<<<     ΛΛΛ     >>>   

Перед угрозой самоотчуждения, подстерегающего нас на каждом шагу, заполнившего существование, я твердо решил предпослать моему циклу лекций краткий этюд о самоуглублении. Разумеется, мне пришлось быть Предельно кратким, поскольку я просто не мог брать частные случаи. К примеру, нераскрытым остался вопрос о том, что самоуглубление, как и все человеческое, зависит от пола. Ведь существует самоуглубление мужское и женское. Ибо в последнем случае речь идет не о «нем», а о «ней», о той, что является самой собой.

498

Также скажу, что на Востоке люди самоуглубляются иначе, чем на Западе. Западный человек через самоуглубление ищет ясности. Вспомним Гёте: Ich bekenne mich zu dem Geschlect Das aus dem Dunkel ins Helle strebt*.

Как известно, Америка и Европа тоже попытались опереться не на мифы, а на ясность идей. И поскольку ныне обнаружилась явная нехватка последних, люди — на грани отчаяния.

Макиавелли (который, как ни странно, не имеет отношения к макиавеллизму) однажды тонко подметил, что, когда войска теряют боевой дух и в панике бегут, остается лишь одно средство: rUornare al segno (вернуться под знамя), иначе говоря, сплотиться, собрать рассеянные полки. Юные поколения, если они хотят остаться чистыми и душой и телом, должны посвятить себя ясным идеям, — всему, что, имея четкие контуры, чурается ненужного и лишнего, ограничивается только жизненно важным. Повторяю: нам давно пора отказаться от мифов в пользу ясных и разных идей. Именно к этому три века тому назад призывал настойчиво и торжественно один из острейших умов Запада — Рене Декарт, этот, по образному и очень точному выражению Пеги, «неистовый рыцарь Франции, который решительно бросился вперед». Конечно, Декарт с его рационализмом — это вчерашний день. Но человек вообще ничего не значит, если не продолжает дела своих отцов. Чтобы преодолеть прошлое, нужно поддерживать с ним живую связь. И коль скоро мы желаем на него опереться, нужно всегда ощущать под ногами его твердую почву.

Итак, если мы все же хотим увидеть новый рассвет, следует незамедлительно разобраться в том, что такое общество и общественное. Из огромного числа тем, требующих разъяснения, этот вопрос — достаточно узкий и (что хуже всего) исключительно сложный. Но его решение не терпит отлагательств. Именно в нем — глубинные корни главных понятий: государства, нации, закона, свободы, власти, коллективности, справедливости, — понятий, которые и поныне тревожат смертных. Если мы не добьемся здесь .хотя бы минимальной ясности, все они так и оста-

499

Блажен, кто вырваться на свет Надеется из лжи окружной.

нутся мифами. Постараемся все же уйти от мифов и постичь самую толику сути —· добиться хотя бы относительной ясности. На большее трудно рассчитывать. Я даю лишь то, что могу; и пусть другие, способнее меня, пройдут по моему следу и так же щедро поделятся своими открытиями.

500

II. Личная жизнь

Итак, человек вновь — в который раз! — потерялся. И ничего удивительного здесь нет. На протяжении истории он терялся не однажды. Больше того, в отличие от остальных существ человеку вообще свойственно теряться в дебрях собственной жизни, исчезать внутри самого себя. Только благодаря этому небывалому чувству заброшенности человек неожиданно находит силы вновь устремляться к себе навстречу. Чувство заброшенности — таков и трагический удел, и почетная привилегия человека.

Руководствуясь единственным желанием — познать истину, попытаемся обнаружить очевидные, несомненные факты, которые в самом строгом смысле слова можно назвать «социальными». Операция предстоит тонкая и смелая: нащупать в определенном типе фактов предельный феномен — реальность, безошибочно и бесспорно отличающуюся от всех остальных, иначе говоря, не сводимую к любому другому возможному роду фактов. Нам придется отступить к самому последнему порядку реальности, к такому ее измерению, которое, будучи радикальным, уже не скрывает в себе какой-либо иной реальности. Наоборот, в силу исходное™ данной реальности все прочие с необходимостью проявляются именно в ней.

Такой радикальной реальностью, на основе которой мы и должны будем в конечном счете строить свое познание, является человеческая жизнь.

