Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
У М.Вебера "социология" - это только название его учения. Достаточно иметь самое общее представление о его творчестве, чтобы понять, что перед нами то, что можно определить как понимающую историю, и что он сам иногда очень неудачно называл "эмпирической социологией". Его мотивы в данном случае можно понять. Хотя социологи-позитивисты и возвели в принцип "голую фактичность", то есть ползучий эмпиризм, вся их социология есть чисто умозрительная конструкция. А метод Вебера - это не эмпиризм и не теоретизм, если можно так выразиться, а это тот органический сплав логики и исторического факта, которого до него достигал только Маркс. И потому совсем неслучайно Маркс пользовался у Вебера неизменным уважением. Уточним, что мы здесь имеем в виду прежде всего методологические и теоретические основы современной социологии, не касаясь тех процедур и методик, которые используют в так называемых "эмпирических" социологических исследованиях. Об этих исследованиях необходим особый разговор, хотя и они изначально связаны с традицией позитивизма. Итак, метод Вебера, как бы он сам его ни называл, есть именно метод понимающей истории. Когда Вебер пишет о городе, то это именно история города. Когда он пишет "Социологию религии", то это именно история религии. Когда он пишет "Рациональные и социологические основания музыки", то он пишет именно историю музыки. Подобно этому, у Маркса глава о "первоначальном накоплении" капитала есть именно история первоначального накопления капитала. А.И.Неусыхин, является тем редким исследователем Вебера, который в общем правильно отмечает своеобразие его творчества. С его точки зрения, в этом творчестве соединяются, как выражается Неусыхин, "социологические устремления" и "конструктивное мышление" с "ощущением конкретной исторической действительности". Неудачно здесь только слово "социологические". Может, более удачно здесь выразился как раз Г.Риккерт, который говорит, что в науке Вебера "история связана с систематикой и которая поэтому не укладывается ни в одну из обычных методологических схем". Но если употреблять марксистскую терминологию, то речь идет о наличии в методологии Вебера единства логического и исторического. Сходство методологии Маркса и Вебера состоит не просто в этом единстве, но и в том, что логика, применяемая к истории, добывается у обоих из самой истории. Именно таково понятие "идеального типа" у Вебера, которое, по словам того же Неусыхина, есть "орудие познания исторической действительности, взятое из нее самой". Сами же по себе эти "идеальные типы" или "идеально-типические конструкции" не имеют никакой ценности и никакого значения, кроме методологического. То же самое и у Маркса, у которого категории для понимания истории добываются из самой истории. Но они так же, как и "идеальные типы" Вебера, "отнюдь не дают рецепта или схемы, под которые можно подогнать исторические эпохи". Это не готовые клише, а то, что Кант называет "схемами", которые позволяют организовать эмпирический материал в соответствии с его собственной логикой. Но добывание таких категорий - не все дело, а только полдела. "Наоборот, - как пишет Маркс, - трудности только тогда и начинаются, когда приступают к рассмотрению и упорядочению материала...когда принимаются за его действительное изображение". "Изображение действительности, - пишет далее Маркс, - лишает самостоятельную философию ее жизненной среды. В лучшем случае ее может заменить сведение воедино наиболее общих результатов, абстрагируемых из рассмотрения исторического развития людей. Абстракции эти сами по себе, в отрыве от реальной истории, не имеют ровно никакой ценности. Они могут пригодиться лишь для того, чтобы обеспечить упорядочение исторического материала, наметить последовательность отдельных его слоев". М.Вебер не знал "Немецкой идеологии" Маркса и Энгельса, откуда взято процитированное выше место, как не знал он других ранних работ Маркса. И он не мог их знать, потому что эти работы были опубликованы уже после его смерти в 1920 году. Но ход развития социальной науки у Маркса и Вебера общий: история - логика - история. Это именно триада, или, что то же самое, отрицание отрицания. Сначала история выступает в качестве "голой фактичности", затем из нее извлекаются ее основные категории, в том числе и основные периоды, а затем уже исторические факты излагаются в их собственной связи. Только на этом, а именно на собственной внутренней логике самих исторических фактов, завершается цикл действительной общественной науки.
