулярного движения. Однако и «теплота», и «молекулярное движение», утверждает Крипке, представляют собой жесткие десигнаторы; стало быть, их тождество является не случайным, а необходимым. То же самое было бы верно и в отношении предполагаемого тождества боли и возбуждения С-волокон. Поэтому и в этом случае, если имеется тождество, то оно должно быть необходимым.

Среди многочисленных современных философов, изучавших взаимосвязь между истиной, языком и реальностью, два особенно заслуживают внимания благодаря своей оригинальности и влиятельности — это американец Дональд Дэвидсон и англичанин Майкл Даммит. Не будь это так, каждый из них имел бы, хотя и по разным причинам, повод для оправдания. В течение более двадцати лет Дэвидсон не писал ничего, кроме статей, крайне разбросанных по разным местам публикации и по большей части очень кратких — до такой степени кратких, когда компактность из достоинства превращается в недостаток. Эти статьи связаны друг с другом и вплетаются в ткать философских споров. Может сложиться впечатление, что они содержат повторения, и, безусловно, есть несколько моментов, которые Дэвидсон постоянно старается втолковать читателю. Но то, что выглядит повторением, часто оказывается тонкой переформулировкой, за которой иногда стоит довольно важный пересмотр позиции. В общую теорию Дэвидсона входит положение о том, что для понимания отдельного убеждения или мнения мы должны рассмотреть всю систему идей и установок, в которую это убеждение включено. Это, безусловно, верно и в случае самого Дэвидсона. Хотя он не является темным автором в обычном смысле этого слова — правильней было бы назвать его «трудным для понимания», однако неудивительно, что очень часто изложение и критика его взглядов предваряются словами «если я правильно понял».

В отношении Даммита трудность в чем-то сходная, а в чем-то отличная. В течение какого-то времени он писал мало; его оксфордские друзья стали уже опасаться, что он так никогда и не напишет тех значительных трудов, которых они от него ждали. Когда же он написал их, то ими оказалась объемистая книга о Фреге с последовавшей за ней еще более объемистой книгой об интерпретации Фреге, которые вместе насчитывали более тысячи страниц и в которых переплетались собственные учения Даммита, критика современников и ответы на критику с их стороны. В целом результат был в высшей степени ошеломляющим. Затем был опубликован большой сборник статей, которые нельзя не учитывать, книга о математическом интуционизме, а в последующем еще несколько очень длинных статей.

Однако ни того, ни другого философа нельзя обойти вниманием. Их творчество, в особенности Дэвидсона, среди всего прочего, является отправной точкой для исследований плодотворно работающей группы молодых оксфордских философов, которые в историко-географическом плане являются преемниками философии «обыденного языка», но которые, как уже отмечалось, резко протестуют против этой философии, что находит от-

72

ражение и в их интересах, и в стиле их работ. (Они пишут в манере, которая часто бывает ужасно техничной и всегда крайне абстрактной, лишенной каких-либо ссылок на конкретные примеры.) Но эту новую «оксфордскую группу» никоим образом не следует относить к некритичным дэвидсонианцам. Член этой группы Дж.А.Фостер уже в 1976 г. был готов написать, что «проект Дэвидсона лежит в руинах». Но Дэвидсон был тем, кто их вдохновил *.

Мышление Дэвидсона напоминает бесшовное сплетение. Тем не менее мы можем провести приблизительную и легко распознаваемую границу между совокупностью статей, в которых главный интерес Дэвидсона связан с психологией 2 и которые собраны вместе в книге «Очерки о действиях и событиях» (1980), и его статьями по семантической теории, опубликованными в виде «Исследований по истине и интерпретации» (1984). Давайте начнем с немного более простых для изложения психологических статей.

После неудавшихся исследований в области экспериментальной психологии принятия решений, которые оказали важное негативное влияние на его мышление, Дэвидсон проявил интерес к поствитгенштейновской философской психологии и в особенности к книге Энском «Интенция». Мы рассмотрим два направления развития мысли Дэвидсона, представленные в его психологических трудах и связанные с его семантикой, которые привели к созданию онтологии. Первое из этих направлений вырастает из его отказа рассматривать интенциональное действие как «возвышающееся над» каузальным уровнем. «Обычное понятие причины, — подытоживает он в своих предварительных замечаниях, — имеет существенное значение для понимания того, что значит действовать мотивированно, иметь определенное намерение при совершении действия, действовать вопреки своему собственному разумению или действовать свободно» — хотя именно в данных случаях это понятие часто отбрасывали как бесполезное.