Произнося всякий раз слова «человеческая жизнь» без какой-либо оговорки, я не имею в виду жизнь другого. На-

501

оборот, пусть каждый представит себе свою жизнь, подумает о ней. Как радикальная реальность, человеческая жизнь есть жизнь каждого и, стало быть, только моя. Упрощая, si буду иногда говорить «наша жизнь», но опять-таки подразумевая при этом лишь жизнь каждого, а не жизнь других или какую-то мнимую, общую жизнь. Жизнь других, жизнь моего приятеля, возлюбленной — это лишь некое представление на сцене моей собственной жизни (то есть жизни каждого). А значит, «жизнь других» предполагает последнюю. Жизнь другого, даже близкого и дорогого человека, для меня только зрелище (как дерево, скала, парящее облако). Я наблюдаю эту жизнь, но не являюсь ею, иначе говоря, не переживаю ее. Так, если у другого болят зубы, я вижу только страдальческое выражение лица, судорожно сжатые губы и т. д.; одним словом, мне открывается картина чужого недуга. Но чужая зубная боль никоим образом не касается меня самого, и, следовательно, мое отношение к ней не имеет ничего общего с моей зубной болью. Строго рассуждая, зубная боль ближнего — это только моя догадка или же предполагаемая мнимая боль. Напротив, мое страдание — несомненно. По сути, мы никогда не можем быть до конца уверены в том, что у приятеля, приставшего к нам со своей зубной болью, действительно болят зубы. Из такой зубной боли явлены только внешние признаки, отнюдь не тождественные самой боли, а именно: лицевые судороги, замутненный взгляд, ладонь, подпирающая щеку, — жест, настолько несовместимый со своей причиной, что кажется — это не зубная боль, а птица, которую он поймал и боится, что она вот-вот упорхнет. Чужая боль — не радикальная, а вторичная, производная, сомнительная реальность. От радикальной реальности в ней вид, кажимость, знак — единственное, что дано явно и несомненно. Но отношение между знаком и означаемым, между выражением и выраженным в конечном счете двусмысленно и обманчиво. Ведь находятся люди, которые, преследуя свои личные цели, способны разыгрывать всю mise en scene зубной боли, не испытывая на самом деле ни малейших страданий. Жизнь не терпит притворства — в чем нам еще предстоит убедиться, — поскольку, выдумывая что-то, притворяясь перед собой, мы, безусловно, отдаем себе отчет, что подобный вымысел никогда не бывает убедительным, ибо в глубине души нам ясна вся его неподлинность. Иначе говоря, никак нельзя до конца обмануться, самого же себя уличая во лжи. Вот эта неумолимая

502

подлинность нашей жизни — очевидная, несомненная, бесспорная (подлинность жизни каждого) — и есть первая причина, в силу которой я называю ее «радикальной реальностью».

Но существует и иная причина. Называя жизнь «радикальной реальностью», я отнюдь не подчеркиваю ее какого-то особого, возвышенного, утонченного смысла. Жизнь радикальна (от латинского radix — корень), поскольку служит условием всех остальных реальностей. А значит, все они (чтобы быть именно реальностями) всегда должны так или иначе проявляться, по крайней мере заявлять о себе в трепетных недрах нашей жизни. Итак, данная радикальная реальность (моя жизнь) настолько далека от всякого эгоизма и солипсизма, что, по сути, служит площадкой, сценой, на которой неизбежно являет себя любая иная реальность, нисходя, подобно Святому Духу. Даже Бог обречен как-то заявлять о своем существовании, чтобы быть для нас Богом. Вот почему Он сияет на Синае и предстает неопалимой купиной на краю дороги, выгоняет вервиями торгующих из храма и проплывает над Голгофой на деревянном кресте, будто на трехмачтовом паруснике.

Поэтому и немыслимо сколько-нибудь полное знание (то есть глубокое, радикальное), если мы не обнаруживаем, не уточняем места и обстоятельства, где — внутри круга нашей жизни — что-либо проявляется, проясняется, всплывает, возникает, одним словом, существует. «Существовать» — вот изначально грозный глагол, обозначающий жизненную ситуацию. Вот когда перед нами внезапно возникает, встает, как из-под земли, опасный противник, преграждая нам путь. Существование всегда предполагает сопротивление. Поэтому существующий утверждает себя, даже когда пытаешься подавить сопротивление, уничтожить его или же попросту не считаться с ним. Итак, существующий, возникший — это реальность, поскольку реальностью является все, с чем мы так или иначе вынуждены считаться. Ибо всякая реальность всегда налицо, она существует, присутствует. Удивительная, доходящая до абсурда неразборчивость в употреблении слов привела к тому, что понятия «существовать» и «существование» уже давно приобрели туманный, весьма сумбурный смысл, прямо противоположный их древнему, тысячелетнему значению.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Обратившись к нашей манере приветствовать кого то на улице
Всякая человеческая жизнь в любой миг находится в определенной ситуации значение говорит
ОртегаиГассет Х. Человек и люди современной философии 8 общества
Но этот новый объективный мир
человекообразная обезьяна так похожа на нас