<<<     ΛΛΛ     >>>   

Способности к непосредственному созерцанию лишен не только человеческий рассудок, но и разум. Отсюда вполне понятно и кантовское отношение к интеллектуальной интуиции, которой отводится место только за пределами сферы нашей познавательной способности. В этом плане его учение было шагом назад по сравнению с учением рационалистов, насквозь проникнутым познавательным оптимизмом, который Кант решительно отвергает. В этом и сказалась агностическая направленность его учения, призванная ограничить способность человеческого разума, дабы дать место вере.

Вместе с тем Кант ничуть не умаляет высокого назначения науки и возможности научного обоснования истины. Несмотря на то что Кант ограничивает достоверное знание областью одних явлений, в пределах этой области он выдвигает требование строгой доказательности и "рациональной формы знания". Так, Кант становится ярым защитником достоверности научного познания, вступая при этом в неразрешимое противоречие с собственным агностицизмом. С помощью математики и естествознания можно получить вполне достоверное знание в процессе познания мира явлений, хотя сущность "вещей в себе" по-прежнему останется непознаваемой. Логическими формами математического и естественнонаучного познания он считает все формы дискурсивного мышления, в том числе и формы рассудка.

Итак, задача научной философии, по Канту, заключается в том, чтобы объяснить факт существования достоверного знания вообще и в особенности в математике и естествознании. Считая возможным только познание мира явлений, Кант требовал строго логического доказательства полученных знаний. Завершая свои исследования о роли чувственной интуиции в познании, он утверждает, что всякая наука с необходимостью должна опираться на чувственную интуицию, но способности постигать тайны "вещей в себе" она лишена.

Решительно выступив против отрыва интуиции от системы чувственного познания, кантовская концепция отвечала духу времени, но вместе с тем такая позиция в определенной мере возвращала проблему в ее старое русло, лишала собственно философской остроты. Видимо, поэтому взгляды Канта на природу интуиции не получили дальнейшего развития.

Разработка проблемы интуиции продолжалась вестись в непосредственной связи с вопросами методологии научного познания. В начале XVII в. в естествознании по-прежнему господствовали эмпирические методы, что обусловило преобладание эмпиризма в методологии научного познания, хотя в методологии математики сохранился рационализм. Попытка Канта создать свою методологию научного познания, сочетающую эмпирические и теоретические методы, не увенчалась успехом. Однако сама постановка вопроса получила дальнейшее освещение в философской и естественнонаучной литературе (прежде всего материалистического направления), хотя и повлекла за собой отказ от интуиции.

Нет ничего удивительного в том, что русская философская мысль XVIII в., впитавшая в лице Ломоносова лучшие традиции материалистического мировоззрения, вообще не обращается к проблеме интуиции. Необходимо было прежде решить вопрос о соотношении чувственного и теоретического в познании – эту важную проблему научной методологии, обусловливающую дальнейшее исследование проблемы интуиции.

М. В. Ломоносов (1711-1765) дает замечательное для своего времени обоснование необходимости сочетания чувственных восприятий и теоретических обобщений, решительно выступая против рационализма. Познание, с точки зрения Ломоносова, совершается следующим образом: "Из наблюдений устанавливать теорию, через теорию исправлять наблюдения есть лучший всех способ к изысканию правды"16. Путь познания, по Ломоносову, невозможен без опыта, эксперимента, без чувственных восприятий. "Ныне ученые люди, а особенно испытатели натуральных вещей, мало взирают на родившиеся в одной голове вымыслы и пустые речи, но больше утверждаются на достоверном искусстве. Главнейшая часть натуральной науки – физика – ныне уже только на одном оном свое основание имеет. Мысленные рассуждения произведены бывают из надежных и много раз повторенных опытов"17.

Будучи блестящим экспериментатором и основоположником опытной науки в России, Ломоносов с сознательно-материалистических позиций критикует односторонность эмпиризма. Одних наблюдений для науки недостаточно, ученый должен еще уметь и размышлять – лишь тогда получит он теоретические выводы. "Великое есть дело – достигать во глубину земную разумом, куда рукам и оку досягнуть возбраняет натура: странствовать размышлениями в преисподней, проникать рассуждениями сквозь тесные расселины и вечною ночью помраченные вещи и деяния выводить на солнечную ясность"18. Ломоносов не только делает попытку синтезировать чувственное и рациональное познание, но и вводит в свое толкование элементы диалектики. "Истинный химик должен быть теоретиком и практиком. Химик должен доказывать все, что говорится в химии. Но то, что он доказывает, ему надо сперва познать, т.е. приобрести историческое познание изменений смешанного тела, и, следовательно, быть практиком... Далее он должен уметь доказывать познанное... т.е. давать ему объяснение, что предполагает философское познание... Отсюда следует, что истинный химик должен быть и теоретиком"19.