"Понимающая социология" на фоне позитивистской социологии
Совсем иначе все выглядит в позивистской социологии, где история служит только сырым материалом, а самостоятельного значения не имеет, как не имеет для социологии самостоятельного значения историческая творческая деятельность людей. То, что сегодня именуют "социологией", тоже задает номенклатуру, т. е. дает термины для понимания общества, но ни в коем случае не дает понимания сути, которое должно быть извлечено из самой истории. Своеобразие теоретической социологии в том, что она разъяснением терминов и ограничивается. А факты должны иллюстрировать предложенные разъяснения. Потому социология, в отличие от понимающей истории, при наличии всех своих "эмпирических" исследований, - совершенно абстрактная наука. История здесь отдельно и теория отдельно без всякого единства и диалектики. Тем не менее, наука об обществе не может быть неисторической наукой. Если она - неисторическая наука, то она рассматривает общество как не-общество, т. е. как некий мертвый объект, а не живой организм. Отсюда сходство современной социологии с естественной наукой. Отсюда ее количественные методы. Ведь категория количества распространяется только на те вещи, которые представляют собой усредненные статистические единицы. О самодеятельной, творческой и свободной личности здесь не может быть и речи. Таким образом, современная социология подходит к человеку и в теории, и в "эмпирических" исследованиях как к объекту, а не субъекту. И тем самым она признает ситуацию отчуждения, где человек - нечто вроде вещи, как единственно возможную. Иначе она не смогла бы подойти к нему "научно". Естественно, что такого рода социальная наука не дает никакой почвы для критицизма. Она не дает метода для понимания данной исторической формы общества, потому что рассматривает всякое общество как общество "вообще". А основание для критики - это присущие данной конкретной форме общества противоречия. Позитивистская социология не видит никаких противоречий, она видит только "конфликты", которые являются следствием недоразумений, а потому могут быть улажены посредством "выяснения отношений". Надо сказать, что перерождение марксистского историзма в социологизм происходило в СССР по мере стагнации советского общества. И в эпоху застоя самое революционное учение превратилось в охранительное. Потому и появился в конце концов жуткий симбиоз под названием "марксистская социология" - противоестественное соединение Конта и Маркса. И совсем неслучайно эту буржуазную по своей сути науку возглавил один из самых казенных марксистов - "диаматчик" М.Руткевич. Ведь "диамат" как раз совместим с "марксистской социологией". Но социология совершенно несовместима с материалистическим пониманием истории, для которого никакая форма общества не является ни абсолютной, ни окончательной. Социология - апологетическая наука, призванная обслуживать "гражданское общество". "Во всех случаях, - писал Маркузе, - новая социология должна соотноситься с фактами существующего социального порядка и, не отвергая необходимости в исправлении и улучшении, должна исключать любое движение, направленное на ниспровержение и отрицание этого порядка. В результате концептуальная направленность позитивной социологии должна иметь апологетический, оправдательный характер". И к этому выводу можно присоединиться. Но вернемся к Веберу, методологию которого очень трудно характеризовать, потому что она крайне неоднозначна. Но неоднозначна она не потому, что Вебер - путаник, а потому, что он стремится учесть всю совокупность факторов, определяющих исторический процесс. С этим связано непреходящее научное значение одного из главных трудов Вебера "Протестантская этика и дух капитализма" (1904- 1905), в котором он исходит из мотивации деятельности буржуа как закона-тенденции становления и развития капитализма в Европе. Вебер показывает необходимую связь этой мотивации и этой тенденции с протестантизмом. Но было бы неверно сказать, как это очень часто делают, что Вебер "вывел" европейский капитализм из протестантизма. Он усматривает здесь более сложную взаимосвязь явлений. И говорить в данном случае нужно именно о взаимосвязи. Ведь в общественной жизни и истории нет односторонней, линейной зависимости причин и следствий. И материалистическое понимание истории, к которому очень близок Вебер, не отрицает идеальных мотивов деятельности людей, которые при определенных материальных условиях могут реализовать только определенные цели. Особое внимание Вебер уделяет капиталистической рационализации труда. Во-первых, потому, что производство при капитализме начинает вестись в крупных масштабах, а во-вторых, потому, что наемный труд, который в массовом масштабе начинает применяться именно при капитализме, не способен к самоорганизации, а следовательно должен быть организован внешним образом. В обоих случаях требуется точный расчет и учет возможных последствий и эффектов. Вместе с тем в указанных обстоятельствах труд не регламентирован сословными, цеховыми, семейными и другими корпоративными обычаями и традициями. Отсюда при капитализме, как отмечает Вебер, возникает многочисленный бюрократический аппарат. Бюрократия у Вебера - один из главных объектов исследования. И в этом анализе он показывает противоречивую роль бюрократии в общественном развитии. В общественной жизни вообще это всегда индивидуальное отклонение платона совершенно |
|
|
|
|