Здесь перед Дэвидсоном встает проблема, наиболее четко сформулированная им в работе «Ментальные события» (1970): как согласовать два, казалось бы, несовместимых факта: во-первых, тот факт, что человеческие действия, со всей очевидностью, входят составной частью в устройство природы, «оказывая каузальное воздействие на внешние по отношению к ним события и подвергаясь аналогичному воздействию с их стороны», и, во-вторых, тот факт, что имеются, как он полагает, «убедительные доводы против той точки зрения, что мышление, желание и сознательное действие можно, подобно физическим явлениям, подвести под детерминистические законы».

Важно само название этого очерка: «Ментальные события», а не «ментальные состояния» или «ментальные процессы». С этим связана вторая тема, проходящая через все творчество Дэвидсона и состоящая в том, что для обсуждения в надлежащем ключе каузальности, интенционального действия или психофизической проблемы следует прибегнуть к некоторой онтологии событий. На Дэвидсона оказало особенно сильное влияние учение Энском о

73

том, что одно и то же действие может быть в одном случае описано как интенциональное, а в другом случае — как неинтенциональное; например, я мог бы намеренно написать польское имя и ненамеренно написать его неправильно, не совершая при этом два отдельных действия. Что же на онтологическом уровне влечет за собой эти разные описания? Ответ Дэвидсона: событие. Правда, когда мы говорим о ком-то, что он совершил такое-то действие, мы, как правило, не упоминаем событие. Например, мы говорим: «Брут нанес Цезарю удар ножом», как если бы ничего кроме Брута, Цезаря и акта нанесения удара ножом здесь не предполагалось. Однако подобный анализ, как утверждает Дэвидсон в работе «Логическая форма предложений о действиях» (1967), является ошибочным. Логическая форма такого предложения выглядит примерно так: «Существует событие, которое есть событие нанесения-Брутом-удара-ножом-Цезарю». (В символическом виде это формулируется более аккуратно.)

Чем вызвано такое решение? Здесь Дэвидсон считает нужным обратиться к своей семантике. Если мы формулируем утверждения о действиях как утверждения о «событиях», нам становится понятно, говорит он, почему имеют место определенные следствия, которые невыводимы при более традиционных формулировках, например, почему «Брут нанес Цезарю удар ножом в спину» влечет за собой «Брут нанес Цезарю удар ножом». При традиционной формулировке мы имеем два отдельных предиката, приписываемых Бруту: «быть тем, кто ударил Цезаря ножом в спину» и «быть тем, кто ударил Цезаря ножом» — и при этом у нас нет стандартного способа перейти от первого ко второму. Но если мы предложим в качестве логической формы предложения «Брут ударил Цезаря ножом в спину» что-то вроде «Существует событие, которое есть событие нанесения Брутом удара ножом Цезарю и которое есть событие нанесения удара в спину Цезаря», то эта формулировка со всей очевидностью влечет за собой свою первую часть. (Для подобных формулировок он использует неизменный критерий: позволяют ли они вывести все возможные следствия.)

Однако здесь возникает трудность. На Дэвидсона огромное влияние оказал Куайн. Он цитирует известное изречение Куайна: «Нет сущности без тождества». Если же Дэвидсон собирается включить события в свою онтологию, он должен, при таком подходе, предложить некоторый критерий для установления тождественности события, описанного одним способом, событию, описанному другим способом. В качестве важного критерия он предлагает следующий: если события имеют одни и те же причины и одни и те же следствия, они должны быть одним и тем же событием.

На это можно возразить, что события не относятся к тому роду вещей, которые могут быть причинами и следствиями. Ибо некоторые философы, например Мэкки, считали, что причины при их надлежащем описании связывают факты, выразимые только в предложениях. Такая позиция, отвеча-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Пассмор Д. Современные философы модернизма 10 жесткие
Более детально выполненные построения в духе монтегю см
167 математики философия 87
156оксфордская философия 25 психология установки
Сто лет философии