Ломоносов вплотную подошел к проблеме соотношения непосредственного и опосредствованного знания как результатов чувственного и теоретического познания. Но, будучи естественником и экспериментатором, он не занимался специально поиском новой методологии, поэтому вопрос об интуиции перед ним не вставал. А в той форме, в какой использовали интуицию рационалисты и эмпирики XVII в., Ломоносов ее не приемлет.

Важно отметить, что материализм Ломоносова, хотя и несет на себе печать созерцательности, метафизической ограниченности, качественно отличается от материализма Спинозы, Гоббса, Локка. Поэтому отказ от интуиции, к которой обращались его предшественники, имеет не случайный, а скорее принципиальный характер. И если XVIII в. в лице Канта и его концепции чувственной интуиции история философии предаст забвению, то Ломоносов своей теорией познания во многом предвосхитил диалектические тенденции в учении об интуиции как непосредственном знании Фихте и Гегеля и оказал огромное влияние на разработку проблемы интуиции в русской философии.

Иоганн Готлиб Фихте (1762-1814) является одним из наиболее последовательных приверженцев субъективного идеализма. В обосновании последнего интуиции принадлежит особая роль. Фихте рассматривает интуицию как метод постижения его философского учения. В письме к философу Рейнгольду он пишет, что то, о чем он хочет сообщить, есть нечто такое, чего собственно нельзя ни сказать, ни уловить в понятии и что может быть достигнуто лишь интуицией.

Основной категорией фихтевского "Наукоучения" является понятие "действование", которое, в свою очередь, делает возможным познание. Это "действование", по Фихте есть продукт интуиции. Интуиция в то же время служит орудием разрешения противоречий, заключенных в исходном действовании.

Все основоположения фихтевского "Наукоучения" выводятся из деятельности абсолютного субъекта ("Я"). Объект обозначается через "Не-Я". Между "Я" и "Не-Я" существует противоречие, которое разрешимо только благодаря созерцанию и по определенным законам этого созерцания. Это созерцание, по терминологии Фихте (что характерно также и для Канта, Шеллинга), отождествляется с понятием интеллектуальной интуиции.

В отличие от Канта, признававшего за человеческим разумом способность только к чувственной интуиции, Фихте считает, что в познании используется интуиция нечувственного характера. Именно через интеллектуальную интуицию абсолютного самодеятельного "Я" становится возможным понятие действования. Так, Фихте вводит в философию понятие интеллектуальной интуиции.

Большим достижением Фихте была диалектическая тенденция в его философии. Жизнедеятельность – не мертвая, а диалектически развивающаяся в процессе разрешения противоречий субстанция. И интеллектуальная интуиция направлена на постижение этой диалектически развивающейся жизни. Кроме того, интуиция у Фихте – метод действенного познания. Это существенно отличает концепцию Фихте от соответствующих представлений рационалистов XVII в., у которых интуиция позволяла лишь пассивно познавать бесконечную и неизменную субстанцию, оторванную от мира конечных вещей.

В интеллектуальной интуиции Фихте "Я" полагает самое себя. Поэтому субъективное и объективное в нем сливаются. Объект и субъект представляют собой диалектическое единство противоположностей, и только интеллектуальная интуиция, по мнению Фихте, снимает эту противоположность, являясь таким образом необходимым компонентом в познавательном процессе. Но, будучи субъективным идеалистом, Фихте отмечает абсолютный характер непосредственности интеллектуального созерцания (интуиции) вместо диалектического единства непосредственного и опосредствованного в познании.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Есть известный кусочек фантазии
Формы интуиции действуют в познании всегда в диалектической взаимосвязи с известными формами познания
Базирующихся на выдвижении гипотез
Отсюда понятно деятельности проблемы
Проще истина есть интуиция